Осада Каменца (1228)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада Каменца (1228)
Основной конфликт:
Междоусобная война в Южной Руси (1228—1236)
Дата

1228

Место

Каменец

Причина

борьба за г.Чарторыйск

Итог

отход союзников

Противники
Волынское княжество Черниговское княжество

Киевское княжество
Турово-Пинское княжество
половцы

Командующие
Даниил Романович Михаил Всеволодович

Владимир Рюрикович
Ростислав Святополчич
Котян

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Война за объединение
Галицко-Волынского княжества
 
Междоусобная война
в Южной Руси (1228—1236)

Осада Каменца — один из основных эпизодов междоусобной войны после смерти Мстислава Удатного, удачная оборона пограничного волынского города силами Даниила Романовича от войск широкой русско-половецкой коалиции.





История

Во второй половине 1220-х годов в Волынском княжестве имел место необычный случай наследования. Мстислав Ярославич Немой перед смертью завещал Луцк Даниилу Романовичу, поручив ему своего сына Ивана (вскоре умершего), в нарушение прав своих старших племянников Ярослава и Владимира Ингваревичей.

Ярослав занял Луцк, а пинские князья — Чарторыйск. Даниил заручился поддержкой Мстислава Удатного, но тот вскоре умер (1228). Тогда Даниил обменял у Ярослава Луцк на другие уделы, а сыновей Ростислава пинского захватил в Чарторыйске. Это стало поводом для похода против Даниила соединённых сил Владимира Рюриковича киевского, Михаила Всеволодовича черниговского (включая курян и новгородцев) и половцев Котяна, состоявших также в союзе с контролирующими Галич венграми.

Даниил решил остановить союзников на границе Волынского княжества, сев в осаду в Каменце и таким образом задержав противников (некоторыми историками[1] летописный Каменец именно применительно к описываемым событиям отождествляется с Кременцом — одним из немногих русских городов, не взятых монголо-татарами во время их нашествия на Русь).

Даниил попросил о помощи краковского князя Лешко Белого (несколько раз в начале 1220-х годов помогавшего ему против Мстислава Удатного и Александра белзского) и договорился с половецким ханом Котяном (дедом своей жены по матери) об отводе войск. Котян покинул союзников, пограбил галицкую землю, контролируемую венграми, и ушёл в степь. Союзники предпочли снять осаду и вернуться домой. Даниил же, дождавшись прихода польской помощи, провёл при участии Александра белзского ответный поход в Киевское княжество и заключил мир.

Итоги

Пинские князья с тех пор стали подручниками Даниила, а Владимир Рюрикович киевский — его союзником[2]. Тем самым Даниил перехватил стратегическую инициативу и смог впервые завладеть Галичем в 1230 году.

Напишите отзыв о статье "Осада Каменца (1228)"

Примечания

  1. Греков И. Б., Шахмагонов Ф. Ф. «Мир истории. Русские земли в XIII—XV веках». М.: «Молодая гвардия», 1988. ISBN 5-235-00702-6
  2. Костомаров Н. И. [www.magister.msk.ru/library/history/kostomar/kostom07.htm Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей]

Ссылки

  • [www.bibliotekar.ru/rus/86.htm Галицко-Волынская летопись]

Отрывок, характеризующий Осада Каменца (1228)

– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.