Осада Кандии
| Осада Кандии | ||||||
| Основной конфликт: Турецко-венецианская война 1645—1669 годов | ||||||
 Город Кандия и его укрепления (1651) | ||||||
| Дата |
1648—1669 годы | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Место | ||||||
| Причина |
Турецкая экспансия | |||||
| Итог |
Победа Турции | |||||
| Противники | ||||||
| ||||||
| Командующие | ||||||
| ||||||
| Силы сторон | ||||||
| ||||||
| Потери | ||||||
| ||||||
| Общие потери | ||||||
| ||||||
Осада Кандии (1648—1669) — осада Османской империей основного опорного пункта венецианцев на острове Крит — крепости Кандия (ныне Ираклион) — во время турецко-венецианской войны середины XVII века. Осада длилась с 1648 по 1669 год и вошла в историю как самая длительная; завершилась падением Кандии.
Содержание
Предыстория
В XVII веке власть Венеции в Средиземноморье ослабла, а поскольку Османская империя усилила свои позиции, Венеция старалась поддерживать с ней хорошие отношения. Однако рыцарский орден Святого Иоанна считал своим долгом воевать с сарацинами везде, где они попадутся. Турецкие султаны же рассматривали венецианцев как ответственных за действия всех христианских кораблей в восточном Средиземноморье, поэтому действия иоаннитов постоянно служили источником осложнений между Венецией и Османской империей.
В начале октября 1644 года иоаннитская эскадра из шести кораблей напала на османский конвой, следовавший из Александрии в Константинополь. С награбленным, которое включало часть гарема султана, возвращающегося из паломничества в Мекку, иоанниты уплыли на Крит, в Кандию.
В ответ османская армия численностью 60 000 человек во главе с Юсуф-пашой[en] высадилась на венецианском Крите и заняла Ла Канеу (современная Ханья) и Реттимо (современный Ретимно). На взятие каждого из этих городов османы потратили по два месяца. После этого турки заняли остальную часть острова и подготовились к осаде основного опорного пункта венецианцев — Кандии.
Осада
Осада Кандии началась в мае 1648 года. Три месяца турки потратили на то, чтобы блокировать город с суши и с моря, а также отрезать его от водоснабжения. В течение следующих 16 лет они безрезультатно бомбардировали Кандию.
Венецианцы, в свою очередь, стремились блокировать пролив Дарданеллы, чтобы предотвратить обеспечение османских экспедиционных войск на Крите. Это привело к ряду сражений на море: 21 июня 1655 года и 26 августа 1656 года венецианцы одержали победы, хотя венецианский командующий, Лоренцо Марчелло, погиб в последней битве. 17—19 июля 1657 года османский флот взял верх над венецианским; капитан венецианцев Ладзаро Мочениго был убит упавшей мачтой.
Венеция получила помощь от других западноевропейских государств после 7 ноября 1659 года, когда был заключён Пиренейский мир между Францией и Испанией. Однако Вашварский мир (10 августа 1664 года) освободил значительные османские силы для действия против венецианцев в Кандии.
В 1666 году венецианцы попытались вернуть Ла Канеу, но потерпели неудачу. В следующем году полковник Андреа Бароцци, венецианский военный инженер, перешёл на сторону турок и дал им информацию о слабых участках в укреплениях Кандии. В 1669 году для снятия осады в Кандию подоспели французские экспедиционные силы, но они также потерпели поражение, потеряв 24 июля вице-флагман флота «Терез» (фр. Thérèse): 900-тонный линейный корабль, вооружённый 58 орудиями, по неизвестным причинам взорвался. Это двойное бедствие подорвало моральный дух защитников города.
Очевидно, из-за неудавшихся усилий по оказанию помощи и потери столь ценного военного корабля французы оставили Кандию. У командующего венецианской армией Франческо Морозини осталось лишь 3 600 человек, подкреплений не ожидалось, а от оборонительных сооружений остались лишь руины. Поэтому он принял условия турок и сдался великому визирю Ахмеду Кёпрюлю 27 сентября 1669 года. В последующем его неоднократно упрекали в сдаче оплота Венеции на Крите без разрешения Большого совета.
По условиям сдачи всем христианам разрешалось покинуть Кандию с тем, что они могли унести, однако вся артиллерия, которая была в городе до начала осады, оставалась победителям.
В октябре, когда новости о падении Кандии достигли папы римского Клемента IX, он заболел и спустя два месяца умер.
Итоги
Венеция сохранила владения Грамвуса, Суда и Спиналонга, где венецианские суда могли остановиться во время путешествий в восточное Средиземноморье. После падения Кандии венецианцы отчасти компенсировали утрату за счёт расширения владений в Далмации.
В литературе
- Осада Кандии фигурирует в историческом романе Йена Пирса «Перст указующий», главный герой которого — венецианский ветеран той осады.
Напишите отзыв о статье "Осада Кандии"
Ссылки
- [samlib.ru/s/semchenkow_j_s/memuarynawajlja-1.shtml Мемуары герцога де Навайля… (перевод Я. С. Семченкова)]
- [www.hellenicbookservice.com/Kriti/cretan_history.htm#1217-1669 A Very Brief History of Crete, Stelios Jackson] (англ.)
- [www.hri.org/infoxenios/english/crete/history.html Crete: History and culture, Turkish Occupation (1669—1898)] (англ.)
- [www.msc.gr/veniva/uk/main/p2.htm The War for Candia, by the VENIVA consortium] (англ.)
- [www.veneto.org/history/serenissima3.htm#1645 Venice Republic: Renaissance, 1645—69 The war of Candia, by Marco Antonio Bragadin] (англ.)
- [www.holiday-malta.com/resort/malta/history/knightsofmalta3.htm Knights of Malta — Order of St John] (англ.)
Отрывок, характеризующий Осада Кандии
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
