Осада Картахены

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада Картахены
Основной конфликт: Война за ухо Дженкинса

План Картахены на 1740 год
Дата

март — май 1741 года

Место

Картахена де Индиас

Итог

Победа Испании

Изменения

Снятие осады

Противники
Испания Великобритания
Вирджинская компания
Командующие
Блас де Лесо Эдвард Вернон
Силы сторон
всего: 3000[1]
1100 солдаты
400 морская пехота
600 моряки
300 ополчение
600 лучники из местных индейских племён[2]
всего: 30 000[3]
11 400 солдаты, моряки;
3600 американское ополчение;

300 африканские рабы;
15 398 Королевская морская пехота[4]

Потери
800 убитых

1200 раненых [5]

9500-11 500 убитых и умерших

7500 раненых и больных
1500 орудий потеряно[6]

 
«Война за ухо Дженкинса»
ПортобелоФорт Св.АвгустинаЭкспедиция Джорджа АнсонаКартахенаБлади-МаршГавана

Осада Картахены де Индиас (англ. Battle of Cartagena de Indias, исп. Sitio de Cartagena de Indias) — осада британскими войсками и флотом испанского города Картахена де Индиас (современная Колумбия) в ходе Войны за ухо Дженкинса в марте — мае 1741 года. Окончилась для англичан безрезультатно.





История

К моменту начала осады город представлял собой крупный центр испанской торговли с населением 10 000 человек и был сильно укреплен. Форт Сен-Луи имел 82 пушки и 3 мортиры, около него были сооружены 3 батареи на 8, 15 и 4 орудия; фашинная батарея Барадера была вооружена 15 орудиями и подкреплена дополнительной батареей; форт Сен-Иосиф имел 21 орудие; форты Кастильо-Гранде и Манчинилла — 59 и 12 пушек, а за ними возвышался форт Святого Лазаря с 13 орудиями, доминирующий над городом, но имевший по соседству возвышенность, с которой его могли легко обстрелять. Сам город имел около 300 орудий. Его гарнизон состоял из 1100 испанских солдат, помимо значительного количества негров и индейцев.

Английская экспедиция, посланная на захват города, под командованием адмирала Вернона имела в своем составе 29 линейных кораблей (8 — 80-пушечных, 5 — 70-пушечных, 14 — 60-пушечных и 2 — 50-пушечных), 11 более мелких судов, 9 брандеров и мортирных лодок и сотни транспортов, на которые был посажен корпус войск, численностью 12 тысяч человек, под командованием бригадного генерала Уинтворта.

По прибытии Вернон расположился в бухте Playa Grande, недалеко от Картахены, ограничившись в период с 4 по 9 марта одними рекогносцировками. За это время испанцы установили бон между фортами Сен-Луи и Сен-Иосиф, а за ним лагом ко входу 4 линейных корабля, под командованием дона Блас де Лесо. Проход между фортами Кастильо-Гранде и Манчинилла, посреди которого имелась мель, был заграждён затопленными судами по обе стороны мели. 9 и 10 марта большая часть корпуса Уинтворта была высажена на острове Тиерра-Бомба, в то время как отряд из 10 линейных кораблей обстреливал форт Сен-Луи. На берегу были сооружены батареи, которые были вооружены тяжёлыми судовыми орудиями.

Сразу же после высадки появились разногласия между Верноном и Уитвортом, вызванные взаимными обвинениями в медлительности и плохой поддержке. В войсках из-за болотистого климата и плохого снабжения начались болезни. Вернон имел полные основания торопить Уитворта с началом атаки фортов, прикрывающих вход, так как стоянка у Бока-Чика действительно была очень опасна.

Осада

19 марта десант с кораблей атаковал с тыла батарею Барадера, заклепал орудия и сжег её постройки. Это сильно облегчило постройку осадных батарей напротив форта Сен-Луи, и 23 марта англичане повели против него атаку одновременно с суши и с моря. Вследствие узости входа только 6 кораблей могли принять действительное участие в атаке. В ночь на 25 марта форт Сен-Луи был взят (взятие форта стоило британской армию 120 убитыми и ранеными, кроме того 250 умерли от жёлтой лихорадки и малярии, и 600 заболело[7]). Корабельный десант под началом капитана Ноульса, высаженных у Барадеры для отвлечения внимания испанцев, видя смятение у противника вследствие падения форта, по собственной инициативе двинулся на шлюпках для захвата бона, где испанцы уже принялись за уничтожение своих кораблей. Ноульсу удалось овладеть одним из кораблей, а также фортом Сен-Иосиф. Теперь английский флот мог войти на рейд. Вернон, полагая, что победа теперь лишь вопрос времени, направил письмо в Англию, где извещал о победе. Когда англичане подошли ко входу во внутреннею гавань, испанцы оставили форт Кастильо-Гранде и взорвали форт Манчинилла. Несмотря на значительные потери, британское командование считало, что всё шло прекрасно, но в этот момент снова возникли разногласия между Верноном и Уитвортом. Теперь был прав последний. У него от болезней умерло 500 человек и 1500 были лежачими больными. Происходило это от недостатка хорошей воды и свежей пищи, в чём ему мог помочь Вернон, который на малых судах мог организовать регулярный подвоз воды и организовать ловлю черепах, водившихся в том месте в изобилии, что Вернон и делал, но только для своих команд, отказав в помощи Уитворту и его людям.

5 апреля Вернон перевез на Тиерра-Бомба отряд в 1500 человек для атаки форта на холме Святого Лазаря, а затем туда были перевезены и остальные войска. Военный совет решил, что для атаки форта необходимо соорудить батарею и попросил Вернона выделить один линейный корабль и несколько мелких судов для поддержки операции сухопутных войск. Вернон заявил, что он считает постройку батареи пустой тратой времени, не дал кораблей, считая что Уитворт может обойтись и без них и требовал немедленной атаки. Вследствие этого войска 9 апреля штурмовали форт, но были отбиты с тяжёлыми потерями (600 убитых). 11 апреля военный совет на суше решил, что без поддержки флота и морского десанта здесь ничего сделать нельзя, но Вернон вновь оказался глух к требованиям. Тогда военный совет решил требовать от адмирала посадки войск на суда и возвращения (в сухопутных войсках Уэнтворта из 6500 оставшихся боеспособными были 3200)[8].

14 апреля состоялся общий совет на флагманском корабле, на котором Вернон решительно отказал в десанте и было принято решение о посадке войск на корабли. 15 апреля посадка началась, на берегу осталось всего 3569 человек. Вернон, чувствуя, что ответственность за неудачу лежит на нём, сделал 16 апреля попытку овладеть городом. Для этого он превратил захваченный испанский корабль в плавучую батарею, укрепил борта землей и песком, подвел её как можно ближе к городу и приказал произвести непрерывную бомбардировку в течение 7 часов. Но из этой затеи ничего не вышло. Батарея была так сильно повреждена испанским огнём, что была вынуждена выброситься на мель.

Итоги

Экспедиция была признана неудавшейся, и Вернон отправился на Ямайку, куда и прибыл 19 мая. Из 3600 американских колонистов, которые вызвались участвовать в экспедиции, привлеченные обещаниями земли и гор золота, большинство умерло от жёлтой лихорадки, дизентерии, и от голода. Только 300 вернулся домой, в том числе руководитель Лоуренс Вашингтон[9].

В Великобритании заранее отчеканили 11 различных памятных медалей, чтобы отпраздновать эту «победу». В одной из этих медалей адмирал Вернон был изображён глядя на побеждённого испанского адмирала дона Блас де Лесо, который стоял на коленях. Когда новости о поражении британской Армады добрались до Лондона все медали было приказано изъять из обращения, и король Георг II запретил упоминать о поражении.

После окончания осады в Картахене вспыхнули эпидемии малярии, дизентерии и жёлтой лихорадки унёсшие треть населения, в том числе и Бласа де Лесо.

Напишите отзыв о статье "Осада Картахены"

Примечания

  1. Browning, 1993: 60
  2. Lemaitre Eduardo. Breve Historia de Cartagena. — Medellín: Editorial Colina, 1998.
  3. Beatson, Robert. Naval and Military Memoirs of Great Britain, from 1727 to 1783, London, 1804, Vol III, Appendix pp.25–27. Browning, Reed. The War of the Austrian Succession St. Martin's Press, New York, (1993), p. 60, Browning gives a total overall strength as perhaps 30,000 men.
  4. Beatson, Robert. Naval and Military Memoirs of Great Britain, from 1727 to 1783, London, 1804, Vol III, Appendix pp.25–26 gives Royal Navy crews total of 15,398 – he does not give crew totals for the 135 transports and supply ships which likely numbered 3000 to 5000, Reed Browning's estimate of 30,000 for the total force would leave a balance of some 2600 for transport crews. Hume, David. The History of England, London, 1825, pp.108–113, "The conjoined squadrons consisted of nine and twenty ships of the line...The number of seamen amounted to 15,000: that of land forces...12,000." Samuel, Arthur Michael. The Mancroft Essays, USA, 1923, pp.236–242, 'Admiral Vernon, "...now reinforced by twenty-five ships of the line and 9,000 soldiers...".
  5. All Spanish losses from: Anon.Soldados Digital, 2008, [www.soldadosdigital.com/2008/pdf/protagonistas_donblas.pdf Don Blas de Lezo y Olavarrieta un Ejemplo Del Espíritu Militar Español].
  6. Anon.Soldados Digital, 2008, [www.soldadosdigital.com/2008/pdf/protagonistas_donblas.pdf Don Blas de Lezo y Olavarrieta un Ejemplo Del Espíritu Militar Español] This article states 1500 British guns captured, lost or damaged, but this number needs to be taken with a grain of salt, however, the article does contain references.
  7. Fortescue, J. W. A History of the British Army, London, 1899, Vol. II, p.66.
  8. Samuel, Arthur Michael. The Mancroft Essays, USA, 1923, pp.236-242, 'Admiral Vernon, "…now reinforced by twenty-five ships of the line and 9,000 soldiers…of the six thousand that had been landed more than half were either dead or dying. Lord Mahon. History of England from the Peace of Utrecht to the Peace of Versailles, Vol. III, Boston, 1853, p.64, «… he found, in less than two days, his effective force (emphasis added) dwindle from 6600 to 3200 men.» Similarly, Tindal, The continuation of Mr. Rapin’s History of England V.7, p.509, «… they were reduced from 6,645 to 3,200, of whom 1200 were Americans, and unfit for service.».
  9. Conway, Stephens. War, state, and society in mid-eighteenth-century Britain and Ireland, Oxford, 2006, ISBN 0-19-925375-7, p.230.

Литература

Ссылки

  • [samlib.ru/m/mahow_s/kartagena.shtml Страсти по Картахене — Сергей Махов (г. Самара)]

Отрывок, характеризующий Осада Картахены

– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.