Осада Кром

Осада Кром
Основной конфликт: Смутное время
Дата	февраль—май 1605 года
Место	Кромы, ныне Орловская область
Итог	победа Лжедмитрия I
Противники
армия Лжедмитрия I Русское царство Русское царство
Командующие
Григорий Акинфиев Андрей Корела Юрий Беззубцев Фёдор Мстиславский Пётр Шереметев Василий Шуйский Дмитрий Шуйский Василий Бутурлин Михаил Салтыков Иван Годунов
Силы сторон
до 5 тысяч около 40 тысяч
Потери
неизвестно неизвестно

Осада Кром — последнее крупное столкновение правительственных войск Бориса Годунова с повстанческой армией Лжедмитрия I.

Предыстория

Вступившая в пределы Русского государства армия Лжедмитрия I нанесла царскому войску поражение под Новгородом-Северским, но вскоре сама потерпела крупное поражение в битве при Добрыничах. Большинство шляхтичей и наёмников, с которыми Лжедмитрий I начал свой поход, покинули его, однако он продолжал пользоваться поддержкой населения южнорусских земель. Под его знамёна массово стекались крестьяне и казаки, недовольные правлением Годунова и мнимо или вправду считавшие Лжедмитрия «законным государем». Несмотря на разгром повстанцев при Добрыничах, таявшему от тягот зимней кампании царскому войску не удалось овладеть крепостями, находившимися под контролем повстанческих войск, вдобавок «смутились» и перешли на сторону самозванца новые крепости, от Царёва-Борисова до Воронежа. После того, как провалилась попытка взять Рыльск, в котором помимо гарнизона оборонялось всё население, царские отряды подступили к крепости Кромы. Данная крепость под контролем Лжедмитрия I, расположенная относительно далеко к северу, вклинивалась в территорию, подконтрольную правительству, мешала коммуникациям и снабжению войска, а также создавала плацдарм для дальнейшего наступления Лжедмитрия на Орёл, Тулу и Москву.

Ход военных действий

Небольшой гарнизон Кром под командованием изменившего Годунову воеводы Григория Акинфиева был подкреплён пятью сотнями казаков во главе с атаманом Андреем Корелой, отступившими сюда после битвы при Добрыничах. На первом этапе к Кромам подступили полки окольничего Петра Шереметева с двумя мортирами и пушкой, позже усиленные дворянскими сотнями стольника Василия Бутурлина. Однако четырёхнедельная осада кроме крупных потерь ничего царским войскам не принесла и к крепости в начале марта 1605 года подошёл Фёдор Мстиславский с основными силами.

Кромская крепость имело исключительно выгодное расположение на холме возле реки, окружённая со всем сторон болотами, которые становились особенно топкими к весне. Подступиться к этой деревянной, но недавно возведённой и прочной крепости, было довольно трудно и Мстиславский был не в состоянии использовать все находившиеся в его распоряжении крупные силы. Первый штурм во главе с воеводой передового полка Михаилом Салтыковым, несмотря на удачный поджог части стены, в конечном итоге с большими потерями провалился. Тогда остальные войска Мстиславского, не решаясь на новый штурм, подвергли город опустошительному длительному артиллерийскому обстрелу, в результате которого в Кромах начались сильные пожары. Стены были разрушены до основания, но защитники Кром эффективно оборонялись в системе окопов и лазов, которые они прорыли в городском валу. Тем не менее, потери повстанцев были также высокими и атаман Корела потребовал у Лжедмитрия в Путивле подкрепления, угрожая сдать город. Лжедмитрий отреагировал, послав к Кромам крупный отряд во главе с Юрием Беззубцевым. Благодаря тому, что царские войска приняли его ратников за своих, тот проник в крепость с крупным обозом. Бои продолжались ещё несколько недель, прежде чем наступило затишье.

В огромном лагере Мстиславского началась эпидемия дизентерии («мыты»). Приказ Годунова не покидать войска вызвал у дворян возмущение, многие несмотря на запрет разъезжались по домам. Разрядному приказу приходилось проводить новые наборы и посылать Мстиславскому подкрепления.

Конец осады

13 апреля 1605 года умер Борис Годунов и его наследником стал его сын Фёдор. Многие бояре, прежде поневоле терпевшие «худородного царя», стали искать пути, чтобы избавиться от выборной земской династии. 7 мая большая часть правительственной армии, следуя агитации прибывшего в лагерь под Кромами героя Новгород-Северской осады Петра Басманова (принявшего участие в заговоре против Годуновых), перешла на сторону Лжедмитрия.

Литература

• Иловайский Д. И. Новая династия. М.: АСТ, Астрель, 2003
• Скрынников Р. Г. Смутное время: крушение царства. М.: ACT, ACT Москва, Хранитель, 2007.

Ссылки

• Волков В. А. [www.portal-slovo.ru/history/35279.php?ELEMENT_ID=35279 Военные действия Московского государства в период "Смутного времени" (1604-1610 гг.)]. Образовательный портал «Слово».

Отрывок, характеризующий Осада Кром

Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.