Осада Ландреси

Осада Ландреси
Основной конфликт: Итальянская война (1542—1546)
План Ландреси в XVI веке
Дата	май — ноябрь 1543
Место	Ландреси (Эно)
Итог	Победа французов
Противники
Священная Римская империя Священная Римская империя Королевство Франция
Командующие
Карл V Адриен дю Рё Ферранте I Гонзага Франциск I Эсташ де Лаланд Андре де Монталамбер Жак де Вервен
Силы сторон
ок. 60 тыс. чел. ок. 5 чел. гарнизона 35 тыс. чел. полевой армии
Потери
неизвестно неизвестно

Осада Ландреси (май — ноябрь 1543) — была предпринята имперскими войсками в начале Девятой Итальянской войны.

Кампания 1543 года на северном театре

Ландреси, пограничная крепость в Эно, прикрывавшая проход в долину Самбры, была захвачена французами в 1521 году, и возвращена императору по Мадридскому договору 1526 года.

Пользуясь тем, что Карл V с 60-тыс. армией вторгся во владения его союзника Вильгельма Клевского, и осадил Дюрен, Франциск I решил предпринять наступление в Эно. Поскольку казна была пуста, он обложил города новым налогом, а феодалов заставил служить за свой счет три месяца, сверх обычного срока. Это позволило ему собрать более чем 35-тыс. армию, блокировать Авен, и захватить Ландреси и Бапом. Франциск приказал укрепить Ландреси и поставил там командовать Эсташа де Лаланда.

Гарнизон составили двести шеволежеров и тысяча пехотинцев Пикардийского легиона. По причине болезни Лаланда в Ландреси в качестве лейтенанта был направлен Эссе де Монталамбер с ротой тяжеловооруженных. Усилив гарнизон еще двумя тысячами пехотинцев, король оставил в Гизе принца Мельфи в качестве лейтенант-генерала с двумя или тремя сотнями тяжеловооруженных, и Шарля де Бриссака с 12 или 15 сотнями шеволежеров для организации снабжения крепости и оказания ей помощи в случае надобности.

Начало осады

Вскоре после того, как Франциск покинул Гиз, граф дю Рё попытался неожиданной атакой захватить Ландреси, для чего занял позицию в Мормальском лесу, однако, обнаружил, что город подготовлен к обороне. Молодые придворные — герцог Омальский, Кревкёр, Бонниве, Ларошфуко устремились в крепость в надежде прославиться.

Граф фон Роггендорф перешел Самбру у Маруаля, и, заняв позицию у Лонг-Фавриля, направил отряд к стенам Ландреси, чтобы выманить защитников из крепости и разгромить, подтянув в ходе боя резервы, спрятанные в засаде в лощине. Герцоги Омальский и Неверский выступили из крепости и едва не попали в плен, но были спасены Лаландом, пославшим на выручку 600 аркебузиров и 400 пикинеров.

Король, понимая, что Лаланд и Эссе не смогут удержать высокородных сеньоров от вылазок, грозящих полным разгромом, отозвал воинственную молодежь из крепости под предлогом необходимости её участия в атаке герцогства Люксембург.

Сам король хотел идти на помощь своему союзнику герцогу Клевскому, но опытные офицеры отговорили его от этого опасного намерения. Проведя август в Реймсе, среди празднеств и охот, Франциск отправил своего сына герцога Орлеанского и адмирала д'Аннебо провести диверсию в Люксембурге, чтобы отвлечь императора от герцогства Клевского. Французы встретили некоторое сопротивление только перед самой столицей, которую без труда подчинили.

Диверсия оказалась бесполезной, имперское вторжение развивалось успешно, Дюрен был взят и сожжен, после чего Рурмонд, Венлоо и другие города, боясь разделить его судьбу, подчинились Карлу V. Герцог Клевский был вынужден разорвать союз с Францией, Данией и Швецией, отказаться от наследования Гельдерна, и присоединить свои войска к имперским, а в крепости Клеве и Юлиха на десять лет вводились имперские гарнизоны.

Наступление императора

Присоединив клевские части и шесть тысяч англичан, приведенных Джоном Уоллопом, имперцы направились в Эно на соединение с войсками герцога ван Арсхота и графа дю Рё, в мае начавших блокаду Ландреси. Боясь, что крепость не устоит, Франциск оставил в Люксембурге небольшие силы и выступил со своей армией к пикардийской границе, собираясь в случае надобности дать бой имперцам.

Войска императора продвинулись до Гиза, но, узнав о приближении французов, отступили к Ландреси. Де Бриссак атаковал их арьергард, нанес поражение имперцам и взял в плен капитан-генерала их кавалерии Франческо д'Эсте.

Граф дю Рё встал лагерем у Маруаля, имперцы устроили два лагеря со стороны Като-Камбрези и Мормальского леса. Их армия насчитывала 18 тыс. немцев, 10 тыс. испанцев, 6 тыс. валлонов, 8—10 тыс. англичан — всего 50 тыс. пехоты и 13 тыс. кавалерии. Командующим был Фернандо де Гонзага. Карл V расположился в Кенуа с герцогом Альбой и множеством германских и нидерландских сеньоров. Осаждающие установили три батареи: первая действовала против Куртины короля, между старым замком и Орлеанским больверком, вторая обстреливала старый замок, третья стояла напротив Вандомского больверка.

Французы не успели закончить фортификационные работы, и вражеский огонь наносил большой ущерб крепости. Осажденные беспокоили неприятеля частыми вылазками. Со стороны леса на пригорке имперцы поместили длинную кулеврину, которая обстреливала с тыла внутреннюю сторону большой куртины, мешая обороняющимся заделать бреши. Сен-Симон и Рикарвиль с небольшим отрядом прогнали охрану и захватили орудие, которое было установлено на Орлеанском больверке.

Через некоторое время имперцы поставили в нижнем городе, покинутом французами, несколько орудий, пробивших брешь в крепостной стене. Отважной вылазкой осажденные захватили эту батарею до того, как вражеские подкрепления смогли подойти ей на помощь. В одной из вылазок, проведенных с целью помешать англичанам вести осадные работы, Эссе был ранен в руку.

Имперская артиллерия сумела расширить брешь в достаточной степени, чтобы войска могли пойти на штурм, но император, зная, что у защитников кончается продовольствие, намеревался взять Ландреси измором, избежав потерь среди своих. Осажденные находились в трудном положении, днем сдерживая врага вылазками, так как брешь оставалась открытой в течение трех недель, а ночью пытаясь возвести новые укрепления позади пролома. Солдаты получали по куску хлеба в день, а вино закончилось полностью, и источники специально отмечают, что гарнизону приходилось пить только воду.

Манёвр французов. Снятие осады

В ночь 18/19 октября капитан д'Ивиль был послан к королю с сообщением о бедственном положении гарнизона. 20-го он нашел Франциска в Ла-Фере, и сообщил, что осажденные долго не протянут. Франциск продвинулся к Като-Камбрези, оттягивая в эту сторону ядро имперских войск, и поручил графу де Сен-Полю и адмиралу д'Аннебо снабдить крепость провизией и ввести туда свежие войска. Мартен дю Белле собрал конвой из 1200 баранов, 180 быков, 600 мешков муки, и прибыл в Ла-Шапель. Между этим местом и Ландреси занимали позицию 1200 тяжеловооруженных австрийцев, и миновать их не было никакой возможности. Дю Белле прибег к хитрости: посадив на лошадей крестьян, шедших в обозе, и перемешав их с кавалеристами, он изобразил ложную атаку превосходящими силами, заставив противника без боя очистить дорогу, после чего доставил в крепость припасов примерно на две недели.

Гонзага сконцентрировал свои основные силы на левом берегу Самбры, предлагая французам сражение. Пользуясь ослаблением блокады, Сен-Поль и д'Аннебо ввели в Ландреси свежие войска под командованием сеньора де Вервена и капитана Рошбарона, заменив едва державшийся на ногах гарнизон. Было очевидно, что имперцам придется снять осаду, поскольку весь район в радиусе шести лье был совершенно опустошен французскими войсками и армией Карла V, простоявшей там шесть месяцев. Приближалась зима и проливные дожди начали заливать осадный лагерь. Император пытался взять реванш за неудачу, навязав полевой армии французов сражение, для чего направил легкую кавалерию маркграфа Альбрехта Бранденбургского атаковать авангард де Бриссака, и расположив в лощине, рядом с лагерем короля, отборный отряд аркебузиров, тяжеловооруженных всадников и пехоту Морица Саксонского.

Де Бриссак вступил в бой с легкой кавалерией, но, обнаружив против себя большой корпус вражеской армии, был принужден ретироваться, и император воздержался от преследования, опасаясь, что войска, перейдя ручей, разделяющий две армии, и имевший крутые и высокие берега, окажутся в невыгодной позиции и могут быть легко отражены французами.

Противники простояли ночь на небольшом расстоянии друг от друга, а утром французы начали отступление. Король шел в авангарде, дофин и д'Аннебо в центре, де Бриссак в арьергарде. Император следовал за ними, намереваясь взять противника на марше через небольшой лесок, но французы остановились, изобразив готовность принять бой, и Карл, рекогносцировав их расположение, и обнаружив, что лес занят вражескими аркебузирами, повернул назад. Так закончился день 1 ноября 1543, в который, по словам дю Белле, обе стороны могли чувствовать себя удовлетворенными, так как император заставил французов отступить, а король сумел помочь Ландреси.

Простояв перед городом еще четыре дня, чтобы никто не мог сказать, будто французы заставили его снять осаду, император ушел в Камбре.

Итоги

Король наградил Лаланда должностью дворцового распорядителя, Эссе стал дворянином Палаты короля, а всем солдатам гарнизона, не имевшим судимостей, было пожаловано личное дворянство, что являлось исключительным случаем (бывшим уголовникам кассировали приговоры). В следующем году Ландреси был возвращен императору по Крепийскому договору.

У испанцев эта осада оставила тяжелые воспоминания, и некоторое время про какое-либо гиблое дело говорили: «Поганей, чем в траншеях Ландреси» (mas villaco que las trincheras de Landrecy).

Литература

• Hugo A. Histoire générale de la France depuis les temps les plus reculés jusqu'à nos jours. T. IV. — P.: Delloye, 1841.
• Fournez Ph. Histoire d'une forteresse Landrecies. — P.: Perrin et Cie, 1911.

Отрывок, характеризующий Осада Ландреси

В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.