Осада Мафекинга

Осада Мафекинга
Основной конфликт: Вторая англо-бурская война
Бурские стрелки в окопах осаждают Мафекинг, 1899 год
Дата	13 октября 1899 — 17 мая 1900
Место	Мафекинг, Капская колония
Итог	Решительная победа Великобритании
Противники
Великобритания Великобритания Южно-Африканская республика
Командующие
Роберт Баден-Пауэлл Брайан Магон Пит Кронье ген. Сниман
Силы сторон
1500 человек 8000 человек
Потери
812 2000

Осада Мафекинга (англ. The Siege of Mafeking) — одно из самых знаменитых событий англо-бурской войны. Буры осаждали британский город Мафекинг (Mafeking, сейчас Mafikeng) в Южной Африке в течение 217 дней, с октября 1899 по май 1900 года. Эта осада сделала знаменитым руководителя обороны Роберта Баден-Пауэлла (Бейдн-Поуэлла), основателя скаутского движения. Снятие осады Мафекинга стало крупным успехом Британии и сокрушительным поражением армии буров.

Осада

19 сентября 1899 года начались работы по возведению 10-километровой линии укреплений вокруг Мафекинга. Предполагалось создать сеть траншей и артиллерийских позиций. 12 октября 1899 года президент Крюгер объявил состояние войны и в тот же день генерал Кронье получил приказ перерезать железнодорожное сообщение и телеграфную связь с Мафекингом. Таким образом, блокада Мафекинга началась 13 октября. Генерал Кронье предложил британцам сдаться до 9 часов 16 октября, но Баден-Пауэлл отклонил ультиматум и в тот же день буры провели первый обстрел Мафекинга.

Непонятно, из каких соображений имперские власти решили удерживать этот городок, поскольку здесь нет естественных укрытий, способствующих осуществлению обороны /…/ При обычных обстоятельствах любые силы, окружённые здесь, были обречены на захват. Но то, что казалось недальновидной политикой, на деле обернулось высочайшей мудростью, благодаря необыкновенной стойкости и качествам Бейдн-Поуэлла — офицера, командующего гарнизоном. Благодаря его усилиям, город стал приманкой для буров. Они привлекли значительные силы для его безрезультатной осады, в то время как использование этих сил в других местах могло оказаться гибельным для британцев.

—

Несмотря на неравенство сил, гарнизон продержался в осаде 217 дней, несмотря на пессимистические предположения обеих сторон. Одной из причин успеха англичан были меры по дезинформации противника, предпринятые Баден-Пауэллом. Были созданы ложные минные поля, ложные артиллерийские позиции и т. д. В железнодорожных мастерских была сделана гаубица, а также была пущена в дело старинная пушка образца 1770 года. Так как буры не смогли разобрать железнодорожное полотно, то англичане использовали бронепоезд, который смог прорваться вглубь позиций буров и успешно вернуться обратно.

Была договорённость о прекращении огня по воскресеньям, что позволяло устраивать спортивные и театральные мероприятия. Англичане устраивали даже игру в крикет. Первоначально генерал Сниман был против этих игр и даже угрожал открыть огонь по игрокам, но впоследствии смягчил свою позицию.

Как и в случае с осадой Кимберли, буры решили, что город слишком хорошо укреплён, чтобы рисковать штурмом. 19 ноября 4000 буров были отозваны из-под Мафекинга, хотя осада продолжалась и обстрелы не прекращались. Когда возникла опасность деблокады города, буры решили предпринять крупную атаку, которая была назначена на раннее утро 12 мая.

Атака буров

12 мая, около 04:00, филдкорнет С. Элофф повёл отряд в 240 буров в атаку на укрепления Мафекинга. Поддержанные отвлекающей атакой с востока, буры проскользнули между фортами Хидден-Холлоу и Лимстон в западной части укреплений. Британский проводник-дезертир провёл их мимо реки Молопо, где они вошли в село Стад, населённое этническими африканцами. Буры без сопротивления ворвались в Стад и открыли огонь по домам, чтобы Сниман увидел результаты атаки. Около 05:00 буры захватили полицейские бараки в пригороде Мафекинга, убив одного человека и захватив в плен полковника Хора и ещё 29 человек. Элофф нашёл телефон и сообщил штабу генерала Кронье о своём успехе.

Огонь поднял на ноги гарнизон Мафекинга, который сразу же начал действовать. Африканцы-ополченцы (из племени Баралонг) дали бурам пройти через Стад, а когда буры ушли, 109 баралонгцев перекрыли пути отступления. Сниман не смог в этой ситуации помочь отряду Элоффа. Между тем Баден-Пауэлл по телефонной связи получал своевременную информацию о происходящих событиях. Он послал майора Алика Годлея и эскадрон В на отражение атаки буров, и послал ему на помощь эскадрон D, усиленный железнодорожными рабочими. Вскоре им удалось расколоть отряд Элоффа на три части и окружить их.

Две другие позиции на этой линии — каменный крааль и холм — удерживались бурами, но их подкрепление медлило, а действия обороняющихся были столь стремительными и энергичными, что все три позиции оказались отрезанными от своих войск. Буры проникли в город, но взять его не могли. В течение всего дня британские войска подтягивались всё ближе и ближе к позициям буров, не предпринимая попытки начать штурм, но окружая их таким способом, который не оставлял возможности для спасения. Отдельные бюргеры прорывались по двое и трое, но основной отряд вдруг обнаружил, что они ворвались в тюрьму, единственный выход из который находился под ружейным огнём.

—

Силами двух эскадронов Годлей сперва окружил группу буров, засевшую в каменном краале в Стаде. После перестрелки буры сдались. Затем второй отряд буров был согнан с позиций на горе, но сумел отступить. До конца дня отряд Элоффа отстреливался в полицейском бараке, и к ночи, наконец, сдался. Британцы потеряли 12 человек убитыми и 8 ранеными — это были в основном африканцы. Буры потеряли 60 человек убитыми и ранеными, и 108 пленными.

Конец был характерным. «Добрый вечер, коммандант, — сказал Поуэлл Элоффу, — приглашаю вас на ужин». Пленников — бюргеров, голландцев, немцев и французов — угостили самым отменным ужином, какой только позволили бедные кладовые города.

—

Снятие осады

Блокада Мафекинга была снята 17 мая 1900 года, когда прибыли войска полковника Магона из армии лорда Робертса. Среди спасителей Мафекинга был один из братьев Баден-Пауэлла: майор Баден Флетчер Смит Баден-Пауэлл.

До прибытия подкреплений в феврале 1900 года война шла неудачно для Англии. Героическое сопротивление маленького города была единственным ярким пятном, а удачное снятие осады было отмечено в Англии праздниками и торжествами. Баден-Пауэлл к моменту возвращения в Англию в 1903 году тоже стал национальным героем.

По итогам обороны было присвоено три Креста Виктории: сержанту Горацио Мартиньо, рядовому Горацию Рамсдену и капитану Чарльзу Фицкларенсу.

В сентябре 1904 года лорд Робертс воздвиг в Мафекинге обелиск с именами всех погибших в обороне. Всего погибло 212 человек и ещё 600 были ранены. Потери буров были значительно выше.

Отрывок, характеризующий Осада Мафекинга

– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.