Поход Едигея на Москву

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Осада Москвы (1408)»)
Перейти к: навигация, поиск
 
Битвы монгольского нашествия и золотоордынских походов на Русь
Калка (1223) — Воронеж (1237) — Рязань (1237) — Коломна (1238) — Москва (1238) — Владимир (1238) — Сить (1238) — Козельск (1238) — Чернигов (1239) — Киев (1240) — Неврюева рать (1252) — Куремсина рать (1252-55) — Туговая гора (1257) — Дюденева рать (1293) — Бортенево (1317) — Тверь (1327) — Синие Воды (1362) — Шишевский лес (1365) — Пьяна (1367) — Булгария (1376) — Пьяна (1377) — Вожа (1378) — Куликово поле (1380) — Москва (1382) — Ворскла (1399) — Москва (1408) — Киев (1416) — Белёв (1437) — Суздаль (1445) — Битюг (1450) — Москва (1451) — Алексин (1472) — Угра (1480)

Нашествие Едигея — нашествие на великое княжество Московское войск темника Золотой Орды Едигея в 1408 году. Его кульминацией стала трёхнедельная осада белокаменного Московского кремля, которая не имела успеха.





Обстановка накануне нашествия

После разгрома золотоордынского хана Тохтамыша среднеазиатским правителем Тамерланом Московское княжество перестало платить ежегодную дань Золотой Орде (1395).

После разгрома войск Витовта ставленником Тамерлана Едигеем (1399) и потерей Великим княжеством Литовским Смоленска произошёл второй виток роста польского влияния в литовско-русских землях, оформленный Виленско-Радомской унией (1401). Смоленск был возвращён Витовтом в 1404 году при помощи польских войск. Недовольство антипольски настроенной части знати Великого княжества Литовского выразилось, в частности, в отъезде Свидригайло Ольгердовича на московскую службу. Он получил от Василия Дмитриевича в кормление города Владимир, Переславль-Залесский, Юрьев-Польский и др. Усиление Московского княжества выразилось также в том, что должность князя-наместника в Новгороде занял брат Василия Константин. В том же 1408 году Ягайло и Витовт выступили против Василия, которому Едигей обещал военную помощь. Однако, сражения не последовало и был заключён мир, по которому Василий обязался прекратить поддержку Свидригайла и признал Смоленск и верховские княжества литовскими владениями. В том же году Едигею не удалось установить контроль над Рязанью через своего ставленника Ивана Пронского. Не добившись взаимного ослабления Москвы и Вильно дипломатическим путём[1], Едигей начал собственный поход на Москву.

История

В ордынском войске находились четыре царевича, исполнявших должности военачальников, и несколько видных ордынских эмиров. Общее руководство осуществлял сам Едигей.

Наступление татар стало неожиданностью для московского князя Василия Дмитриевича. Для обороны столицы он оставил своего дядю Владимира Храброго, а сам с женой и детьми уехал в Кострому (где, по некоторым объяснениям, планировал собирать войско). Вслед за князем Москву покинули многие жители, оставшимися овладела паника.

Войска Едигея уничтожали все на своем пути. Отдельные части были посланы на захват Городца и Нижнего Новгорода. Основные татарские части подошли к Москве 30 ноября. Жители сожгли посад и начали стрельбу по осаждающим. Из-за этого татары не решились начать штурм каменных укреплений Москвы и расположились на некотором удалении от стен. Едигей выслал отряды грабить окрестности столицы и начал осаду. Примерно 30 000 воинов он отправил в погоню за князем Василием, но они вскоре вернулись, не найдя его.

Во время осады Едигей отправил послание великому князю тверскому Ивану Михайловичу с требованием привести войско и артиллерию под стены Москвы, но тот отказался. Пока основное войско стояло под стенами Москвы, отдельные отряды сожгли множество больших и малых городов и сел. Среди них Ростов Великий, Переславль Залесский, Дмитров, Коломна, Нижний Новгород, Городец и др.

После трех недель осады Едигей узнал от ордынского хана Булат-Салтана о наступлении на него сына Тимур-Кутлуга — Тимура. В результате ему пришлось спешно отступить от русской столицы. С москвичей он взял откуп в 3000 рублей, сжёг Троицкий монастырь и на обратном пути — Рязань.

Разорение городов, в том числе и находящихся в кормлении у Свидригайла, подорвало основу московско-литовского сотрудничества под эгидой Москвы[1] (Свидригайло «от Едигеевых татар утомился зело» и вернулся в Литву). Ярлык на Нижегородское княжение получил от Едигея Даниил Борисович, потомок нижегородских князей.

«Повесть о нашествии Едигея» впервые по-новому осмысливает взаимоотношения с Ордой. Ранее в литературных памятниках ордынские рати, все беды межкняжеской усобицы объяснялись «божьим гневом». В «Повести…» они объяснены злой волей Орды.[1]

В культуре

С нашествием Едигея на Владимир связана одна из новелл, составляющих фильм А. Тарковского «Андрей Рублёв» (1966). Роль Едигея в фильме исполнил Болот Бейшеналиев.

Напишите отзыв о статье "Поход Едигея на Москву"

Примечания

  1. 1 2 3 Греков И. Б., Шахмагонов Ф. Ф. «Мир истории. Русские земли в XIII—XV веках». М.: «Молодая гвардия», 1988. ISBN 5-235-00702-6

См. также

Литература

  • Широкорад А.Б. Русь и Орда. — Москва: Вече, 2004. — 496 с. — ISBN 5-9533-0274-6.

Ссылки

  • [histrf.ru/ru/lenta-vremeni/event/view/pokhod-iedighieia-na-moskvu Поход Едигея на Москву] (рус.). Проверено 28 марта 2015.
  • [www.bibliotekar.ru/rus/56.htm Сказание о нашествии Едигея разорившего Московскую землю]

Отрывок, характеризующий Поход Едигея на Москву

Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.