Осада Москвы (1606)
| Осада Москвы | |||
| Основной конфликт: Восстание Болотникова | |||
 Начало боя армии Болотникова с царскими войсками у Нижних Котлов под Москвой. Эрнест Лисснер | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа царских войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Москвы (1606) — осада Москвы отрядами Ивана Болотникова осенью 1606 года, в эпоху Смутного времени.
После взятия Коломны Болотников двинулся на Москву. В селе Троицкое Коломенского уезда ему удалось разбить войска, верные царю Василию Шуйскому, после чего его армия расположилась в селе Коломенское, в семи верстах от Москвы. Там его отряды построили укрепления и 27 сентября (7 октября) начали осаду Москвы. Между тем Болотников стал рассылать грамоты, в том числе в Москву, где призывал народ к восстанию против бояр, дворян и купечества, а также целовать крест «законному государю Дмитрию Ивановичу».
Когда восставшие подошли к столице, Шуйский предпринял ряд мер для обороны города. Предместья и слободы были укреплены. Войска Скопина-Шуйского, Голицына и Татева расположились у Серпуховских ворот, откуда наблюдали за вражеским лагерем. Между Москвой и окрестными городами было налажено сообщение, войска патрулировали дороги. Из Твери и Смоленска в ноябре подошли подкрепления, которые в значительной части были составлены из дворян, купечества и т.д[1].
Отряды Болотникова постоянно пополнялись, к нему присоединялись бродяги и крепостные. Всего они насчитывали около 100 тысяч человек и была разделена на отряды под командованием известных воевод, среди которых были Сумбулов, Ляпунов, Пашков, Беззубцев и другие. В ноябре к восстанию присоединились казаки Илейки Муромца. Между тем в войске Болотникова произошёл раскол. С одной стороны оказались дворяне и боярские дети, а с другой — крепостные, казаки и т.д. Первых возглавляли Истома Пашков и братья Ляпуновы, все остальные были на стороне Болотникова. 5 (15) ноября после тайных контактов с Шуйским лагерь восставших покинули Ляпуновы, а затем Истома Пашков. Прокопий Ляпунов, при этом, от Шуйского получил сан думного дворянина[1].
17 (27) ноября войска Шуйского, сосредоточенные у Данилова монастыря, под общим командованием Скопина-Шуйского атаковали противника. Во время боя лагерь восставших покинул отряд Истомы Пашкова. 22 ноября (2 декабря) царские войска вновь атаковали Болотникова и разгромили его армию у деревни Котлы. Остатки его армии, в основном казаки, укрепились в селении Заборье, однако после недолгого сопротивления атаман Беззубцев сдался и присягнул Шуйскому на верность. Сам Болотников бежал в Серпухов, а затем в Калугу[2].
Напишите отзыв о статье "Осада Москвы (1606)"
Примечания
- ↑ 1 2 Великая Русская Смута, 2007, с. 409.
- ↑ Великая Русская Смута, 2007, с. 410.
Литература
- Великая Русская Смута. — Москва: ДАРЪ, 2007. — 672 с. — ISBN 978-5-485-00123-0.
Ссылки
- [www.historias.ru/hia-1060.html Крестьянская война 1606–1607 гг. Осада Москвы] (рус.). Проверено 28 марта 2015.
Отрывок, характеризующий Осада Москвы (1606)
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
