Осада Смоленска (1404)
Осада Смоленска 1404 года — двухмесячная осада Смоленска крупным войском великого князя литовского Витовта, поддержанного отрядами своего двоюродного брата, короля польского Ягайло.
Содержание
Предыстория
Пользуясь дружественным нейтралитетом своего зятя, московского князя Василия I Дмитриевича, Витовт, заключив мир с Тевтонским орденом, впервые захватил Смоленск в 1395 году . Однако на помощь смоленскому князю Юрию Святославичу пришёл его тесть, рязанский князь Олег. Разгром Витовта ордынским войском в битве на Ворскле позволил Олегу отвоевать Смоленск в 1401 году. Заступник Смоленска, однако, умер в следующем году.
Ход осады
Литовское войско вновь осадило Смоленск в 1404 году и в течение двух месяцев безуспешно обстреливало его из пушек. В результате затянувшейся осады армия Витовта отступила от города. Это позволило Юрию Святославичу отъехать в Москву, чтобы попытаться заручиться там военной помощью Василия I Дмитриевича, либо даже подчиниться его власти, дабы не быть завоёванным «поганой Литвой»[1]. В отсутствие князя в результате заговора недовольных его властью бояр, городские ворота были открыты для вновь призванного Витовта.
Последствия
После взятия города было окончательно ликвидировано Смоленское княжество и Смоленск на протяжении следующих 110 лет оказался во власти Великого княжества Литовского. Москва, столкнувшаяся с реальной угрозой завоевания литовцами севернорусских земель, расторгла союз с Литвой и открыто выступила против неё на стороне Пскова и Новгорода.
См. также
Напишите отзыв о статье "Осада Смоленска (1404)"
Примечания
- ↑ Соловьёв С. М. [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv04p1.htm История России с древнейших времён. Глава 1. Княжение Василия Дмитриевича (1389-1425)]. Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/69tTpHxAV Архивировано из первоисточника 13 августа 2012].
Отрывок, характеризующий Осада Смоленска (1404)
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
