Осада Смоленска (1502)
| Осада Смоленска | |||
| Основной конфликт: Русско-ливонско-литовская война 1500-1503 | |||
| Дата |
июль-октябрь 1502 | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Снятие осады | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Смоленска — заключительный эпизод русско-литовско-ливонской войны 1500—1503 на литовском направлении. Выступившее 2 июля 1502 года из Москвы войско под руководством Дмитрия Ивановича Жилки осадило Смоленск, находившийся под контролем Великого княжества Литовского.
Русское войско стояло под Смоленском около двух месяцев, однако город взять не смогло. Согласно Хронике Быховца, осадное войско интенсивно обстреливало Смоленск из пушек и пыталось взять город приступом. Когда к городу приблизилось посланное Александром Ягеллоном литовское войско под командованием Станислава Яновского, русское войско сняло осаду и вернулось в Москву[2].
К одной из причин неудачи осады историки относят недисциплинированность, о которой пишет Типографская летопись. Так, Жилка по прибытии в Москву жаловался отцу на то, что многие дети боярские отъезжали промышлять над волостью без его ведома. За это Иван III многих из них посадил в тюрьму, а некоторых даже казнил. Другой причиной стало отсутствие на тот момент опыта взятия сильных крепостей, проявившееся ещё при осаде Выборга в 1495 году. К. В. Базилевич считал одной из причин отсутствие тяжёлой осадной артиллерии[3].
Осада Смоленска стала последним крупным военным событием этой русско-литовской войны. В апреле 1503 года между Русским государством и Великим княжеством Литовским было заключено Благовещенское перемирие, которое закрепило за Москвой обширные литовские территории, над которыми она установила контроль в ходе войны. Смоленск был взят русскими войсками 11 лет спустя, в результате осады 1514 года.
Напишите отзыв о статье "Осада Смоленска (1502)"
Примечания
- ↑ Пенской В. В. [www.reenactor.ru/ARH/PDF/Penscoy_11.pdf «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 г.] // Военно-исторический журнал. — 2012. — No 10. — С. 73–79
- ↑ Алексеев Ю. Г. [choragiew.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=16&Itemid=52 Походы русских войск при Иване III]. — СПб.: СПбУ, 2007.
- ↑ Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. Москва, 1952
Отрывок, характеризующий Осада Смоленска (1502)
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
