Осада Старого Быхова (1654)
Осада Старого Быхова | |||
Основной конфликт: Русско-польская война 1654—1667 | |||
Дата |
19(29) августа — 16(26) ноября 1654 год | ||
---|---|---|---|
Место | |||
Итог |
Победа литовских войск | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Осада Старого Быхова (1654) — первая осада войсками запорожских казаков крепости Старый Быхов в годы русско-польской войны 1654-67 гг. (Кампания 1654 года). Осада завершилась неудачей.
Содержание
Предыстория осады
В начале русско-польской войны 1654-67 гг. развернулось широкомасштабное наступление русских войск на земли Великого княжества Литовского. В качестве взаимной помощи в знак признания власти царя Алексея Михайловича над Украиной, гетман Богдан Хмельницкий направил в поддержку русским войскам казачий корпус Ивана Золотаренко (около 20000 чел. в составе Нежинского, Черниговского и Стародубского полков)[2]. Первоначально планировалось присоединение казацкого корпуса к главным силам русской армии, наступавшим на Смоленск. Однако И. Золотаренко с согласия Хмельницкого предпринял самостоятельные действия в юго-восточной Белоруссии последовательно захватив города Речицу, Жлобин, Стрешин, Рогачев, Гомель (после двухмесячной осады), Чечерск, Пропойск и Новый Быхов. Последней крепостью, препятствовавшей установлению контроля над поднепровьем был Старый Быхов, к осаде которого казачьи войска приступили в начале сентября 1654 г.
Состояние крепости накануне осады
Старый Быхов, принадлежащий подканцлеру литовскому Казимиру Льву Сапеге, являлся в начале войны, в отличие от большинства государственных крепостей, одной из лучших крепостей Великого княжества Литовского. Город был окружен земляными валами высотой 7-8 м, и шириной у подножья 30 м, усиленный 11 бастионами и равелинами. В город вели трое ворот. С востока город был прикрыт Днепром и каменным замком размером 77 на 100 м. Крепость была обильно снабжена провиантом и боеприпасами на более чем годичную оборону. Численность гарнизона была очень велика: 600 чел. наёмной пехоты, 200 гайдуков, 100 драгун, около 300 чел. шляхты, 1000 евреев и 2000 вооруженных горожан. Они были объединены в 21 хоругвь и роту. Артиллерия насчитывала 4 тяжелых и 26 полевых пушек.[1]
Ход осады
К началу осады корпус Золотаренко насчитывал уже чуть более половины от своего состава, так как значительные силы были отправлены в рейды по литовской территории, многие вообще вернулись на Украину. Казаки не обладали значительной артиллерией (к началу похода в корпусе было всего 7 полевых пушек), поэтому приступили к длительной осаде. Значительные силы гарнизона позволяли совершать постоянные вылазки. Самая крупная произошла 22 сентября (2 октября), когда обороняющиеся разрушили два казачьих шанца, захватили три пушки и нанесли осаждавшим потери.[1] Приближение зимы и опасность литовского контрнаступления заставили Золотаренко в конце ноября снять осаду города и отступить в Новый Быхов. К концу осады численность корпуса сократилась (в основном за счет уехавших) до 6000-8000 чел.[2]. Уже 31 декабря (10 января) в крепость прибыли литовские войска.
Значение
Неудачная осада Старого Быхова осложнило действия русских войск, так как не позволила установить беспрепятственный путь по Днепру, связывающий два театра военных действий — Белоруссию и Украину. Помимо этого крепость стала базой для зимнего контрнаступления литовских войск. Тем не менее, на фоне грандиозных успехов русской кампании 1654 года неудача под Старым Быховом являлась исключением.
Напишите отзыв о статье "Осада Старого Быхова (1654)"
Примечания
Отрывок, характеризующий Осада Старого Быхова (1654)
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.