Осада Теруана (1553)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада Теруана
Основной конфликт: Итальянская война (1551—1559)
Дата

13 апреля — 20 июня 1553

Место

Теруан (Пикардия)

Итог

Победа имперцев

Противники
Священная Римская империя Священная Римская империя Королевство Франция
Командующие
Карл V
Адриен де Крой
Понтюс де Бюньикур
Андре де Монталамбер
Франсуа де Монморанси
Силы сторон
60 тыс. чел. 5 тыс. чел.
Потери
неизвестно неизвестно
 
Восьмая итальянская война (1551—1559)
Триполи Мирандола Понца Мец Теруан Эден Тальма Корсика Сиена Марчиано Ранти Сен-Кантен Кале Балеары Тионвиль Гравелин

Осада Теруана 13 апреля — 20 июня 1553 — была предпринята войсками императора Карла V в ходе кампании 1553 года во время Десятой Итальянской войны (1552—1556)[K 1].





Кампания 1553 года

Потерпев унизительное поражение в 1552 году при осаде Меца, император был намерен взять реванш у французов. Те, в свою очередь, спешно укрепляли пикардийские крепости, ожидая удара именно на этом направлении. 8 марта маршал Сент-Андре прибыл в Ардр с 1200 всадниками и 4000 пехотинцев. Он приказал усилить укрепления Перонны, 12-го проинспектировал Эден[1].

В середине марта стало известно, что император прибыл в Валансьен и готовится к походу. Соединив остатки своей прошлогодней армии с силами графа дю Рё, и набрав новые отряды, Карл V опять довел численность войск до 60 тыс. человек, и выступил в Пикардию.

Его главной целью был Теруан, сильнейшая крепость на северо-востоке Франции, в ходе Итальянских войн уже испытавшая две осады в 1513 и 1537 годах. Король Франциск I, восстановивший крепость, любил говорить: «Теруан и Экс-ан-Прованс — это две подушки, на которых король Франции может спать спокойно»[2]. Его преемник Генрих II в виду серьезной угрозы крепости направил туда одного из своих лучших военачальников — Эссе де Монталамбера, храброго воина, прославившегося в 1543 году героической защитой Ландреси, но человека престарелого, страдавшего от последствий ранений и больного гепатитом[2].

Монталамбер констатировал, что город плохо подготовлен к осаде, несмотря на мощные укрепления, испытывает недостаток в припасах и обороняется слабым гарнизоном, но пообещал королю сделать все возможное, добавив, что пока он жив, враг не войдет в Теруан[3][K 2]. В свою очередь, имперский генерал Понтюс де Бюньикур в начале экспедиции заявил Карлу: «Я вам обещаю в четыре месяца взять Теруан. Если не сдержу слова, согласен, чтобы меня разорвали лошадями на четыре части»[4].

На помощь трем тысячам солдат гарнизона Монталамбер, которого сопровождали Франсуа де Монморанси и другие знатные сеньоры, привел 50 тяжеловооруженных, две сотни легкой кавалерии и две роты пехотинцев; затем король направил в Теруан маркиза де Боже с тысячей пехотинцев и 250 шеволежерами[4].

Осада

13 апреля имперская армия подошла к городу. Карл V сделал ставку на мощь своего артиллерийского парка, выпустившего по Теруану за время осады около 50 тысяч ядер. Адриен де Крой установил две батареи, одну к западу от города, другую к востоку, и в скором времени сосредоточенный огонь проделал в стенах крупные бреши. Несмотря на страшные разрушения в самом городе и обрушение крепостных башен, гарнизон отчаянно защищался. Монталамбер не переставал устраивать вылазки, нанося противнику жестокие потери[5].

Непосредственно руководивший осадой граф дю Рё умер в её ходе, и был заменен сеньором де Бюньикуром. Имперские войска начали терять надежду на успех, но командующий артиллерией Аллен де Бианкур 12 июня массированным огнём сумел обрушить крепостную стену на участке в 60 шагов, после чего войска бросились на штурм пролома. В ходе упорного десятичасового сражения французы отразили три яростных атаки, и к ночи осаждавшие, потеряв более 1500 человек, были вынуждены отступить[6].

К несчастью для осажденных Монталамбер, «один стоивший целой когорты»[6], погиб, как и обещал, на бреши, во время схватки с испанским офицером. По словам современников, французский аркебузир, наблюдавший за боем и боявшийся за своего командира, выстрелом свалил испанца в крепостной ров, после чего один из вражеских аркебузиров отомстил, послав пулю в Монталамбера[6].

Принявший командование Франсуа де Монморанси был молод и не имел достаточного авторитета в войсках, поэтому заручился поддержкой военного совета, составленного из опытных людей, которым доверял д'Эссе[6].

18 июня имперцы подвели сапу под крепостную стену, и взрывом мины проделали брешь, достаточную для проезда всадника в полном вооружении. После этого состоялся новый штурм, чрезвычайно кровопролитный для обеих сторон[7].

Капитуляция. Уничтожение Теруана

Силы защитников были на исходе, и тяжелые потери в бою 18 июня не оставили им надежды удержать крепость. 20-го Монморанси вместе с военным советом принял решение о капитуляции. По её условиям гарнизон выходил с оружием, а город должен был избежать крови и грабежа. Испанцы, уважавшие чужое мужество и помнившие о благородном поведении французов при осаде Меца, своё обещание сдержали, но бельгийцы и имперские наемники после выхода гарнизона ворвались в Теруан и устроили резню гражданского населения без различия пола и возраста[7].

...немцы были неумолимы в своей жажде отомстить за поражение под Мецем; мы сжалились тогда над их ранеными и больными, они же убили всех раненых, всех кто был в теруанском гарнизоне, за исключением небольшого числа людей, сумевших заплатить крупный выкуп; они убили всех[K 3] жителей города, и женщин и детей, они сожгли все дома, монастыри и церкви...

Forneron H. Les Ducs de Guise et leur époque, étude historique sur le XVIe siècle, p. 154

Император решил использовать ситуацию для устрашения противника, и в июле 1553 отдал письменный приказ разрушить Теруан до основания. Жителям, которых, по разным данным, насчитывалось от 12 до 20 тысяч, было запрещено возвращаться на место, где когда-то стоял их город, епархия Теруана была разделена между соседними епископствами. Среди прочих сооружений, был снесен кафедральный собор, один из крупнейших во Франции.

18 июля такая же судьба постигла соседний Эден, взятый имперцами после недолгой осады и также стертый с лица земли.

Последствия

В 1555 году королева Мария Английская пыталась примирить французского короля и императора, организовав переговоры в деревне Марк близ Кале. Конференция началась с протеста, сделанного французскими представителями по поводу уничтожения Теруана. Королева внесла предложение, соответствовавшее морали своего времени, которое, по её мнению, должно было успокоить недовольство Франции: разрушить на выбор какой-либо из городов, захваченных на имперской или испанской территории. Этот проект, прибавлявший к одному бессмысленному варварству другое, и бывший вполне в духе королевы, прозванной соотечественниками «Кровавой», тогда не был реализован, поскольку переговоры вскоре зашли в тупик и война возобновилась[8].

Снова вопрос о Теруане был поставлен французами на переговорах в Като-Камбрези, и кардинал Гранвелла опять предложил им компенсацию по закону талиона. Перебрав несколько вариантов, королевские уполномоченные остановились на небольшом городке Ивуа (ныне Кариньян) в Арденнах, в четырех лье от Седана, взятом в 1552 году. Там было всего две тысячи населения. Испанцы надеялись, что противник ограничится разрушением только крепости и городских стен, но французы уничтожили город полностью[9].

По условиям Като-Камбрезийского мира Теруан не подлежал восстановлению. Город был заново построен на новом месте в 1762 году, но так и не достиг прежнего состояния, оставшись небольшим поселением. Место, где находился старый город, прозванный «Средневековыми Помпеями», является предметом археологических раскопок[K 4] и местной достопримечательностью.

Напишите отзыв о статье "Осада Теруана (1553)"

Комментарии

  1. По другой периодизации — Восьмой Итальянской войны (1551—1559)
  2. Буквально он высказался в том смысле, что «когда вам доложат, что Теруан взят, Эссе излечится от желтухи, погибнув на бреши» (Piers, p. 40)
  3. Преувеличение
  4. В Европе не так много старинных городов, археологическим исследованиям которых не мешают современные постройки.

Примечания

  1. Lestocquoy, 1955, p. 117.
  2. 1 2 Piers, 1833, p. 39.
  3. Piers, 1833, p. 39—40.
  4. 1 2 Piers, 1833, p. 40.
  5. Piers, 1833, p. 40—42.
  6. 1 2 3 4 Piers, 1833, p. 42.
  7. 1 2 Piers, 1833, p. 43.
  8. Bled, 1895, p. 11.
  9. Bled, 1895, p. 12—16.

Литература

  • Lestocquoy J. Les sièges de Thérouanne et du Vieil-Hesdin, d'après les dépêches du Nonce pour la Paix, Santa-Croce (1552—1554) // Revue du Nord, tome 37, № 146, Avril-juin. — 1955., pp. 115–124 [www.persee.fr/doc/rnord_0035-2624_1955_num_37_146_2170]
  • Abbé Bled. Thérouanne, une ville disparue. — P.: Imprimerie Nationale, 1895.
  • Forneron H. Les Ducs de Guise et leur époque, étude historique sur le XVIe siècle. T. I, 2e éd.. — P.: E. Plon, Nourrit et Cie, 1893.
  • Henne A. Histoire du règne de Charles-Quint en Belgique. T. X. — Bruxelles et Leipzig: Émile Flatau, 1860., pp. 26–45
  • Martens P. La destruction de Thérouanne et d’Hesdin par Charles Quint en 1553 (2007) [www.academia.edu/12230898/La_destruction_de_Th%C3%A9rouanne_et_d_Hesdin_par_Charles_Quint_en_1553_2007_ www.academia.edu]
  • Piers H. Histoire de la ville de Thérouanne, ancienne capitale de la Morinie. — Saint-Omer: J.-B. Lemaire, 1833. [books.google.ru/books?id=_jxYAAAAcAAJ&pg=PA40&lpg=PA40&dq=si%C3%A8ge+de+Th%C3%A9rouanne&source=bl&ots=6W8EDd1YhN&sig=yAzXvTES-XagKJ54ZJrVTdFutPQ&hl=ru&sa=X&ved=0CEIQ6AEwBWoVChMI9Ky656qayQIVAR8sCh0jdgf8#v=onepage&q=si%C3%A8ge%20de%20Th%C3%A9rouanne&f=false]
  • Rabutin F. de. Commentaires des guerres en la Gaule belgique (1551—1559). T. I (1551—1555). — P.: Honoré Champion, 1932., pp. 192–210

Ссылки

  • [mamet-dom.net/M_doc/TherouanneSiege.htm Siège de Thérouanne]
  • [www4c.ac-lille.fr/dusautoir/HTML/page019.html La destruction de Thérouanne (1553-1555)]
  • [www.college-therouanne.net/visite_guidee/cdi/images/1112/defi_internet/document_final.pdf Господин Шевалье демонстрирует оригинал письменного приказа Карла V о разрушении Теруана]

Отрывок, характеризующий Осада Теруана (1553)

Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.