Осада Флоренции

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада Флоренции
Основной конфликт: Война Коньякской лиги

На картине Джорджо Вазари
Дата

24 октября 1529 — 10 августа 1530

Место

Флоренция

Итог

победа имперских сил

Противники
Империя Карла V Флорентийская республика
Командующие
Филибер Шалонский Франческо Ферруччи
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Война Коньякской лиги
Сев. Италия 1527

Рим Юж. Италия 1528 Неаполь Ландриано Флоренция Гавинана

Осада Флоренции (24 октября 1529 — 10 августа 1530) — завершающий эпизод войны Коньякской лиги, имевший место уже после заключения мира после основными участниками боевых действий.





Предыстория

Когда в 1527 году во Флоренции стало известно о разграблении Рима, то горожане изгнали кардинала Пассерини — представителя папы Климента VII (в миру — Джулио Медичи). Во главе города стал новый совет, избравший нового гонфалоньера из числа противников Медичи — Никколо Каппони.

Летом 1528 года Климент VII вернулся в папский дворец в Риме и стал думать о том, как вернуть Флоренцию под влияние Медичи. На французов, терпевших к тому моменту поражения, полагаться было нельзя, и он решил обратиться к Карлу V. В 1529 году Карл V заключил соглашение с папой: Климент VII обязался короновать Карла V в Болонье императором Священной Римской империи, а Карл V взамен пообещал папе поспособствовать восстановлению власти Медичи во Флоренции. 5 августа 1529 года Франция, подписав Камбрейский мир, вышла из войны, и Флоренция осталась без союзников.

Карл V поручил оказать содействие Папе принцу Оранскому, командовавшему силами Священной Римской империи в Италии (тому самому человеку, который за два года до этого разграбил Рим). Сорокатысячная армия принца Оранского, состоявшая в основном из испанцев, вошла в Тоскану и, разоряя земли Флорентийской республики, двинулась на север. 24 октября она встала лагерем у самой Флоренции.

Флоренция давно готовилась к обороне. Сразу после изгнания Пассерини и воспитываемых им сыновей Медичи флорентийцы назначили инспектором городских стен Микеланджело. Он распорядился удлинить стены на юг и окружить ими холм Сан-Миниато, с которого просматривался центр города, а также принять другие меры для подготовки города к защите.

Ход боевых действий

Когда осаждающие начали обстрел города, то выяснилось, что граждане Флоренции отнюдь не склонны капитулировать. Их боевой дух сильно поддержала вылазка отряда под командованием Франческо Ферруччи, ночью атаковавшего врага и сумевшего доставить в город запасы продовольствия.

Однако осада продолжалась, запасы продовольствия таяли, в городе начались болезни. Летом Ферруччо решился на отчаянный шаг: под покровом темноты он провёл через кольцо осады группу вооружённых людей, и направился в сельские районы Тосканы, где стал рекрутировать войска. В результате он собрал в Пистойе 3.000 пеших и 500 конных добровольцев. Разведка сообщила о происходящем принцу Оранскому, и он во главе большого отряда испанских солдат бросился на поиски Ферруччо. 3 августа 1530 года в ходе сражения у Гавинаны были убиты как принц Оранский, так и Франческо Феруччо, но отряд Феруччо был полностью разгромлен.

Весть о жестокой расправе над Феруччо повергла Флоренцию в траур. Голодающие люди требовали, чтобы власть над городом была возвращена Медичи, которые бы накормили их. Через шесть дней гонфалоньер направил парламентёров с заявлением о капитуляции города.

Итоги и последствия

Климент VII добился от Карла V заверений в том, что с населением Флоренции обойдутся милосердно, и после взятия города не последовало резни, которой опасались горожане по примеру Рима. После реставрации Медичи и ухода имперской армии папа Климент VII передал управление городом своему двадцатилетнему незаконнорожденному сыну Алессандро. На следующий день после прибытия во Флоренцию Алессандро был провозглашён «главой Флорентийской республики».

Карл V заявил Клименту VII, что, поскольку они теперь союзники, от Флоренции теперь требуется последовательная внешняя политика, которая может быть обеспечена только твёрдой властью. В результате Алессандро стал именоваться «герцогом Флорентийской республики». Так в 1532 году Флорентийская республика превратилась в Флорентийское герцогство.

Источники

  • П.Стратерн «Медичи. Крестные отцы Ренессанса» — Москва «Издательство АСТ», 2010. ISBN 978-5-17-066799-4

Напишите отзыв о статье "Осада Флоренции"

Отрывок, характеризующий Осада Флоренции

– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.