Осада Шато-Гайяра
| Осада Шато-Гайяра | |||
| Основной конфликт: Англо-французская война (1202—1214) | |||
 Шато-Гайяр | |||
| Дата |
сентябрь 1203 — 6 марта 1204 | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Шато-Гайяра войсками Филиппа II Августа (1203—1204) — состоялась в ходе французского завоевания Нормандии во время англо-французской войны 1202—1214.
Замок Шато-Гайяр, воздвигнутый в 1196 Ричардом Львиное Сердце на высоком утесе на берегу Сены, контролировал долину реки и прикрывал Руан. Окруженный тремя поясами крепостных стен, он был сооружен по последнему слову тогдашней военной инженерии, при строительстве были искусно использованы особенности рельефа[1][2].
Осада началась в сентябре 1203. Для начала французы после трех недель осады взяли расположенную на левом берегу Сены напротив Шато-Гайяра крепость Радпон, и начали оттуда обстрел метательными снарядами. Осажденные в ответ сожгли мост через Сену. Филипп приказал соорудить наплавной мост, переправил часть армии на правый берег, и построил две деревянные башни на четырёх кораблях. Иоанн Безземельный с отрядом наемников попытался внезапным ночным нападением захватить наплавной мост, но был отбит рыцарями Гильома де Бара и Рено де Даммартена. В ноябре 1203 король Англии отступил на Котантен, и 6 декабря отплыл в Англию[3].
Опытные французские пловцы переправились через Сену и разрушили эстакаду, прикрывавшую замок со стороны реки. После этого французы обложили Шато-Гайяр. На случай попытки англичан деблокировать крепость, Филипп Август распорядился выкопать на левом берегу круговой ров, защищенный двойным земляным валом с частоколом и деревянными башнями. Поначалу Шато-Гайяр было решено взять измором. Шателен замка Роже де Ласи распорядился выгнать из его стен беженцев, пришедших из соседнего Пти-Андели — около 500 стариков, женщин и детей. Французы отказались пропустить их через свои аванпосты, и людям пришлось вернуться под стены замка, где они почти все умерли от голода[4][5].
Выяснив, что у осажденных достаточно припасов для долгой осады, Филипп в феврале 1204 вызвал подкрепления и поручил саперам подвести подкоп под стены замка. Одна из башен первой линии обороны обрушилась. Роже де Ласи приказал поджечь первый пояс крепостных стен, но это не остановило французов, немедленно атаковавших вторую линию обороны. Рыцарь Пьер де Божи встал на спину одного из своих товарищей, залез в окно отхожего места, расположенного рядом с часовней, и спустил оттуда веревку. Осажденные подожгли часовню и укрылись за последней линией укреплений. Вскоре саперы обрушили одну из башен третьей линии, войска ворвались в пролом, и около сотни уцелевших англичан не успели отступить в донжон. 6 марта 1204 Шато-Гайяр был взят[6][5].
Напишите отзыв о статье "Осада Шато-Гайяра"
Примечания
Литература
- Luchaire A. Philippe Auguste et son temps. — Paris.: Tallandier, 1980. — ISBN 978-2235008594
- Сивери Ж. Филипп Август / Пер. с франц. М. В. Степанова. — СПб.—М.: Евразия, ИД Клио, 2013. — 352 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-91852-070-3, ISBN 978-5-906518-01-9.
Отрывок, характеризующий Осада Шато-Гайяра
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
