Осадчий, Пётр Семёнович
Поделись знанием:
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
| Пётр Семёнович Осадчий | |
| ректор ЭТИ имени В.И. Ульянова (Ленина) | |
 | |
| Начало полномочий: | |
|---|---|
| Окончание полномочий: | |
| Предшественник: | |
| Преемник: | |
| Научная сфера: |
механика, физика |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: |
Технического училища Почтово-телеграфного ведомства (первый выпуск, 1889) |
Пётр Семёнович Оса́дчий (22 февраля 1866, село Шубовка, Киевская губерния — 21 мая 1943) — государственный деятель, организатор телефонной, телеграфной и радиосвязи в России.
Содержание
Образование
- 1885 — окончил дополнительный класс химико-технического отделения Белоцерковского реального училища
- 1889 — Санкт-Петербургское техническое училище Почтово-телеграфного ведомства
Биография
- 1889—1893 — младший механик Санкт-Петербургского почтово-телеграфного округа
- 1893—1915 — сотрудник, помощник начальника Главного управления почт и телеграфов Министерства внутренних дел
- 1896—1914 — преподавал технику слабых токов в Высшей электротехнической школе для подготовки военных специалистов
- 1898 — ординарный профессор и заведующий кафедрой электрических телеграфов
В 1906 году, при учреждении премии имени А. С. Попова профессор был включён в комиссию по присуждению премии наряду с такими видными учёными как Павел Дмитриевич Войнаровский (председатель), Михаил Андреевич Шателен, Николай Григорьевич Егоров, Александр Адольфович Реммерт, Николай Александрович Смирнов, Алексей Алексеевич Петровский, Александр Александрович Кракау и др[1].
- 1919—1929 — Председатель Центрального электротехнического совета
- 1918—1924 — ректор Ленинградского электротехнического института
- 1921—1929 — первый заместитель Председателя Государственной комиссии по электрификации России (ГОЭЛРО) (позже — Госплана СССР) (координировал развитие энергетики)
- 1927 — Председатель экспертной комиссии при Комитете по сооружению Волго-Донского канала
- 1928 — Председатель технического совета Днепростроя
- 1929 — Член ВЦИК
Общественная жизнь
- Член Совета по разработке плана ГОЭЛРО
- 1894 — Член Русского технического общества
- 1916—1921 — Председатель электротехнического отделения Русского технического общества
- Участник электротехнических съездов. Автор ряда фундаментальных работ в области теории и организации электросвязи и радиосвязи.
Аресты
- В ноябре 1918 года, в сентябре 1919 (по делу партии кадетов, освобождён 24 сентября 1919)
- В 1921 году во время Кронштадтского мятежа арестован как «неблагонадежный». 1 апреля 1921 года, после обращения В. И. Ленина в Петроградскую губернскую ЧК от 17 марта 1921 года — «не арестовывать без моего ведома Петра Семеновича Осадчего»,[2]</blockquote> дело на него было прекращено.
- 18 марта 1931 года по постановлению коллегии ОГПУ по делу Промпартии («Отраслевой контрреволюционной организации в Госплане СССР») приговорен к расстрелу с заменой приговора заключением в исправительно-трудовом лагере на 10 лет.
Освобожден досрочно в 1935 году
- В 1989 посмертно реабилитирован.
Напишите отзыв о статье "Осадчий, Пётр Семёнович"
Примечания
- ↑ Вера Павловна Северинова, член НТОРЭС имени А. С. Попова. [fiz.1september.ru/articlef.php?ID=200800820 Первые лауреаты премии имени профессора А.С.Попова] / Вера Павловна Северинова, член НТОРЭС имени А. С. Попова, Виктор Александрович Урвалов, почётный член НТОРЭС имени А. С. Попова // Физика : научно-популярный журнал / главный редактор Нана Дмитриевна Козлова. — 2008. — № 08 (855) (17 апреля).</span>
- ↑ Мы ручаемся, что Осадчий никуда из Петрограда не скроется «Просим освободить из тюремного заключения» (письма в защиту репрессированных) — М.: Современный писатель, 1998, с. 37 — www.ihst.ru/projects/sohist/books/letters1-89a.pdf
</ol>
См. также
- [www.eltech.ru/faculty/frt/osadch.htm Биография на сайте Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета]
Напишите отзыв о статье "Осадчий, Пётр Семёнович"
Примечания
Отрывок, характеризующий Осадчий, Пётр Семёнович
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
