Осады Смоленска (1513—1514)

Осада Смоленска
Основной конфликт: Русско-литовская война 1512–1522
Гравюра «Осада Смоленска», XVI век
Дата	январь — февраль 1513 года август — октябрь 1513 года 15 июня — 1 августа 1514 года
Место	Смоленск
Итог	Взятие города русским войском
Противники
Русское государство Великое княжество Литовское
Командующие
Василий III Михаил Глинский Иван Репня-Оболенский Иван Челяднин Даниил Щеня Юрий Глебович Юрий Сологуб Михаил Бася
Силы сторон
Первая осада: 15,5 тысяч Вторая осада: 8—9 тысяч плюс артиллерийский отряд Третья осада: около 15 тысяч около 3 тысяч ратных людей (данные 1503 года), а также горожане
Потери
неизвестно неизвестно

Осады Смоленска 1513—1514 годов — три осады Смоленска, предпринятые войском государя и великого князя всея Руси Василия III в ходе русско-литовской войны 1512—1522. Последняя из них увенчалась взятием города, который впоследствии находился в составе Русского государства около века.

Предпосылки для войны

Хрупкий мир между обеими державами продлился всего четыре года. Постоянные стычки на границе, насильственная смерть в Литве вдовствующей великой княгини, сестры Василия III Елены Ивановны, а также заключение антирусского союза между Великим княжеством Литовским и Крымским ханством привели к новой войне. Инициатива в ней на первом этапе оказалась в руках Василия III. Главной военной целью был Смоленск, имевший стратегическое расположение на пути вглубь Литвы, а также считавшийся Василием III своей вотчиной (в связи с переселением изгнанных смоленских князей в Москву).

Зимняя осада 1513 года

Стремясь избежать связанные с летним бездорожьем трудности с логистикой, которые испытал Дмитрий Жилка при осаде Смоленска 1502 года, Василий III решил использовать зимние морозы. Русское войско выступило из Москвы в ноябре-декабре и осадило Смоленск в январе 1513 года. Под городом собралось 15,5-тысячное войско с 140 орудиями. Смоляне избрали тактику пассивной обороны, спалив заднепровский посад и укрывшись в замки. Их рассчёт был на военную помощь из Литвы, а также на то, что у нападавших в зимних условиях быстро закончатся припасы.

Русская сторона быстро приступила к строительству батарей и туров. Смоленск был подвергнут интенсивному пушечному обстрелу. Через некоторое время, понимая что время работает против него, Василий III в конце января дал приказ к ночному штурму города. Этот штурм оказался неудачным и принёс осаждавшим ощутимые потери: по разным данным, русские потеряли от двух до четырёх тысяч человек, хотя не исключено, что они несколько преувеличены. После этого, Василий III приказал продолжить интенсивный обстрел города, который продлился несколько недель. Между тем, гарнизон Смоленска не прекращал сопротивление. На исходе шестой недели осады, ввиду приближающейся оттепели и распутицы, которые в случае подхода литовского войска могли осложнить маневрирование с многочисленным нарядом, Василий III решил снять осаду и возвратиться в Москву.

Осенняя осада 1513 года

Неудача зимнего похода нисколько не поколебила волю Василия III к взятию Смоленска. Уже спустя две недели после возвращения в Москву он и Боярская дума приговорили идти на город второй раз. К новому походу готовились более основательно. К началу лета на русско-литовской границе была сосредоточена большая армия. В неё входили, помимо прочего, пехотинцы-ландскнехты, всадники и инженеры («розмыслы») с некими осадными машинами, нанятые в Германии, Чехии и Италии благодаря связям Михаила Глинского. Полки, сосредоточенные в Боровске, были на месяц задержаны неопределённостью относительно возможного набега крымского хана на южные рубежи государства и лишь получив обнадёживающие вести, 20-21 июля выступили в пределы Литвы.

Передовая русская рать во главе с князьями И. М. Репнёй-Оболенским и А. В. Сабуровым подступила к городу, выполняя задачи по его блокаде и срыву сбора урожая. Ей также удалось выманить часть гарнизона Смоленска из города и разбить её в полевом сражении, взяв в плен ряд знатных вельмож. В конце августа к городу подошла вторая часть русского войска с «большими воеводами», в результате чего Смоленск был взят в такое плотное кольцо, что, по свидетельствам анонимного немецкого автора, в него не могло проникнуть ни одно письмо или донесение. Финальным аккордом стало прибытие в сентябре Василия III с артиллерией. На сей раз русская сторона сделала ставку на взятие города измором. Смоленск на протяжении полутора месяца подвергался артиллерийской бомбардировке и испытывал огромную нехватку продовольствия.

Сопротивление голодающего гарнизона, съевшего всех лошадей в городе, держалось только на надежде на помощь извне и он её дождался. Приближающееся литовское войско во главе с князем Константином Острожским, которое до того сумело разблокировать окружённые русскими Полоцк и Витебск, стало причиной повторного снятия Василием III осады и отвода артиллерии. Как и в ходе зимнего похода, важную роль сыграла нехватка фуража. Негативную роль сыграла задержка выступления русского войска из Боровска. Тем не менее, вторая осада Смоленска не прошла даром. Городским укреплениям был нанесён серьёзный урон (в частности, была разрушена Крылошевская башня), а разорения округи лишили Смоленск продовольственной базы. На некоторое время эти факторы становились выгодным преимуществом в случае ещё одной осады. Поэтому Василий III сразу по прибытию в Москву начал готовить следующую, третью осаду, которая стала решающей.

Осада 1514 года

К новой кампании литовское войско подготовиться вовремя не смогло. Также не оправдались надежды Сигизмунда I на выступление ему на помощь крымского хана. Удалось лишь оснастить гарнизон Смоленска порохом и новыми ружьями. Во главе гарнизона стал Юрий Сологуб, сменивший прежнего воеводу Юрия Глебовича. Для укрепления боевого духа смолян король пожаловал их новым привилеем.

Первые русские отряды из состава стоящей под Дорогобужем передовой рати подступили к Смоленску 16 мая. В начале июня во главе всей передовой рати численностью в 5-6 тысяч человек к осаждённому городу прибыл прославленный боярин князь Даниил Щеня (победитель литовцев в битве под Ведрошей) и участник предыдущих осад Иван Челяднин. Пока ратные люди возводили туры, Михаил Глинский вступил в тайные пересылки со своими доброхотами в Смоленске на предмет условий их капитуляции. По данным Сигизмунда Герберштейна, стимулом для Глинского было обещание Василия III сделать его после взятия города удельным князем смоленским. Позже к городу подошла артиллерия и дополнительные войска во главе с Василием III. Всего осадное войско состояло из 15 тысяч воинов, из которых до двух тысяч были служилые татары.

Смоленск был подвергнут мощному артиллерийскому обстрелу. Деятельную помощь войску Василия оказывали итальянские и немецкие специалисты-инженеры, в частности некий артиллерийских дел мастер Стефан. На первых порах гарнизон Смоленска сражался стойко, но по мере того, как разрушения множились, а запасы иссякали, боевой дух защитников крепости всё более падал. Надежда оборонявшихся как и в прошлые разы возлагалась на прибытие деблокадного войска, формированием которого занимался король Сигизмунд I. Однако со временем становилось всё очевиднее, что гарнизон не сможет его дождаться. Призывы Глинского к сдаче города убеждали горожан всё больше. В конце июля они потребовали от гарнизона остановить сопротивление. В Воскресенской летописи это описано следующим образом: Горожане «начаша въпити и кликати, чтобы князь великий государь пожаловал меч свой унял, а бою престати повелел, а они государю хотят бити челом и град подати...».

31 июля литовский гарнизон сдался, и 1 августа русское войско торжественно вступило в город. Смоленским епископом Варсонофием был отслужен молебен, во время которого горожане присягнули на верность государю всея Руси Василию III. Последний обошёлся со смоленской знатью милостиво и обещал «жаловать» смолян по их «старине». Смоленский наместник Юрий Сологуб присягать отказался и был отпущен в Литву, по прибытии в которую был казнён за сдачу крепости.

Последствия

Взятие Смоленска стало самым крупным успехом Василия III на западном направлении за все годы его правления. Главная изначальная цель войны была достигнута, хотя сама война продлилась с переменным успехом ещё восемь лет. После успешного сражения под Оршей литовские войска предприняли попытку отбить Смоленск, однако она закончилась неудачей. В 1522 году было подписано перемирие, по которому Литва официально признала принадлежность Смоленска Русскому государству. Стратегически важный город оставался во владении русских царей почти 100 лет, затем был вновь захвачен польско-литовскими войсками, но с 1654 года окончательно закрепился за Россией (за исключением кратковременных французских и немецких оккупаций).

Память

В память о взятии Смоленска Василием III был основан Новодевичий (Богородице-Смоленский) монастырь в Москве на том месте, где русские полки собирались в поход.

См. также

• Битва под Оршей
• Русско-литовская война 1512—1522
• Русско-литовские войны

Литература

• Михайлова И.Б. [cyberleninka.ru/article/n/k-voprosu-o-smolenskom-vzyatii-1514-g К вопросу о "Смоленском взятии" 1514г.] // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana: Петербургские славянские и балканские исследования.. — 2011. — № 2(10). Июль-декабрь.. — С. 41-54.
• Лобин А. Н. Битва под Оршей. СПб., 2011.

Ссылки

• [www.hrono.ru/sobyt/1500sob/1514smol.html Смоленск (Русско-литовская война, 1512—1522)\\проект «Хронос»]

Отрывок, характеризующий Осады Смоленска (1513—1514)

«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.