Осеннее наступление войск ООН (1952)

Осеннее наступление войск ООН
Основной конфликт: Корейская война
зона боевых действий
Дата	14 октября — 25 ноября 1952
Место	Корея
Итог	Победа китайских добровольцев
Противники
КНДР КНДР КНД ООН ООН
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
40 тысяч 60 тысяч
Потери
неизвестно неизвестно

Операция Шоудаун (англ. Operation Showdown) или Шанганьлинская кампания (кит. упр. 上甘岭战役, пиньинь: Shànggānlǐng Zhànyì) — эпизод Корейской войны. Ожесточённые бои в районе севернее Кимхва за высоту 597,9 и северную вершину высоты 537,7 длились 43 дня.

Предыстория

Ведущиеся с осени 1951 года переговоры о перемирии зашли в тупик из-за вопроса о репатриации северокорейских и китайских военнопленных, не желавших репатриироваться в Северную Корею и Китай. 8 октября 1952 года представители американского командования демонстративно покинули совещание, сорвав переговоры.

Ход боевых действий

Американское командование решило захватить позиции китайских добровольцев на высотах 597,9 и 537,7 севернее Кимхва и таким образом ликвидировать выступ, вдававшийся в оборону войск ООН. Захват этих вершин создал бы благоприятные условия для дальнейшего наступления на гору Осен-сан.

Для овладения высотой 597,9 и северной вершиной высоты 537,7 были привлечены части 7-й и 40-й американских пехотных дивизий, 2-й, 9-й пехотных и 105-й учебных южнокорейских дивизий, 2-го, 3-го, 5-го и 8-го южнокорейских полков учебного центра, 18 дивизионов артиллерии (300 орудий) и 120 танков — всего около 60 тысяч человек. Наступление поддерживалось 5-й американской авиагруппой. С китайской стороны в боях за эти высоты приняли участие подразделения и части 45-й, 29-й, 31-й и 34-й пехотных дивизий, которые поддерживали 133 орудия полевой артиллерии, 292 миномёта, 47 зенитных орудий — всего порядка 40 тысяч человек. Все эти силы с обеих сторон вводились в бой последовательно, одновременно с каждой стороны в бою участвовало не более двух полков.

За три дня до начала наступления войска ООН активизировали действия артиллерия и авиации на фронте всего 15-го армейского корпуса КНД. С целью введения китайских народных добровольцев в заблуждения имитировался отвод пехоты и танков из района Кимхва на Чорон, чтобы создать видимость готовящегося наступления западнее реки Хантанчхён на Схокимак.

Утром 14 октября была проведена 150-минутная артиллерийская и авиационная подготовка, в результате которой на высоте 597,9 и северной вершине высоты 537,7 были разрушены почти все наземные инженерные сооружения. В 4.30 войска ООН силами семи батальонов 7-й американской и 2-й южнокорейской пехотных дивизий при поддержке 27 танков и 300 орудий перешли в наступление.

Высоту обороняли подразделения 8-й, 9-й и 1-й рот 135-го пехотного полка 45-й пехотной дивизии 15-го армейского корпуса КНД. Умело используя инженерные сооружения и смело контратакуя, китайские добровольцы наносили противнику большие потери. Однако, бросая в бой всё новые и новые силы, войска ООН 20 октября овладели всеми наземными инженерными сооружениями, вынудив китайских добровольцев отойти в подземные галереи. Завязались бои в галереях, продолжавшиеся до 29 октября.

30 октября китайские добровольцы, подтянув новые силы, мощной контратакой сбросили противника с высоты 597,9 и, отбив последующие атаки, окончательно закрепились на ней.

С 6 ноября основная тяжесть боёв переместилась на северную вершину высоты 537,7. В ожесточённых боях, продолжавшихся 20 дней, китайские добровольцы и здесь восстановили прежнее положение. 25 ноября бои прекратились.

Итоги и последствия

После боевых действий севернее Кимхва боевые действия обеих сторон стали ограничиваться артиллерийскими перестрелками, ведением разведки и боями за отдельные высоты силами от взвода до батальона.

В честь этого сражения назван район в городском округе Ичунь китайской провинции Хэйлунцзян.

Литература

• «Война в Корее. 1950—1953» — СПб: ООО «Издательство ПОЛИГОН», 2000. ISBN 5-89173-113-4

Отрывок, характеризующий Осеннее наступление войск ООН (1952)

– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.