Осипенков, Леонид Сергеевич

Леонид Сергеевич Осипенков
Дата рождения	1925(1925)
Место рождения	деревня Старый Крупец, Рославльский уезд, Смоленская губерния
Дата смерти	23 марта 1945(1945-03-23)
Место смерти	Померания, Великогерманская империя; ныне Гданьский повят, Поморское воеводство, Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1943—1945
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Леонид Сергеевич Осипенков (август 1925, Старый Крупец, Смоленская губерния — 23 марта 1945) — стрелок 1109-го стрелкового полка 330-й стрелковой дивизии, 70-й армии 2-го Белорусского фронта, ефрейтор — на момент представления к награждению орденом Славы 1-й степени.

Биография

Родился в августе 1925 года в деревне Старый Крупец (ныне — Рославльского района Смоленской области). Образование неполное среднее. Работал в колхозе.

В период оккупации в течение 2 лет был в партизанском отряде проводником.

В Красной Армии с сентября 1943 года. Участник Великой Отечественной войны с октября 1943 года. Сражался на 1-м и 2-м Белорусских фронтах. Принимал участие в освобождении Белоруссии, Польши.

Стрелок 1109-го стрелкового полка красноармеец Леонид Осипенков на левом берегу Августувского канала в районе 10 километров юго-западнее населенного пункта Августув 5 августа 1944 года при отражении вражеской контратаки уничтожил более десяти противников и троих пленил.

Приказом по 330-й стрелковой дивизии от 30 августа 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях, красноармеец Осипенков Леонид Сергеевич награждён орденом Славы 3-й степени.

8 февраля 1945 года стрелок 1109-го стрелкового полка ефрейтор Леонид Осипенков в бою у населенного пункта Лихтенхайн истребил свыше десяти и пленил несколько противников.

Приказом по 70-й армии от 7 марта 1945 года за мужество и отвагу, проявленные в боях, ефрейтор Осипенков Леонид Сергеевич награждён орденом Славы 2-й степени.

6 марта 1945 года Леонид Осипенков в числе первых форсировал реку Вуппер, занял удобную позицию и огнём прикрывал переправу батальона.

7 марта 1945 года в бою за населенный пункт Альт-Кольциглов сразил свыше десяти пехотинцев и подавил огонь двух вражеских пулеметов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецко-вражескими захватчиками ефрейтор Осипенков Леонид Сергеевич награждён орденом Славы 1-й степени, став полным кавалером ордена Славы.

В последующих боях был тяжело ранен в бою, умер от ран 23 марта 1945 года. Первичное место захоронения Польша, д. Помичи, северо-западная окраина, северо-западнее м. Цукау.

Награждён орденами Славы 1-й, 2-й и 3-й степени, медалью «За отвагу».

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9700 Леонид Сергеевич Осипенков]. Сайт «Герои Страны». Проверено 22 августа 2014.

Литература

• Беляев И. Н. Солдатская слава смолян. М., 1980
• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.

Отрывок, характеризующий Осипенков, Леонид Сергеевич

– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.