Осис, Янис Аугустович

Янис Осис
латыш. Jānis Osis
Дата рождения:	23 июня (5 июля) 1895(1895-07-05)
Место рождения:	Рига, Лифляндская губерния, Российская империя
Дата смерти:	3 ноября 1973(1973-11-03) (78 лет)
Место смерти:	Рига, Латвийская ССР, СССР
Профессия:	актёр театральный режиссёр
Гражданство:	Российская империя Российская империя Латвия Латвия СССР СССР
Театр:	ГАДТ Латвийской ССР имени А. М. Упита
Награды:

Янис Аугустович Осис (латыш. Jānis Osis; 1895 — 1973) — латвийский актёр и театральный режиссёр, народный артист СССР (1956).

Биография

Родился 23 июня (5 июля) 1895 года (по другим источникам — 6 июля) в Риге.

В 1911—1915 годах учился в Рижском реальном училище. В 1915—1916 — на химическом факультете в Петроградском университете.

В 1916—1917 годах играл Новом Петроградском Латышском театре под руководством А. Миерлаукса и А. Ф. Амтманиса-Бриедитиса. В 1918—1919 — актёр Фронтового советского театра солдат и рабочих при 5-м Земгальском латышском стрелковом полку в Арзамасе.

С 1919 по 1971 год — актёр Рабочего театра Советской Латвии в Риге (позже — Государственный театр драмы Латвийской ССР, ныне — Латвийский Национальный театр). В 1932—1938 годах — также и режиссёр театра.

С 1940 года снимался в кино.

Во время войны по некоторым данным участвовал в спасении евреев от нацистского геноцида — в своей квартире прятал учёного—медика В. Гольдберга. Однако в списке тех, кому за спасение евреев присвоено звание праведник мира по состоянию на 1 января 2014 года, Осис не числится.

Умер 3 ноября 1973 года. Похоронен в Риге на 1-м Лесном кладбище.

Награды и звания

• Орден Трёх звёзд IV степени (1938)
• Заслуженный артист Латвийской ССР (1945)
• Народный артист Латвийской ССР (1947)
• Народный артист СССР (1956)
• Сталинская премия второй степени (1950 — за исполнение роли барона фон Мейендорфа в фильме «Райнис» (1950)
• Сталинская премия третьей степени (1951) — за исполнение роли Ванага в спектакле «Земля зелёная» А. М. Упита
• Орден Ленина (1965)
• Орден Трудового Красного Знамени (1955)
• Орден Знак Почёта (1946)
• Медали

Роли в театре

• 1920 — «Иосиф и его братья» Райниса — Левий
• 1921 — «Борьба за престол» Г. Ибсена — Скуле
• 1921 — «Играл я, плясал» Райниса — Барин
• 1922, 1936, 1947 — «Виндзорские насмешницы» У. Шекспира — Фальстаф
• 1922 — «Царь Эдип» Софокла — царь Эдип
• 1922, 1946 — «Тартюф» Мольера — Тартюф
• 1926 — «Буря» У. Шекспира — Калибан
• 1928 — «Илья Муромец» Райниса — Микула
• 1932 — «Перед восходом солнца» Г. Гауптмана — Маттиас Клаузен
• 1936 — «Йун Габриель Боркман» Г. Ибсена — Йун Габриель Боркман (также и режиссёр спектакля)
• 1938 — «Индулис и Ария» Райниса — Минтаут
• 1945 — «Волки и овцы» А. Н. Островского — Лыняев
• 1947 — «Кремлёвские куранты» Н. Ф. Погодина — Забелин
• 1949 — «Сын рыбака» В. Т. Лациса — Гароза
• 1950 — «Горе от ума» А. С. Грибоедова — Фамусов
• 1950 — «Земля зелёная» А. М. Упита — Ванаг
• 1952 — «Ревизор» Н. В. Гоголя — Городничий
• 1953 — «Господин Цеплис» П. Розитиса — Цеплис
• 1957 — «Гражданин мира» Д. А. Щеглова — Карл Маркс
• 1958 — «Третья патетическая» Н. Ф. Погодина — Гвоздилин
• 1959 — «Гамлет» У. Шекспира — Полоний
• 1962 — «Блудный сын» Р. М. Блауманиса — Роплайнис

Фильмография

• 1940 — Плотина (фильм не сохранился) — Ронис, скотопромышленник
• 1947 — Возвращение с победой — староста
• 1949 — Райнис — барон фон Мейендорф
• 1951 — Прощай, Америка! — Чарльз Уинчелл, доктор посольства
• 1955 — К новому берегу — кулак Тауринь
• 1955 — Михайло Ломоносов — Миллер
• 1956 — За лебединой стаей облаков — Свикке
• 1956 — Урок истории — Бюнгер
• 1957 — Сын рыбака — купец Гароза
• 1958 — Чужая в посёлке — Стагарс, старый рыбак
• 1963 — Никуда больше не надо идти (короткометражный) — Марцис Сеглиньш
• 1969 — У богатой госпожи — эпизод
• 1970 — Слуги дьявола — Мантейфель
• 1972 — Слуги дьявола на Чёртовой мельнице — Мантейфель.

Ссылки

• Осис Янис Аугустович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www2.la.lv/lat/latvijas_avize/jaunakaja_numura/sodien/?doc=40101 Jānis Osis]  (латыш.)

Отрывок, характеризующий Осис, Янис Аугустович

Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.