Хомолка, Оскар

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Оскар Хомолка»)
Перейти к: навигация, поиск
Оскар Хомолка
Oskar Homolka

Студийная фотография 1940-х годов
Дата рождения:

12 августа 1898(1898-08-12)

Место рождения:

Вена, Австро-Венгрия

Дата смерти:

27 января 1978(1978-01-27) (79 лет)

Место смерти:

Суссекс, Великобритания

Гражданство:

Австрия

Профессия:

актёр

Карьера:

1926—1976

Оскар Хомолка (нем. Oskar Homolka, 12 августа 1898 — 27 января 1978) — австрийский актёр[1].



Биография

Родился в Вене, столице Австро-Венгрии, в 1898 году. После службы в австро-венгерской армии в годы Первой мировой войны Хомолка учился в Венском университете музыки и исполнительского искусства, а свою актёрскую карьеру начал на театральной сцене. Добившись определенного успеха, он стал играть в театрах Германии, сперва в Мюнхене, а затем в Берлине. Там же в 1926 году состоялся его кинодебют в одном из немых фильмов, а в общей сложности он появился в тридцати немецких картинах, в том числе и в первом звуковом фильме страны.

После прихода к власти нацистов Хомолка переехал в Великобританию, где продолжил актёрскую карьеру[2], снявшись при этом у Хичкока в триллере «Саботаж» (1936). Его дальнейшая карьера была связана с работой в Голливуде, где Хомолка появился в таких картинах, как «Семь грешников» (1940), «Товарищ Икс» (1940), «С огоньком» (1941), «Совершенно секретно» (1952), «Зуд седьмого года» (1955), «Прощай, оружие!» (1957) и «Безумная из Шайо» (1969). При этом на киноэкранах ему часто доставались роли злодеев и советских шпионов, ученых и военных. В 1948 году Хомолка был номинирован на «Оскар» как лучший актёр второго плана в мелодраме «Я помню маму», а в 1956 году — на «Золотой глобус» за роль Кутузова в эпической картине Кинга Видора «Война и мир». В середине 1960-х он вернулся в Англию, где снялся в фильмах «Похороны в Берлине» (1966) и «Мозг ценой в миллиард долларов» (1967).

В 1967 году за выдающийся вклад в немецкое кино Хомолка был награждён специальной премией «Deutscher Filmpreis».

Хомолка был четыре раза женат. Его первой супругой была немецкая актриса еврейского происхождения Грете Мошейм, с которой он был в браке с 1928 по 1937 год. Его вторая жена, баронесса Валли Хатвани, была венгерской актрисой, которая умерла в 1937 году спустя четыре месяца после свадьбы. В 1939 году Хомолка женился на фотографе Флоренс Майер, дочери владельца «The Washington Post» Юджина Мейера. У них родилось двое сыновей, Винсент и Лоуренс, но в итоге их брак закончился разводом. Его последней женой была американская актриса Джоан Тетцел, свадьба с которой состоялась в 1949 году. Их брак продлился до смерти Тетцел в 1977 году. Сам актёр умер спустя три месяца от пневмонии в Суссексе, Англия, в возрасте 79 лет. Он был похоронен вместе с последней супругой на кладбище деревни Фэйрворт в Восточном Суссексе[3].

Напишите отзыв о статье "Хомолка, Оскар"

Примечания

  1. Obituary Variety, February 1, 1978, page 110.
  2. Oskar Homolka Scrapbook 1924—1932, Original held in a private collection, Long Island, New York.
  3. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=11455688 Joan Margaret Tetzel] (англ.) на сайте Find a Grave

Ссылки

  • [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=11455641 Оскар Хомолка] (англ.) на сайте Find a Grave
  • [filmstarpostcards.blogspot.ru/2012/02/oskar-homolka.html Oskar Homolka]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Хомолка, Оскар


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.