Оскар (кинопремия, 1957)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<< 28-я Церемонии награждения 30-я >>
29-я церемония награждения премии «Оскар»
Дата 27 марта 1957 года
Место проведения RKO Pantages Theatre,
Голливуд, Лос-Анджелес, Калифорния, США
Телеканал NBC
Ведущий(-е) Джерри Льюис
Селеста Холм
Продюсер Валентайн Дейвис
Режиссёр Билл Беннингтон
Макс Миллер

29-я церемония вручения наград премии «Оскар» за заслуги в области кинематографа за 1956 год прошла 27 марта 1957 года в RKO Pantages Theatre (Голливуд, Лос-Анджелес, Калифорния).





Фильмы, получившие несколько номинаций

Фильм номинации победы
Гигант
10
<center>1
Король и я <center>9 <center>5
Вокруг света за 80 дней <center>8 <center>5
Десять заповедей <center>7 <center>1
Дружеское увещевание <center>6 <center>-
Жажда жизни <center>4 <center>1
Куколка <center>4 <center>-
Дурная кровь <center>4 <center>-
История Эдди Дучина / The Eddy Duchin Story <center>4 <center>-
Кто-то там наверху любит меня <center>3 <center>2
Слова, написанные на ветру <center>3 <center>1
Отважный <center>3 <center>1
Война и мир <center>3 <center>-
Анастасия <center>2 <center>1
Дорога <center>2 <center>1
«Кадиллак» из чистого золота / The Solid Gold Cadillac <center>2 <center>1
Продавец дождя <center>2 <center>-
Дерзкий и смелый / The Bold and the Brave <center>2 <center>-
Джулия / Julie <center>2 <center>-
Высшее общество <center>2 <center>-
Гордый и светский / The Proud and Profane <center>2 <center>-
Семь самураев <center>2 <center>-
Мятежный подросток <center>2 <center>-
The Dark Wave (док.) <center>2 <center>-

Список лауреатов и номинантов

Победители выделены отдельным цветом.

Основные категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучший фильм Вокруг света за 80 дней / Around the World in Eighty Days (продюсер: Майкл Тодд)
Дружеское увещевание / Friendly Persuasion (продюсер: Уильям Уайлер)
Гигант / Giant (продюсеры: Джордж Стивенс и Генри Гинсберг)
Король и я / The King and I (продюсер: Чарльз Брэкетт)
Десять заповедей / The Ten Commandments (продюсер: Сесиль Б. де Милль)
<center>Лучший режиссёр Джордж Стивенс за фильм «Гигант»
Майкл Андерсон — «Вокруг света за 80 дней»
Уильям Уайлер — «Дружеское увещевание»
Уолтер Лэнг — «Король и я»
Кинг Видор — «Война и мир»
<center>Лучшая мужская роль Юл Бриннер — «Король и я» (за роль короля Сиама Монгкута)
Джеймс Дин (посмертно) — «Гигант» (за роль Джетта Ринка)
Кирк Дуглас — «Жажда жизни» (за роль Винсента ван Гога)
Рок Хадсон — «Гигант» (за роль Джордана «Бика» Бенедикта мл.)
Лоуренс Оливье — «Ричард III» (за роль Ричарда III)
<center>Лучшая женская роль Ингрид Бергман[1] — «Анастасия» (за роль Анны Коревой / Анастасии)
Кэрролл Бейкер — «Куколка» (за роль «Куколки» Мейган)
Кэтрин Хепбёрн — «Продавец дождя» (за роль Лиззи Карри)
Нэнси Келли — «Дурная кровь» (за роль Кристин Пенмарк)
Дебора Керр — «Король и я» (за роль Анны Леонуэнс)
<center>Лучшая мужская роль второго плана
Энтони Куинн — «Жажда жизни» (за роль Поля Гогена)
Дон Мюррей — «Автобусная остановка» (за роль Борегарда «Бо» Декера)
Энтони Перкинс — «Дружеское увещевание» (за роль Джоша Бёрдуэлла)
Микки Руни — «Дерзкий и смелый» (за роль Дули)
Роберт Стэк — «Слова, написанные на ветру» (за роль Кайла Хэдли)
<center>Лучшая женская роль второго плана Дороти Мэлоун — «Слова, написанные на ветру» (за роль Мэрили Хэдли)
Милдред Даннок — «Куколка» (за роль тётушки Роуз Комфорт)
Айлин Хекарт — «Дурная кровь» (за роль Гортензии Дэйгл)
Мерседес Маккэмбридж — «Гигант» (за роль Луз Бенедикт)
Патти Маккормак — «Дурная кровь» (за роль Роды Пенмарк)
<center>Лучший оригинальный сценарий Альбер Ламорис — «Красный шар»
• Роберт Левин — «Дерзкий и смелый»
• Эндрю Л. Стоун — «Джулия»
Федерико Феллини и Туллио Пинелли — «Дорога»
• Уильям Роуз — «Замочить старушку»
<center>Лучший адаптированный сценарий Джеймс По, Джон Фэрроу и C. Дж. Перельман — «Вокруг света за 80 дней» (по одноимённому роману Жюля Верна)
Теннесси Уильямс — «Куколка» (по пьесам автора «Двадцать семь вагонов с хлопком» и «Несъедобный ужин»)
Майкл Уилсон — «Дружеское увещевание» (по роману Джессамин Уэст «Friendly Persuasion»)
• Фред Гиол и Иван Моффат — «Гигант» (по одноимённому роману Эдны Фарбер)
• Норман Корвин — «Жажда жизни» (по одноимённому роману Ирвинга Стоуна)
<center>Лучший литературный первоисточник (англ. Best Writing, Motion Picture Story)
Далтон Трамбо — «Отважный»
• Лео Кэтчер — «История Эдди Дучина»
Жан-Поль Сартр — «Гордецы» (фр.)
Чезаре Дзаваттини — «Умберто Д.»
• Эдвард Берндс и Элвуд Уллман — «Высшее общество» (англ.) (неофициальная номинация)[2]
<center>Лучший фильм на иностранном языке Дорога / La strada (Италия), продюсеры: Дино Де Лаурентис и Карло Понти
Капитан из Кёпеника / Der Hauptmann von Köpenick (ФРГ), продюсеры: Гьюла Требич и Вальтер Коппель
Жервеза / Gervaise (Франция), продюсер: Анни Дорфманн
Бирманская арфа / ビルマの竪琴 (Япония), продюсер: Масаюки Такаки
Кивиток / Qivitoq (Дания), продюсер: О. Дальсгаард Олсен

Другие категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучшая музыка:
Саундтрек к драматическому или комедийному фильму
Виктор Янг (посмертно) — «Вокруг света за 80 дней»
Альфред Ньюман — «Анастасия»
Хьюго Фридхофер — «Между раем и адом» (англ.)
Дмитрий Тёмкин — «Гигант»
Алекс Норт — «Продавец дождя»
<center>Лучшая музыка:
Саундтрек к музыкальному фильму
Альфред Ньюман и Кен Дэрби — «Король и я»
Лайонел Ньюман — «Всё лучшее в жизни — бесплатно» (англ.)
Моррис Столофф и Джордж Данинг — «История Эдди Дучина»
• Джонни Грин и Сол Чаплин — «Высшее общество»
• Джордж Столл и Джонни Грин — «Встречай меня в Лас-Вегасе» (англ.)
<center>Лучшая песня к фильму Que Sera, Sera (Whatever Will Be, Will Be) — «Человек, который слишком много знал» — музыка и слова: Джей Ливингстон и Рэй Эванс
Friendly Persuasion (Thee I Love) — «Дружеское увещевание» — музыка: Дмитрий Тёмкин, слова: Пол Фрэнсис Уэбстер
Julie — «Джулия» — музыка: Лейт Стивенс, слова: Том Адэйр
True Love — «Высшее общество» — музыка и слова: Коул Портер
Written on the Wind — «Слова, написанные на ветру» — музыка: Виктор Янг (посмертно), слова: Сэмми Кан
<center>Лучший монтаж Джин Руджеро, Пол Везервакс — «Вокруг света за 80 дней»
• Мэррилл Дж. Уайт — «Отважный»
• Уильям Хорнбек, Филип В. Андерсон, Fred Bohanan — «Гигант»
• Альберт Экст — «Кто-то там наверху любит меня»
• Энн Боченс — «Десять заповедей»
<center>Лучшая операторская работа
(Чёрно-белый фильм)
Джозеф Руттенберг — «Кто-то там наверху любит меня»
Борис Кауфман — «Куколка»
• Гарольд Россон — «Дурная кровь»
Бёрнетт Гаффи — «Тем тяжелее падение»
• Уолтер Стрендж — «Дилижанс ярости» (англ.)
<center>Лучшая операторская работа
(Цветной фильм)
Лайонел Линдон — «Вокруг света за 80 дней»
• Хэрри Стрэдлинг ст. — «История Эдди Дучина»
Леон Шамрой — «Король и я»
• Лойал Григгз — «Десять заповедей»
Джек Кардифф — «Война и мир»
<center>Лучшая работа художника
(Чёрно-белый фильм)
Седрик Гиббонс, Малкольм Браун (постановщики), Эдвин Б. Уиллис, Ф. Кеог Глисон (декораторы) — «Кто-то там наверху любит меня»
Хэл Перейра, А. Эрл Хедрик (постановщики), Сэмуэл М. Комер, Фрэнк Р. МакКелви (декораторы) — «Гордый и светский»
• Такаси Мацуяма — «Семь самураев»
• Росс Белла (постановщик), Уильям Кирнан, Луи Диэдж (декораторы) — «„Кадиллак“ из чистого золота»
• Лайл Р. Вилер, Джек Мартин Смит (постановщики), Уолтер М. Скотт, Стюарт А. Рейсс (декораторы) — «Мятежный подросток»
<center>Лучшая работа художника
(Цветной фильм)
Лайл Р. Вилер, Джон ДеКуир (постановщики), Уолтер М. Скотт, Пол С. Фокс (декораторы) — «Король и я»
• Джеймс В. Салливан, Кен Адам (постановщики), Росс Дауд (декоратор) — «Вокруг света за 80 дней»
Борис Левен (постановщик), Ральф С. Херст (декоратор) — «Гигант»
Седрик Гиббонс, Ганс Питерс, Э. Престон Амес (постановщики), Эдвин Б. Уиллис, Ф. Кеог Глисон (декораторы) — «Жажда жизни»
Хэл Перейра, Уолтер Х. Тайлер, Альберт Нозаки (постановщики), Сэмуэл М. Комер, Рэй Мойер (декораторы) — «Десять заповедей»
<center>Лучший дизайн костюмов
(Чёрно-белый фильм)
Жан Луис — «„Кадиллак“ из чистого золота»
• Кохэй Изаки — «Семь самураев»
• Хелен Роуз — «Власть и награда» (англ.)
Эдит Хэд — «Гордый и светский»
• Чарльз Ле Мэр, Мэри Уиллс — «Мятежный подросток»
<center>Лучший дизайн костюмов
(Цветной фильм)
Ирен Шарафф — «Король и я»
• Майлз Уайт — «Вокруг света за 80 дней»
• Мосс Мэбри, Марджори Бест — «Гигант»
Эдит Хэд, Ральф Джестер, Джон Дженсен, Дороти Джикинс и Арнольд Фриберг — «Десять заповедей»
• Мария Де Маттеи — «Война и мир»
<center>Лучший звук Карлтон У. Фолкнер (20th Century-Fox SSD) — «Король и я»
• Бадди Майерс (King Bros. Productions, Inc. SD) — «Отважный»
• Джон П. Ливадери (Columbia SSD) — «История Эдди Дучина»
• Гордон Р. Гленнан (Westrex Sound Services), Гордон Сойер (Samuel Goldwyn SSD) — «Дружеское увещевание»
• Лорен Л. Райдер (Paramount SSD) — «Десять заповедей»
<center>Лучшие спецэффекты Джон П. Фултон — «Десять заповедей»
• А. Арнольд Гиллеспи, Ирвинг Дж. Риес, Уэсли Си Миллер — «Запретная планета»
<center>Лучший документальный полнометражный фильм В мире безмолвия / Le Monde du silence (продюсер: Жак Ив Кусто)
• / The Naked Eye (продюсер: Луис Клайд Стоумен)
• Где плавают горы / Hvor bjergene sejler (The Government Film Committee of Denmark)
<center>Лучший документальный короткометражный фильм Подлинная история Гражданской войны / The True Story of the Civil War (продюсер: Луис Клайд Стоумен)
• / A City Decides (Charles Guggenheim & Associates, Inc.)
• / The Dark Wave (продюсер: Джон Хили)
• Дом без имени / The House Without a Name (продюсер: Валентайн Дейвис)
Человек в космосе / Man in Space (продюсер: Уорд Кимбалл)
<center>Лучший короткометражный фильм,
снятый на 1 бобину
Разрушая водный барьер / Crashing the Water Barrier (продюсер: Константин Калзер)
• Я никогда не забуду лицо / I Never Forget a Face (продюсер: Роберт Янгсон)
• / Time Stood Still (продюсер: Седрик Френсис)
<center>Лучший короткометражный фильм,
снятый на 2 бобины
Пальто на заказ / The Bespoke Overcoat (Romulus Films)
• Корова и собака / Cow Dog (продюсер: Ларри Лансбург)
• / The Dark Wave (продюсер: Джон Хили)
• Самоа / Samoa (продюсер: Уолт Дисней)
<center>Лучший короткометражный фильм (мультипликация) Развалина мистера Магу / Magoo’s Puddle Jumper (продюсер: Стивен Босустоу)
• Джеральд Макбоинг! Боинг! на планете Му / Gerald McBoing-Boing on Planet Moo (продюсер: Стивен Босустоу)
• / The Jaywalker (продюсер: Стивен Босустоу)

Специальные награды

Награда Лауреаты
<center>Премия за выдающиеся заслуги в кинематографе (Почётный «Оскар») <center> Эдди Кантор — за выдающиеся заслуги в киноиндустрии.
<center>Награда имени Ирвинга Тальберга Бадди Адлер
<center>Награда имени Джина Хершолта Янг Фрэнк Фриман (англ.)

Научно-технические награды

Категории Лауреаты
<center>Class I Не присуждалась
<center>Class II Не присуждалась
<center>Class III Ричард Х. Рейнджер (Rangertone, Inc.) — for the development of a synchronous recording and reproducing system for quarter-inch magnetic tape.
• Тед Хирш, Carl Hauge, Эдвард Рейчард (Consolidated Film Industries) — for an automatic scene counter for laboratory projection rooms.
• (Technical Departments of Paramount Pictures Corp.) — for the engineering and development of the Paramount lightweight horizontal-movement VistaVision camera.
• Рой Си Стюарт, C.R. Daily (Sons of Stewart-Trans Lux Corp., Transparency Dept. of Paramount Pictures Corp.) — for the engineering and development of the HiTrans and Para-HiTrans rear projection screens.
• (Construction Dept. of Metro-Goldwyn-Mayer Studio) — for a new hand-portable fog machine.
Дэниэл Дж. Блумберг, Джон Понд, Уильям Уэйд (Engineering and Camera Departments of Republic Studio) — for the Naturama adaptation to the Mitchell camera.

См. также

  • «Золотой глобус» 1957 (премия Голливудской ассоциации иностранной прессы)
  • BAFTA 1957 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)

Напишите отзыв о статье "Оскар (кинопремия, 1957)"

Примечания

  1. Ингрид Бергман не присутствовала на церемонии награждения, награду от её имени принял актёр Кэри Грант.
  2. Фильм 1955 года «Высшее общество» (англ. High Society) был ошибочно внесён в список номинантов за лучший сценарий, вместо картины 1956 года, с таким-же названием. Сценаристы фильма 1955 года — Эдвард Берндс и Элвуд Уллман, понимая что произошла путаница сняли свои кандидатуры из числа претендентов. В итоге номинация была отменена для обоих фильмов.

Ссылки

  • [www.oscars.org/oscars/ceremonies/1957 Лауреаты и номинанты 29-й церемонии на официальном сайте американской киноакадемии] (англ.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000003/1957 Лауреаты и номинанты премии «Оскар» в 1957 году на сайте IMDb] (англ.)
  • [www.imdb.com/title/tt0341209/ Организаторы и участники 29-й церемонии на сайте IMDb] (англ.)
  • [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp База данных по всем номинантам и победителям] (англ.)


Отрывок, характеризующий Оскар (кинопремия, 1957)

– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.