Оскар (кинопремия, 1962)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<< 33-я Церемонии награждения 35-я >>
34-я церемония награждения премии «Оскар»
Дата 9 апреля 1962 года
Место проведения Santa Monica Civic Auditorium,
Санта-Моника, Калифорния, США
Телеканал ABC
Ведущий(-е) Боб Хоуп
Продюсер Артур Фрид
Режиссёр Ричард Данлэп
Продолжительность 2 часа, 10 минут

34-я церемония вручения наград премии «Оскар» за заслуги в области кинематографа за 1961 год прошла 9 апреля 1962 года в «Santa Monica Civic Auditorium» (Санта-Моника, округ Лос-Анджелес, Калифорния).





Фильмы, получившие несколько номинаций

Фильм номинации победы
Вестсайдская история / West Side Story
11
<center>10
Нюрнбергский процесс / Judgment at Nuremberg <center>11 <center>2
Мошенник / The Hustler <center>9 <center>2
Пушки острова Наварон / The Guns of Navarone <center>7 <center>1
Завтрак у Тиффани / Breakfast at Tiffany’s <center>5 <center>2
Фанни / Fanny <center>5 <center>-
Детский час / The Children’s Hour <center>5 <center>-
Песня барабана цветов / Flower Drum Song <center>5 <center>-
Сладкая жизнь / La dolce vita <center>4 <center>1
Лето и дым / Summer and Smoke <center>4 <center>-
Пригоршня чудес / Pocketful of Miracles <center>3 <center>-
Эль Сид / El Cid <center>3 <center>-
Отмороженный профессор / The Absent-Minded Professor <center>3 <center>-
Великолепие в траве / Splendor in the Grass <center>2 <center>1
Малыши в стране игрушек / Babes in Toyland <center>2 <center>-
Ловушка для родителей / The Parent Trap <center>2 <center>-

Список лауреатов и номинантов

Победители выделены отдельным цветом.

Основные категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучший фильм Вестсайдская история / West Side Story (продюсер: Роберт Уайз)
Фанни / Fanny (продюсер: Джошуа Логан)
Пушки острова Наварон / The Guns of Navarone (продюсер: Карл Форман)
Мошенник / The Hustler (продюсер: Роберт Россен)
Нюрнбергский процесс / Judgment at Nuremberg (продюсер: Стэнли Крамер)
<center>Лучшая режиссура Роберт Уайз и Джером Роббинс за фильм «Вестсайдская история»
Джей Ли Томпсон — «Пушки острова Наварон»
Роберт Россен — «Мошенник»
Стэнли Крамер — «Нюрнбергский процесс»
Федерико Феллини — «Сладкая жизнь»
<center>Лучшая мужская роль
Максимилиан Шелл — «Нюрнбергский процесс» (за роль Ганса Рольфа)
Шарль Буайе — «Фанни» (за роль Сезара)
Пол Ньюман — «Мошенник» (за роль Эдди Фелсона)
Спенсер Трейси — «Нюрнбергский процесс» (за роль старшего судьи Дэна Хэйвуда)
Стюарт Уитман — «Метка» (англ.) (за роль Джима Фуллера)
<center>Лучшая женская роль Софи Лорен[1] — «Чочара» (за роль Чезиры)
Одри Хепбёрн — «Завтрак у Тиффани» (за роль Холли Голайтли)
Пайпер Лори — «Мошенник» (за роль Сары Паккард)
Джеральдин Пейдж — «Лето и дым» (за роль Алмы Уайнмиллер)
Натали Вуд — «Великолепие в траве» (за роль Уилмы Дин «Дини» Лумис)
<center>Лучшая мужская роль второго плана
Джордж Чакирис — «Вестсайдская история» (за роль Бернардо)
Монтгомери Клифт — «Нюрнбергский процесс» (за роль Рудольфа Петерсена)
Питер Фальк — «Пригоршня чудес» (за роль Джой Боя)
Джекки Глисон — «Мошенник» (за роль «Толстяка Миннесоты»)
Джордж К. Скотт — «Мошенник» (за роль Берта Гордона)
<center>Лучшая женская роль второго плана
Рита Морено — «Вестсайдская история» (за роль Аниты)
Фэй Бейнтер — «Детский час» (за роль миссис Амелии Тилфорд)
Джуди Гарленд — «Нюрнбергский процесс» (за роль Ирен Хоффман)
Лотте Ленья — «Римская весна миссис Стоун» (англ.) (за роль графини Магды Террибили-Гонсалес)
Уна Меркел — «Лето и дым» (за роль миссис Уайнмиллер)
<center>Лучший оригинальный сценарий Уильям Индж — «Великолепие в траве»
Валентин Ежов и Григорий Чухрай — «Баллада о солдате»
Серджо Амидеи, Диего Фаббри и Индро Монтанелли — «Генерал делла Ровере»
Федерико Феллини, Туллио Пинелли, Эннио Флайано и Брунелло Ронди — «Сладкая жизнь»
• Стэнли Шапиро и Пол Хеннинг — «Вернись, моя любовь»
<center>Лучший адаптированный сценарий Эбби Манн — «Нюрнбергский процесс» (на основе сценария автора для одноимённой телепостановки)
• Джордж Аксельрод — «Завтрак у Тиффани» (по одноимённому роману Трумена Капоте)
Карл Форман — «Пушки острова Наварон» (по одноимённому роману Алистера Маклина)
• Сидни Кэрролл и Роберт Россен — «Мошенник» (по одноимённому роману Уолтера Тевиса)
Эрнест Леман — «Вестсайдская история» (на основе сценария Артура Лорентса для одноимённого мюзикла)
<center>Лучший фильм на иностранном языке Сквозь тусклое стекло / Såsom i en spegel (Швеция) реж. Ингмар Бергман
Гарри и дворецкий / Harry og kammertjeneren (Дания) реж. Бент Кристенсен
Бессмертная любовь / 永遠の人 (Eien no hito) (Япония) реж. Кэйсукэ Киносита
Важный человек / Ánimas Trujano (El hombre importante) (Мексика) реж. Исмаэль Родригес
Пласидо / Plácido (Испания) реж. Луис Гарсия Берланга

Другие категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучшая музыка
Саундтрек к драматическому или комедийному фильму
Генри Манчини — «Завтрак у Тиффани»
Миклош Рожа — «Эль Сид»
• Моррис Столофф и Гарри Сукман — «Фанни»
Дмитрий Тёмкин — «Пушки острова Наварон»
Элмер Бернстайн — «Лето и дым»
<center>Лучшая музыка
Саундтрек к музыкальному фильму
Сол Чаплин, Джонни Грин, Сид Рамин и Ирвин Костал — «Вестсайдская история»
Джордж Брунс — «Малыши в стране игрушек»
Альфред Ньюман и Кен Дэрби — «Песня барабана цветов»
Дмитрий Шостакович — «Хованщина»
Дюк Эллингтон — «Парижский блюз» (англ.)
<center>Лучшая песня к фильму Moon River — «Завтрак у Тиффани» — музыка: Генри Манчини, слова: Джонни Мёрсер
Bachelor in Paradise — «Холостяк в раю» (англ.) — музыка: Генри Манчини, слова: Мак Дэвид
Love Theme From El Cid (The Falcon and The Dove) — «Эль Сид» — музыка: Миклош Рожа, слова: Пол Френсис Уэбстер
Pocketful of Miracles — «Пригоршня чудес» — музыка: Джимми Ван Хэйсен, слова: Сэмми Кан
Town without Pity — «Безжалостный город» (англ.) — музыка: Дмитрий Тёмкин, слова: Нэд Вашингтон
<center>Лучший монтаж Томас Стэнфорд — «Вестсайдская история»
• Уильям Рейнольдс — «Фанни»
• Алан Осбистон — «Пушки острова Наварон»
• Фредерик Кнудсон — «Нюрнбергский процесс»
• Филип В. Андерсон — «Ловушка для родителей»
<center>Лучшая операторская работа
(Чёрно-белый фильм)
Эжен Шюффтан — «Мошенник»
• Эдвард Колман — «Отмороженный профессор»
Франц Планер — «Детский час»
Эрнест Ласло — «Нюрнбергский процесс»
• Дэниел Л. Фэпп — «Один, два, три»
<center>Лучшая операторская работа
(Цветной фильм)
Дэниел Л. Фэпп — «Вестсайдская история»
Джек Кардифф — «Фанни»
Расселл Метти — «Песня барабана цветов»
• Хэрри Стрэдлинг ст. — «Величие одного» (англ.)
Чарльз Лэнг — «Одноглазые валеты»
<center>Лучшая работа художника
(Чёрно-белый фильм)
Гарри Хорнер (постановщик), Джин Каллахан (декоратор) — «Мошенник»
• Кэрролл Кларк (постановщик), Эмиль Кури, Хэл Гаусман (декораторы) — «Отмороженный профессор»
• Фернандо Каррере (постановщик), Эдвард Дж. Бойл (декоратор) — «Детский час»
• Рудольф Стернад (постановщик), Джордж Мило (декоратор) — «Нюрнбергский процесс»
• Пьеро Герарди — «Сладкая жизнь»
<center>Лучшая работа художника
(Цветной фильм)
Борис Левен (постановщик), Виктор А. Гангелин (декоратор) — «Вестсайдская история»
Хэл Перейра, Роланд Андерсон (постановщики), Сэм Комер, Рэй Мойер (декораторы) — «Завтрак у Тиффани»
• Веньеро Коласанти, Джон Мур (постановщики) — «Эль Сид»
• Александр Голицин, Джозеф Ч. Райт (постановщики), Ховард Бристоль (декоратор) — «Песня барабана цветов»
Хэл Перейра, Уолтер Х. Тайлер (постановщики), Сэм Комер, Артур Крамс (декораторы) — «Лето и дым»
<center>Лучший дизайн костюмов
(Чёрно-белый фильм)
Пьеро Герарди — «Сладкая жизнь»
• Дороти Джикинс — «Детский час»
• Ховард Шоуп — «Клодель Инглиш» (англ.)
• Жан Луис — «Нюрнбергский процесс»
• Ёсиро Мураки — «Телохранитель»
<center>Лучший дизайн костюмов
(Цветной фильм)
Ирен Шарафф — «Вестсайдская история»
• Билл Томас — «Малыши в стране игрушек»
• Жан Луис — «Переулок» (англ.)
Ирен Шарафф — «Песня барабана цветов»
Эдит Хэд и Уолтер Планкетт — «Пригоршня чудес»
<center>Лучший звук Фред Хайнс (Todd-AO SSD), Гордон Сойер (Samuel Goldwyn SSD) — «Вестсайдская история»
Гордон Сойер (Samuel Goldwyn SSD) — «Детский час»
• Уолдон О. Уотсон (Revue SSD) — «Песня барабана цветов»
• Джон Кокс (Shepperton SSD) — «Пушки острова Наварон»
• Роберт О. Кук (Walt Disney SSD) — «Ловушка для родителей»
<center>Лучшие спецэффекты Билл Уоррингтон (визуальные эффекты), Крис Гринхэм (звуковые эффекты) — «Пушки острова Наварон»
• Роберт А. Мэтти, Юстас Лисетт (визуальные эффекты) — «Отмороженный профессор»
<center>Лучший документальный полнометражный фильм Небо и грязь / Le Ciel et la Boue (продюсеры: Артур Кон и Рене Лафюит)
• Великая Олимпиада / La grande Olimpiade (dell Istituto Nazionale Luce, оргкомитет XVII Летних Олимпийских игр)
<center>Лучший документальный короткометражный фильм Проект Надежда / Project Hope (продюсер: Frank P. Bibas)
• / Breaking the Language Barrier (United States Air Force)
• / Cradle of Genius (продюсеры: Джим О’Коннор и Том Хэйес)
• / Kahl (Dido-Film-GmbH)
• / L’uomo in grigio (продюсер: Бенедетто Бенедетти)
<center>Лучший игровой короткометражный фильм Большие корабли идут в море / Seawards the Great Ships (Templar Film Studios)
• Играй в мяч! / Ballon Vole (Ciné-Documents)
• Лицо Иисуса / The Face of Jesus (продюсер: Джон Д. Дженнингс)
• / Rooftops of New York (продюсер: Роберт Гаффни)
• Очень мило, очень мило / Very Nice, Very Nice (National Film Board of Canada)
<center>Лучший короткометражный фильм (мультипликация) Сурогат / Surogat (Загреб-фильм)
• Аквамания / Aquamania (продюсер: Уолт Дисней)
• / Beep Prepared (продюсер: Чак Джонс)
• Глупость Нелли / Nelly’s Folly (продюсер: Чак Джонс)
• Крысолов из Гуадалупе / The Pied Piper of Guadalupe (продюсер: Фриз Фрилинг)

Специальные награды

Награда Лауреаты
<center>Премия за выдающиеся заслуги в кинематографе (Почётный «Оскар») Уильям Л. Хендрикс — за его патриотическую деятельность, а также участие в создании сценария и производстве фильма студии Военно-морских сил «Отряд в боевой готовности», который сделал честь Академии и киноиндустрии. (for his outstanding patriotic service in the conception, writing and production of the Marine Corps film, «A Force in Readiness», which has brought honor to the Academy and the motion picture industry.)
Фред Л. Метцлер — за преданность делу и выдающиеся заслуги перед Академией кинематографических искусств и наук. (for his dedication and outstanding service to the Academy of Motion Picture Arts and Sciences.)
Джером Роббинс — за яркие достижения в искусстве кинохореографии.
<center>Награда имени Ирвинга Тальберга Стэнли Крамер
<center>Награда имени Джина Хершолта Джордж Ситон

Научно-технические награды

Категории Лауреаты
<center>Class I Не присуждалась
<center>Class II • Sylvania Electric Products, Inc. — for the development of a hand held high-power photographic lighting unit known as the Sun Gun Professional.
• Джеймс Дэйл, С. Уилсон, Х .Э. Райс, Джон Руд, Лори Аткин, Уодсворт Э. Поль, H. Peasgood (Technicolor Corp.) — for a process of automatic selective printing.
• E.I. Sponable, Герберт Э. Брэгг (20th Century-Fox Research Dept.), Ф. Д. Лесли, Р. Д. Уитмор, А. А. Алден, Эндел Пул, Джеймс Б. Гордон (20th Century-Fox Research Dept., Deluxe Laboratories, Inc.) — for a system of decompressing and recomposing CinemaScope pictures for conventional aspect ratios.
<center>Class III • Hurletron, Inc., Electric Eye Equipment Division — for an automatic light changing system for motion picture printers.
• Уодсворт Э. Поль (Technicolor Corp.) — for an integrated sound and picture transfer process.

См. также

  • «Золотой глобус» 1962 (премия Голливудской ассоциации иностранной прессы)
  • BAFTA 1962 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)

Напишите отзыв о статье "Оскар (кинопремия, 1962)"

Примечания

  1. Софи Лорен не присутствовала на церемонии награждения, награду от её имени приняла актриса Грир Гарсон.

Ссылки

  • [www.oscars.org/oscars/ceremonies/1962 Лауреаты и номинанты 34-й церемонии на официальном сайте американской киноакадемии] (англ.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000003/1962 Лауреаты и номинанты премии «Оскар» в 1962 году на сайте IMDb] (англ.)
  • [www.imdb.com/title/tt0348518/ Ведущие и участники 34-й церемонии на сайте IMDb] (англ.)
  • [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp База данных по всем номинантам и победителям] (англ.)


Отрывок, характеризующий Оскар (кинопремия, 1962)

И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.