Оскар (кинопремия, 1964)
Поделись знанием:
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
| 36-я церемония награждения премии «Оскар» | |
|---|---|
| Дата | 13 апреля 1964 года |
| Место проведения | Santa Monica Civic Auditorium, Санта-Моника, Лос-Анджелес, США |
| Телеканал | ABC |
| Ведущий(-е) | Джек Леммон |
| Продюсер | Ричард Данлэп (ABC) Джордж Сидни |
| Режиссёр | Ричард Данлэп |
36-я церемония вручения наград премии «Оскар» за заслуги в области кинематографа за 1963 год состоялась 13 апреля 1964 года в Santa Monica Civic Auditorium (Санта-Моника, округ Лос-Анджелес, Калифорния).
Содержание
Фильмы, получившие несколько номинаций
| Фильм | номинации | победы |
|---|---|---|
| • Том Джонс / Tom Jones | <center>4 | |
| • Клеопатра / Cleopatra | <center>9 | <center>4 |
| • Как был завоёван Запад / How the West Was Won | <center>8 | <center>3 |
| • Хад / Hud | <center>7 | <center>3 |
| • Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир | <center>6 | <center>1 |
| • Кардинал / The Cardinal | <center>6 | <center>- |
| • Восемь с половиной / 8½ | <center>5 | <center>2 |
| • Полевые лилии / Lilies of the Field | <center>5 | <center>1 |
| • Любовь с подходящим незнакомцем / Love with the Proper Stranger | <center>5 | <center>- |
| • Америка, Америка / America, America | <center>4 | <center>1 |
| • Нежная Ирма / Irma la Douce | <center>3 | <center>1 |
| • Капитан Ньюмэн, доктор медицины / Captain Newman, M.D. | <center>3 | <center>- |
| • Такова спортивная жизнь / This Sporting Life | <center>2 | <center>- |
| • Сумерки чести / Twilight of Honor | <center>2 | <center>- |
| • Воскресенья в Виль-д’Эвре / Les Dimanches de Ville d’Avray | <center>2 | <center>- |
| • 55 дней в Пекине / 55 Days at Peking | <center>2 | <center>- |
| • Пока, пташка / Bye Bye Birdie | <center>2 | <center>- |
| • Новый вид любви / A New Kind of Love | <center>2 | <center>- |
Список лауреатов и номинантов
★ Победители выделены отдельным цветом.
Основные категории
| Категории | Лауреаты и номинанты | |
|---|---|---|
| <center>Лучший фильм | ★ Том Джонс / Tom Jones (продюсер: Тони Ричардсон[1]) | |
| • Америка, Америка / America America (продюсер: Элиа Казан) | ||
| • Клеопатра / Cleopatra (продюсер: Уолтер Уэнджер) | ||
| • Как был завоёван Запад / How the West Was Won (продюсер: Бернард Смит) | ||
| • Полевые лилии / Lilies of the Field (продюсер: Ральф Нельсон) | ||
| <center>Лучший режиссёр | ★ Тони Ричардсон[1] за фильм «Том Джонс» | |
| • Элиа Казан — «Америка, Америка» | ||
| • Отто Премингер — «Кардинал» | ||
| • Федерико Феллини — «Восемь с половиной» | ||
| • Мартин Ритт — «Хад» | ||
| <center>Лучшая мужская роль | ★ Сидни Пуатье — «Полевые лилии» (за роль Гомера Смита) | |
| • Альберт Финни — «Том Джонс» (за роль Тома Джонса) | ||
| • Ричард Харрис — «Такова спортивная жизнь» (за роль Фрэнка Мэчина) | ||
| • Рекс Харрисон — «Клеопатра» (за роль Юлия Цезаря) | ||
| • Пол Ньюман — «Хад» (за роль Хада Бэннона) | ||
| <center>Лучшая женская роль | ★ Патриция Нил[2] — «Хад» (за роль Альмы Браун) | |
| • Лесли Карон — «Угловая комната» (за роль Джейн Фоссет) | ||
| • Ширли Маклейн — «Нежная Ирма» (за роль Ирмы) | ||
| • Рейчел Робертс — «Такова спортивная жизнь» (за роль миссис Маргарет Хэммонд) | ||
| • Натали Вуд — «Любовь с подходящим незнакомцем» (за роль Энджи Россини) | ||
| <center>Лучшая мужская роль второго плана | 
|
★ Мелвин Дуглас[3] — «Хад» (за роль Гомера Бэннона) |
| • Ник Адамс — «Сумерки чести» (за роль Бена Брауна) | ||
| • Бобби Дарин — «Капитан Ньюмэн, доктор медицины» (за роль капрала Джима Томпкинса) | ||
| • Хью Гриффит — «Том Джонс» (за роль сквайра Уэстерна) | ||
| • Джон Хьюстон — «Кардинал» (за роль кардинала Гленнона) | ||
| <center>Лучшая женская роль второго плана | 
|
★ Маргарет Рутерфорд[4] — «Очень важные персоны» (за роль герцогини Брайтон) |
| • Дайан Силенто — «Том Джонс» (за роль Молли Сигрим) | ||
| • Эдит Эванс — «Том Джонс» (за роль мисс Уэстерн) | ||
| • Джойс Редман — «Том Джонс» (за роль миссис Уотерс / Дженни Джонс) | ||
| • Лилия Скала — «Полевые лилии» (за роль матери-настоятельницы Марии) | ||
| <center>Лучший сценарий, созданный непосредственно для экранизации | ★ Джеймс Р. Уэбб — «Как был завоёван Запад» | |
| • Элиа Казан — «Америка, Америка» | ||
| • Федерико Феллини, Эннио Флайано, Туллио Пинелли и Брунелло Ронди — «Восемь с половиной» | ||
| • Паскуале Феста Кампаниле, Массимо Франчоза, Нанни Лой, Васко Пратолини и Карло Бернари — «Четыре дня Неаполя» (итал.) | ||
| • Арнольд Шульман — «Любовь с подходящим незнакомцем» | ||
| <center>Лучший адаптированный сценарий | ★ Джон Осборн — «Том Джонс» (по роману Генри Филдинга «История Тома Джонса, найдёныша») | |
| • Ричард Л. Брин, Фиби Эфрон, Генри Эфрон — «Капитан Ньюмэн, доктор медицины» (по одноимённому роману Лео Ростена) | ||
| • Ирвинг Рэвеч и Харриет Фрэнк мл. — «Хад» (по роману Ларри МакМёртри «Horseman, Pass By») | ||
| • Джеймс По — «Полевые лилии» (по одноимённому роману Уильяма Барретта) | ||
| • Серж Бургиньон и Антуан Тюдал — «Воскресенья в Виль-д’Эвре» (по одноимённому роману Бернара Эшассерьо) | ||
| <center>Лучший фильм на иностранном языке |  ★ Восемь с половиной / 8½ (Италия) реж. Федерико Феллини
| |
 • Нож в воде / Nóż w wodzie (Польша) реж. Роман Полански
| ||
 • Тарантос / Los Tarantos (Испания) реж. Франсиско Ровира Белета
| ||
 • Красные фонари / Τα κόκκινα φανάρια (Греция) реж. Василис Георгиадис
| ||
 • Двойняшки Киото / 古都 (Koto) (Япония) реж. Нобору Накамура
| ||
Другие категории
| Категории | Лауреаты и номинанты | |
|---|---|---|
| <center>Лучшая музыка: Оригинальный саундтрек |
★ Джон Эддисон[5] — «Том Джонс» | |
| • Алекс Норт — «Клеопатра» | ||
| • Дмитрий Тёмкин — «55 дней в Пекине» | ||
| • Альфред Ньюман и Кен Дэрби — «Как был завоёван Запад» | ||
| • Эрнест Голд — «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» | ||
| <center>Лучшая музыка: Запись адаптированной партитуры |
★ Андре Превин — «Нежная Ирма» | |
| • Джонни Грин — «Пока, пташка» | ||
| • Лейт Стивенс — «Новый вид любви» | ||
| • Морис Жарр — «Воскресенья в Виль-д’Эвре» | ||
| • Джордж Брунс — «Меч в камне» | ||
| <center>Лучшая песня к фильму | ★ Call Me Irresponsible — «Деликатное состояние папы» — музыка: Джимми Ван Хэйсен, слова: Сэмми Кан | |
| • Charade — «Шарада» — музыка: Генри Манчини, слова: Джонни Мёрсер | ||
| • It’s A Mad, Mad, Mad, Mad World — «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» — музыка: Эрнест Голд, слова: Мак Дэвид | ||
| • More — «Собачий мир» — музыка: Риц Ортолани и Нино Оливьеро, слова: Норман Ньюэлл | ||
| • So Little Time — «55 дней в Пекине» — музыка: Дмитрий Тёмкин, слова: Пол Френсис Уэбстер | ||
| <center>Лучший монтаж | ★ Харольд Ф. Кресс — «Как был завоёван Запад» | |
| • Луис Р. Лоффлер — «Кардинал» | ||
| • Дороти Спенсер — «Клеопатра» | ||
| • Феррис Уэбстер — «Большой побег» | ||
| • Фредерик Кнудсон (посмертно), Роберт Джонс, Джин Фоулер мл. — «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» | ||
| <center>Лучшая операторская работа (Чёрно-белый фильм) |
★ Джеймс Вонг Хоу — «Хад» | |
| • Джордж Дж. Фолси — «Балкон» | ||
| • Люсьен Баллард — «Сторож» | ||
| • Эрнест Хэллер — «Полевые лилии» | ||
| • Милтон Краснер — «Любовь с подходящим незнакомцем» | ||
| <center>Лучшая операторская работа (Цветной фильм) |
★ Леон Шамрой — «Клеопатра» | |
| • Леон Шамрой — «Кардинал» | ||
| • Уильям Х. Дэниелс, Милтон Краснер, Чарльз Лэнг и Джозеф Лашелл — «Как был завоёван Запад» | ||
| • Джозеф Лашелл — «Нежная Ирма» | ||
| • Эрнест Ласло — «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» | ||
| <center>Лучшая работа художника (Чёрно-белый фильм) |
★ Джин Каллахан — «Америка, Америка» | |
| • Пьеро Жерарди — «Восемь с половиной» | ||
| • Хэл Перейра, Тамби Ларсен (постановщики), Сэм Комер, Роберт Р. Бентон (декораторы) — «Хад» | ||
| • Хэл Перейра, Роланд Андерсон (постановщики), Сэм Комер, Грэйс Грегори (декораторы) — «Любовь с подходящим незнакомцем» | ||
| • Джордж У. Дэвис, Пол Грессе (постановщики), Генри Грэйс, Хью Хант (декораторы) — «Сумерки чести» | ||
| <center>Лучшая работа художника (Цветной фильм) |
★ Джон ДеКуир, Джек Мартин Смит, Хилъярд М. Браун, Херман А. Блюменталь, Элвен Уэбб, Морис Пеллинг, Борис Юрага (постановщики), Уолтер М. Скотт, Пол С. Фокс, Рэй Мойер (декораторы) — «Клеопатра» | |
| • Лайл Р. Вилер (постановщик), Джин Каллахан (декоратор) — «Кардинал» | ||
| • Хэл Перейра, Роланд Андерсон (постановщики), Сэм Комер, Джеймс У. Пэйн (декораторы) — «Приди и протруби в свой рог» | ||
| • Джордж У. Дэвис, Уильям Феррари (посмертно), Эддисон Хер (постановщики), Генри Грэйс, Дон Гринвуд мл., Джек Миллс (декораторы) — «Как был завоёван Запад» | ||
| • Ральф У. Брайнтон, Тед Маршалл, Жослин Херберт (постановщики), Джози МакАвин (декоратор) — «Том Джонс» | ||
| <center>Лучший дизайн костюмов (Чёрно-белый фильм) |
★ Пьеро Жерарди — «Восемь с половиной» | |
| • Эдит Хэд — «Любовь с подходящим незнакомцем» | ||
| • Уильям Травилла — «Стриптизёрша» | ||
| • Билл Томас — «Игрушки на чердаке» | ||
| • Эдит Хэд — «Жёны и любовницы» | ||
| <center>Лучший дизайн костюмов (Цветной фильм) |
★ Ирен Шарафф, Витторио Нино Новарезе, Рени — «Клеопатра» | |
| • Дональд Брукс — «Кардинал» | ||
| • Уолтер Планкетт — «Как был завоёван Запад» | ||
| • Пьеро Този — «Леопард» | ||
| • Эдит Хэд — «Новый вид любви» | ||
| <center>Лучший звук | ★ Франклин Милтон (Metro-Goldwyn-Mayer SSD) — «Как был завоёван Запад» | |
| • Чарльз Райс (Columbia SSD) — «Пока, пташка» | ||
| • Уолдон О. Уотсон (Universal City SSD) — «Капитан Ньюмэн, доктор медицины» | ||
| • Джеймс П. Коркоран (20th Century-Fox SSD), Фред Хайнс (Todd-AO SSD) — «Клеопатра» | ||
| • Гордон Сойер (Samuel Goldwyn SSD) — «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» | ||
| <center>Лучшие звуковые эффекты | ★ Уолтер Эллиот — «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» | |
| • Роберт Л. Брэттон — «Скопление орлов» | ||
| <center>Лучшие спецэффекты | ★ Эмиль Коса мл. — «Клеопатра» | |
| • Аб Айверкс — «Птицы» | ||
| <center>Лучший документальный полнометражный фильм | ★ Роберт Фрост: Полюбовный спор с миром / Robert Frost: A Lover’s Quarrel with the World (продюсер: Роберт Хьюз) | |
| • / Le Maillon et la Chaîne (продюсер: Поль де Рубэ) | ||
| • / The Yanks Are Coming (продюсер: Маршалл Флаум) | ||
| • Вокзал / Terminus (продюсер: Эдгар Энсти) (неофициальная номинация)[6] | ||
| <center>Лучший документальный короткометражный фильм | ★ Шагалл / Chagall (продюсер: Саймон Шиффрин) | |
| • / The Five Cities of June (продюсер: Джордж Стивенс мл.) | ||
| • / The Spirit of America (продюсер: Algernon G. Wlaker) | ||
| • / Thirty Million Letters (продюсер: Эдгар Энсти) | ||
| • / To Live Again (продюсер: Мэл Лондон) | ||
| <center>Лучший игровой короткометражный фильм | ★ Совиный ручей / La Rivière du hibou (продюсеры: Поль де Рубэ и Марсель Ичак) | |
| • Концерт / Koncert (продюсер: Эзра Р. Бэйкер) | ||
| • Самодельная машина / The Home Made Car (продюсер: Джеймс Хилл) | ||
| • / The Six-Sided Triangle (продюсер: Кристофер Майлз) | ||
| • / That’s Me (продюсер: Уолкер Стюарт) | ||
| <center>Лучшая короткометражка (мультипликация) | ★ Критик / The Critic (продюсер: Эрнест Пинтофф) | |
| • Автомания 2000 / Automania 2000 (продюсер: Джон Халас) | ||
| • Игра / Igra (продюсер: Душан Вукотич) | ||
| • / My Financial Career (продюсер: Колин Лоу и Том Дэйли) | ||
| • / Pianissimo (продюсер: Кармен Д’Авино) | ||
Специальная награда
| <center>Награда имени Ирвинга Тальберга | ★ Сэм Шпигель |
Научно-технические награды
| Категории | Лауреаты | |
|---|---|---|
| <center>Class I | Не присуждалась | |
| <center>Class II | Не присуждалась | |
| <center>Class III | • Дуглас Ширер и А. Арнольд Гиллеспи (Metro-Goldwyn-Mayer Studios) — for the engineering of an improved Background Process Projection System. | |
См. также
- «Золотой глобус» 1964 (премия Голливудской ассоциации иностранной прессы)
- BAFTA 1964 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)
Напишите отзыв о статье "Оскар (кинопремия, 1964)"
Примечания
- ↑ 1 2 Тони Ричардсон не присутствовал на церемонии награждения, награды от его имени приняли: продюсер Дэвид В. Пикер (за лучший фильм) и актриса Эдит Эванс (за лучшую режиссуру).
- ↑ Патриция Нил не присутствовала на церемонии награждения, награду от её имени приняла актриса Аннабелла.
- ↑ Мелвин Дуглас не присутствовал на церемонии награждения, награду от его имени принял актёр Брендон Де Уайлд.
- ↑ Маргарет Рутерфорд не присутствовала на церемонии награждения, награду от её имени принял актёр Питер Устинов.
- ↑ Джон Эддисон не присутствовал на церемонии награждения, награду от его имени принял композитор Элмер Бернстайн.
- ↑ Документальный фильм «Вокзал» был отозван с номинации, так как не соответствовал правилам Американской киноакадемии в выдвижении кандидатов в этой категории. [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearch?action=searchLink&displayType=3&BSFilmID=36632 Terminus. Awardsdatabase.oscars.org]
Ссылки
- [www.oscars.org/oscars/ceremonies/1964 Лауреаты и номинанты 36-й церемонии на официальном сайте американской киноакадемии] (англ.)
- [www.imdb.com/event/ev0000003/1964 Лауреаты и номинанты премии «Оскар» в 1964 году на сайте IMDb] (англ.)
- [www.imdb.com/title/tt0349055/ Организаторы и участники 36-й церемонии на сайте IMDb] (англ.)
- [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp База данных американской киноакадемии] (англ.)
Отрывок, характеризующий Оскар (кинопремия, 1964)
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
