Оскар (кинопремия, 1969)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<< 40-я  Церемонии награждения  42-я >>
41-я церемония награждения премии «Оскар»
Дата 14 апреля 1969 года
Место проведения Dorothy Chandler Pavilion,
Лос-Анджелес, США
Телеканал ABC
Ведущий(-е)
Продюсер Гауэр Чемпион
Режиссёр Гауэр Чемпион

41-я церемония вручения наград премии «Оскар» за заслуги в области кинематографа за 1968 год состоялась 14 апреля 1969 года в Dorothy Chandler Pavilion (Лос-Анджелес, Калифорния).

Награды в категории «Лучшая женская роль» в этом году достались сразу двум актрисам: Кэтрин Хепбёрн за роль в картине «Лев зимой» и Барбре Стрейзанд — «Смешная девчонка».





Фильмы, получившие несколько номинаций

Фильм номинации награды
Оливер! / Oliver!
11
<center>      5 + 1
Смешная девчонка / Funny Girl <center>8 <center>1
Лев зимой / The Lion in Winter <center>7 <center>3
Звезда! / Star! <center>7 <center>0
Ромео и Джульетта / Romeo and Juliet <center>4 <center>2
Космическая одиссея 2001 года / 2001: A Space Odyssey <center>4 <center>1
Рэйчел, Рэйчел / Rachel, Rachel <center>4 <center>0
Лица / Faces <center>3 <center>0
Планета обезьян / Planet of the Apes <center>2 <center>      0 + 1
Если бы не розы / The Subject Was Roses <center>2 <center>1
Продюсеры (Весна для Гитлера) / The Producers <center>2 <center>1
Ребёнок Розмари / Rosemary's Baby <center>2 <center>1
Война и мир <center>2 <center>1
Афера Томаса Крауна / The Thomas Crown Affair <center>2 <center>1
Буллит / Bullitt <center>2 <center>1
Битва за Алжир / La battaglia di Algeri <center>2 <center>0
Сердце — одинокий охотник / The Heart Is a Lonely Hunter <center>2 <center>0
Странная парочка / The Odd Couple <center>2 <center>0
Башмаки рыбака / The Shoes of the Fisherman <center>2 <center>0
Радуга Финиана / Finian's Rainbow <center>2 <center>0
Полярная станция «Зебра» / Ice Station Zebra <center>2 <center>0

Список лауреатов и номинантов

Победители выделены отдельным цветом.

Основные категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучший фильм Оливер! / Oliver! (продюсер: Джон Вулф)
Смешная девчонка / Funny Girl (продюсер: Рэй Старк)
Лев зимой / The Lion in Winter (продюсер: Мартин Полл)
Рэйчел, Рэйчел / Rachel, Rachel (продюсер: Пол Ньюман)
Ромео и Джульетта / Romeo and Juliet (продюсеры: Энтони Хейвлок-Аллан и Джон Брейборн)
<center>Лучший режиссёр Кэрол Рид за фильм «Оливер!»
Джилло Понтекорво — «Битва за Алжир»
Энтони Харви — «Лев зимой»
Франко Дзеффирелли — «Ромео и Джульетта»
Стэнли Кубрик — «Космическая одиссея 2001 года»
<center>Лучшая мужская роль Клифф Робертсон[1] — «Чарли» (за роль Чарли Гордона)
Алан Аркин — «Сердце — одинокий охотник» (за роль Джона Сингера)
Алан Бейтс — «Посредник» (за роль Якова Бока)
Рон Муди — «Оливер!» (за роль Феджина)
Питер О’Тул — «Лев зимой» (за роль короля Англии Генриха II)
<center>Лучшая женская роль Кэтрин Хепбёрн[2] — «Лев зимой» (за роль Алиеноры Аквитанской)
Барбра Стрейзанд — «Смешная девчонка» (за роль Фанни Брайс)
Патриция Нил — «Если бы не розы» (за роль Нетти Клири)
Ванесса Редгрейв — «Айседора» (за роль Айседоры Дункан)
Джоан Вудвард — «Рэйчел, Рэйчел» (за роль Рэйчел Кэмерон)
<center>Лучшая мужская роль второго плана Джек Альбертсон — «Если бы не розы» (за роль Джона Клири)
Сеймур Кэссел — «Лица» (за роль Чета)
Дэниел Мэсси — «Звезда!» (за роль Ноэла Кауарда)
Джек Уайлд — «Оливер!» (за роль «Ловкого Плута»)
Джин Уайлдер — «Продюсеры» (за роль Лео Блума)
<center>Лучшая женская роль второго плана
Рут Гордон — «Ребёнок Розмари» (за роль Минни Кастевет)
Линн Карлин — «Лица» (за роль Марии Форст)
Сондра Локк — «Сердце — одинокий охотник» (за роль Мик Келли)
Кэй Медфорд — «Смешная девчонка» (за роль Роуз Брайс)
Эстель Парсонс — «Рэйчел, Рэйчел» (за роль Каллы Мэкки)
<center>Лучший сценарий, созданный непосредственно для экранизации
Мел Брукс за сценарий к фильму «Продюсеры»
• Франко Салинас и Джилло Понтекорво — «Битва за Алжир»
Джон Кассаветис — «Лица»
• Айра Уоллах и Питер Устинов — «Горячие миллионы» (англ.)
Стэнли Кубрик и Артур Кларк — «Космическая одиссея 2001 года»
<center>Лучший адаптированный сценарий Джеймс Голдмен — «Лев зимой» (по одноимённой пьесе автора)
Нил Саймон — «Странная парочка» (по одноимённой пьесе автора)
• Вернон Харрис — «Оливер!» (по одноимённому мюзиклу Лайонела Барта и по роману Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста»)
• Стюарт Штерн — «Рэйчел, Рэйчел» (по роману Маргарет Лоренс «A Jest of God»)
Роман Полански — «Ребёнок Розмари» (по одноимённому роману Айры Левин)
<center>Лучший фильм на иностранном языке Война и мир (СССР)[3] реж. Сергей Бондарчук
Мальчишки с улицы Пал / A Pál utcai fiúk (Венгрия) реж. Золтан Фабри
Бал пожарных / Horí, má panenko (Чехословакия) реж. Милош Форман
Не промахнись, Ассунта! (Девушка с пистолетом) / La ragazza con la pistola (Италия) реж. Марио Моничелли
Украденные поцелуи / Baisers volés (Франция) реж. Франсуа Трюффо

Другие категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучшая музыка:
Оригинальный саундтрек
Джон Барри — «Лев зимой»
Лало Шифрин — «Лис»
Джерри Голдсмит — «Планета обезьян»
Алекс Норт — «Башмаки рыбака»
Мишель Легран — «Афера Томаса Крауна»
<center>Лучшая музыка:
Запись песен к фильму,
адаптация партитуры
Джонни Грин (адаптация партитуры) — «Оливер!»
Рэй Хайндорф (адаптация партитуры) — «Радуга Финиана»
Уолтер Шарф (адаптация партитуры) — «Смешная девчонка»
Ленни Хэйтон (адаптация партитуры) — «Звезда!»
Мишель Легран (музыка и адаптация партитуры), Жак Деми (слова) — «Девушки из Рошфора»
<center>Лучшая песня к фильму The Windmills of Your Mind — «Афера Томаса Крауна» — музыка: Мишель Легран, слова: Алан и Мэрилин Бергман
Chitty Chitty Bang Bang — «Пиф-паф ой-ой-ой» — музыка и слова: Ричард М. Шерман и Роберт Б. Шерман
For Love of Ivy — «Ради любви к плющу» — музыка: Куинси Джонс, слова: Боб Расселл
Funny Girl — «Смешная девчонка» — музыка: Жюль Стайн, слова: Боб Мэррилл
Star! — «Звезда!» — музыка: Джимми Ван Хэйсен, слова: Сэмми Кан
<center>Лучший монтаж Фрэнк П. Келлер — «Буллит»
• Роберт Свинк, Мори Уайнтроб, Уильям Сэндс — «Смешная девчонка»
• Фрэнк Брэхт — «Странная парочка»
• Ральф Кемплен — «Оливер!»
• Фред Р. Фейтшанс мл., Ив Ньюман — «Дикарь на улицах»
<center>Лучшая операторская работа Паскуалино Де Сантис — «Ромео и Джульетта»
Хэрри Стрэдлинг ст. — «Смешная девчонка»
Дэниел Л. Фэпп — «Полярная станция „Зебра“»
Освальд Моррис — «Оливер!»
Эрнест Ласло — «Звезда!»
<center>Лучшая работа художника Джон Бокс, Теренс Марш (постановщики), Вернон Диксон, Кен Магглстон (декораторы) — «Оливер!»
• Джордж У. Дэвис, Эдвард Карфанго (постановщики) — «Башмаки рыбака»
Борис Левен (постановщик), Уолтер М. Скотт, Ховард Бристоль (декораторы) — «Звезда!»
• Энтони Мастерс, Гарри Ланж, Эрнест Арчер (постановщики) — «Космическая одиссея 2001 года»
Михаил Богданов, Геннадий Мясников (постановщики), Георгий Кошелев, В. Уваров (декораторы) — «Война и мир»
<center>Лучший дизайн костюмов Данило Донати — «Ромео и Джульетта»
Маргарет Фёрс — «Лев зимой»
• Филлис Далтон — «Оливер!»
• Мортон Хаак — «Планета обезьян»
• Дональд Брукс — «Звезда!»
<center>Лучший звук Shepperton Studio Sound Department — «Оливер!»
• Warner Bros.-Seven Arts Studio Sound Department — «Буллит»
• Warner Bros.-Seven Arts Studio Sound Department — «Радуга Финиана»
• Columbia Studio Sound Department — «Смешная девчонка»
• 20th Century-Fox Studio Sound Department — «Звезда!»
<center>Лучшие специальные визуальные эффекты Стэнли Кубрик — «Космическая одиссея 2001 года»
• Хэл Миллар, Дж. МакМиллан Джонсон — «Полярная станция „Зебра“»
<center>Лучший документальный полнометражный фильм Путешествие в себя / Journey into Self (продюсер: Билл МакГоу)[4]
• / A Few Notes on Our Food Problem (продюсер: Джеймс Блу)
• / Legendary Champions (продюсер: Уильям Кэйтон)
• Другие голоса / Other Voices (продюсер: Дэвид Х. Сойер)
• Молодые американцы / Young Americans (продюсеры: Роберт Кон и Александр Грассхофф) (дисквалифицирован)[4]
<center>Лучший документальный короткометражный фильм Почему человек творит? / Why Man Creates (продюсер: Сол Басс)
• / The House That Ananda Built — (продюсер: Фали Билимориа)
• / The Revolving Door (продюсер: Ли Р. Бобкер)
• / A Space to Grow (продюсер: Томас П. Келли мл.)
• / A Way Out of the Wilderness (продюсер: Дэн Э. Вейсбёрд)
<center>Лучший игровой короткометражный фильм Роберт Кеннеди в воспоминаниях / Robert Kennedy Remembered (продюсер: Чарльз Гуггенхейм)
• Голубка / De Düva: The Dove (продюсеры: Джордж Коу, Сидни Дэвис и Энтони Ловер)
• Па-де-де / Pas de deux — (National Film Board of Canada)
• / Prelude (продюсер: Джон Эстин)
<center>Лучшая короткометражка (мультипликация) Винни Пух и ненастный день / Winnie the Pooh and the Blustery Day (продюсер: Уолт Дисней (награждён посмертно))
• Дом, который построил Джек / La maison de Jean-Jacques (продюсеры: Вульф Кениг и Джим Маккэй)
• / The Magic Pear Tree (продюсер: Джимми Мураками)
• / Windy Day (продюсеры: Джон Хабли и Фэйт Хабли)

Специальные награды

Награда Лауреаты
<center>Премия за выдающиеся заслуги в кинематографе (Почётный «Оскар») Джон Чемберс (англ.) — за выдающиеся достижения в искусстве грима, продемонстрированные в фильме «Планета обезьян».
Онна Уайт (англ.) — за выдающиеся достижения в хореографии в процессе создания фильма «Оливер!».
<center>Награда имени Джина Хершолта Марта Рэй

Научно-технические награды

Категории Лауреаты
<center>Class I Филип В. Палмквист (Minnesota Mining and Manufacturing Co.), доктор Герберт Майер (Motion Picture and Television Research Center), Чарльз Д. Стэффелл (Rank Organisation)за разработку и успешное воплощение системы отражённой проекции фона для комбинированных съёмок. (for the development of a successful embodiment of the reflex background projection system for composite cinematography.)
Eastman Kodak Co.за разработку и внедрение в кинопроизводство цветной обратимой вспомогательной киноплёнки. (for the development and introduction of a color reversal intermediate film for motion pictures.)
<center>Class II Donald W. Norwoodfor the design and development of the Norwood Photographic Exposure Meters.
Eastman Kodak Co., Producers Service Co.for the development of a new high-speed step-optical reduction printer.
Ed Di Giulio, Neils G. Petersen, Norman S. Hughes (Cinema Product Development Company)for the design and application of a conversion which makes available the reflex viewing system for motion picture cameras.
Optical Coating Laboratories, Inc.for the development of an improved anti-reflection coating for photographic and projection lens systems.
Eastman Kodak Co.for the introduction of a new high speed motion picture color negative film.
Panavision, Inc.for the conception, design and introduction of a 65mm hand-held motion picture camera.
Todd-AO Co., Mitchell Camera Co.for the design and engineering of the Todd-AO hand-held motion picture camera.
<center>Class III Carl W. Hauge, Edward H. Reichard (Consolidated Film Industries), E. Michael Meahl, Roy J. Ridenour (Ramtronics)for engineering an automatic exposure control for printing-machine lamps.
Eastman Kodak Co., Consolidated Film Industriesfor a new direct positive film (Eastman Kodak) and for the application of this film to the making of post-production work prints (Consolidated Film).

См. также

  • «Золотой глобус» 1969 (премия Голливудской ассоциации иностранной прессы)
  •  BAFTA 1969 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)

Напишите отзыв о статье "Оскар (кинопремия, 1969)"

Примечания

  1. Клифф Робертсон не присутствовал на церемонии награждения, награду от его имени принял актёр Грегори Пек.
  2. Кэтрин Хепбёрн не присутствовала на церемонии награждения, награду от её имени принял режиссёр Энтони Харви.
  3. Фильм «Война и мир» стал первым советским художественным фильмом, награждённым премией «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке».
  4. 1 2 На 41-й церемонии награждения 14 апреля 1969 года, фильм «Молодые американцы» был объявлен победителем в категории «Лучший документальный полнометражный фильм», но 7 мая 1969 года, фильм был дисквалифицирован, из-за того что был показан в октябре 1967 года, что не соответствует правилам Американской киноакадемии, награду присудили фильму «Путешествие в себя».

Ссылки

  • [www.oscars.org/oscars/ceremonies/1969 Лауреаты и номинанты 41-й церемонии на официальном сайте Американской киноакадемии] (англ.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000003/1969 Лауреаты и номинанты премии «Оскар» в 1969 году на сайте IMDb] (англ.)
  • [www.imdb.com/title/tt0353127 Организаторы и участники 41-й церемонии на сайте IMDb] (англ.)
  • [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp База данных по всем номинантам и победителям] (англ.)


Отрывок, характеризующий Оскар (кинопремия, 1969)

– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.