Османо-габсбургские войны

Османо-габсбургские войны — серия военных конфликтов между Османской империей и различными ветвями династии Габсбургов, правившими в Австрийской империи, а также в отдельные промежутки времени в Испании, Священной Римской империи и королевстве Венгрия. Началом этих конфликтов считается Мохачская битва, после которой треть Венгрии стала данником Османской империи.

В XVI веке Османская империя была серьёзной угрозой Европе, которая не могла мобилизоваться на отпор из-за Реформации и франко-габсбургского соперничества. Однако у Османской империи в это время были свои проблемы — с Персией на востоке и египетскими мамлюками на юге — которые не позволили ей обратить против Европы все свои усилия.

Вестфальский мир 1648 года и Война за испанское наследство 1701—1714 годов оставили Австрию единственным компактным габсбургским владением, и османо-габсбургские войны свелись к австро-турецким войнам. Нарастающее превосходство Европы в военном деле позволило Габсбургам отвоевать Венгрию и начать наступать на Балканах. Конфликты завершились, когда во время Первой мировой войны Австро-Венгрия и Османская империя стали союзниками, а после войны обе империи прекратили своё существование.

Противники сближаются друг с другом

Долгое время Королевство Венгрия являлось основным противником турок в Европе. После гибели его короля Лайоша II в 1526 году в Мохачской битве его вдова Мария Австрийская бежала в Австрию к своему брату Фердинанду. Фердинанд, будучи женатым на старшей сестре погибшего Лайоша — Анне — предъявил права на его наследство. Часть венгерских дворян, собравшись на съезд в Пожони, провозгласила Фердинанда новым королём Венгрии, однако другая часть, собравшись в Токае, избрала королём Яноша Запольяи.

В 1527—1528 годах армия Фердинанда вторглась в Венгрию, разбила войска Запольяи и изгнала его из страны в Польшу. Находясь в изгнании, Янош Запольяи обратился в 1528 году за помощью к Османской империи. 10 мая 1529 года началось вторжение Сулеймана Великолепного в Венгрию. Во время этого вторжения османские войска выбили силы Габсбургов из страны и восстановили власть Яноша в большей части Венгрии. Янош Запольяи в июле 1529 года принес вассальную присягу турецкому султану и был признан им королём Венгрии.

Осада Вены

Одержав победу при Мохаче, Сулейман считал, что он, как завоеватель, вправе распоряжаться венгерской короной, и пообещал её Запольяи. У Фердинанда было мало ресурсов и людей как в австрийских владениях Габсбургов, так и в самой Венгрии, поэтому весной 1528 года он направил в Стамбул посланников, которые должны были вести переговоры о мире, но те вернулись с пустыми руками. 10 мая 1529 года Сулейман выступил со своей армией в поход на Вену. По дороге, в Мохаче, Запольяи был коронован королём Венгрии. Затем у Фердинанда отобрали Буду, и Запольяи был возведён на венгерский трон.

Тяжёлые природные условия привели к тому, что турецким войскам пришлось потратить четыре месяца на путь от Стамбула до Буды, и ещё две недели, чтобы подойти к Вене, куда они прибыли в последние дни сентября. Коммуникации османской армии были слишком растянуты, а сами войска — измотаны, поэтому после трёх недель безуспешной осады Сулейман отдал приказ об отступлении. Уход турок осаждённые восприняли как чудо.

Малая война

После поражения под Веной Сулейману пришлось отвлечься на дела в других частях своей империи. Воспользовавшись отсутствием турецких войск, австрийцы в 1530 году перешли в контрнаступление, и отбили ряд важных крепостей на Дунае. В 1532 году Сулейман вернулся, но, чтобы подойти к Вене, его войскам нужно было взять находившийся в 80 километрах к югу от столицы городок Кёсег, который капитулировал только после трёх недель осады. С началом августовских дождей османская армия была вынуждена отступить. В 1533 году между Фердинандом и Сулейманом был подписан мирный договор. Янош Запольяи был признан венгерским королём и османским вассалом, турки признали оставшуюся часть Венгрии за Габсбургами.

Договор не удовлетворил ни Яноша, ни Фердинанда, чьи армии начали стычки друг с другом вдоль границы. Периодически обращаясь за помощью к туркам, венграм удавалось сдерживать Габсбургов, а в 1543—1544 годах турки вновь перешли в наступление, взяв ряд крепостей на Дунае, после чего вновь было подписано перемирие.

Состояние мира между австрийцами и турками продолжалось до 1552 года, когда Сулейман решил атаковать Эгер. Осада Эгера закончилась неудачей, австро-венгерская победа под Эгером после долгого периода поражений в Венгрии дала австрийцам основание полагать, что Венгрия всё-таки является спорной территорией, а не потеряна навсегда.

В 1566 году старый Сулейман вновь атаковал австрийские владения в Венгрии, но во время Сигетварской битвы скончался.

Война в Средиземноморье

В XV веке произошли два события, вызвавшие большой рост числа бездомных в Средиземноморье: падение Константинополя в 1453 году, и постепенное изгнание мавров из Испании начиная с 1492 года. Разорённые и недовольные бывшие обитатели этих мест жаждали мщения, и многие из них стали пиратами. Обычно христиане базировались в Центральном Средиземноморье: на Сицилии, Мальте или на одном из островов близ побережья Далмации; мусульмане присоединялись к своим единоверцам в Северной Африке. В начале XVI века в Алжире укрепился Хайр-ад-Дин Барбаросса, провозгласивший себя султаном и признавший верховную власть Османской империи.

Основной угрозой для Османской империи в Восточном Средиземноморье был Орден святого Иоанна, превративший в свою укреплённую базу остров Родос. Турецкая атака на остров в 1480 году была отбита, но в 1522-м турки смогли, наконец, захватить его. Император Карл V в 1530-м году передал рыцарям остров Мальта, и они продолжили свою собственную войну с турками, опираясь на новые базы.

Избранный в 1519 году императором Священной Римской империи Карл V, принадлежавший к испанской ветви Габсбургов был ревностным католиком, и реально пытался построить всеевропейскую империю, поэтому турецкую угрозу он воспринял со всей серьёзностью. Однако против его универсалистских планов выступил французский король Франциск I, в результате чего в 1521 году началась война. Чтобы ослабить соперника, в 1528 году Франциск I пошёл на неслыханный шаг: заключил договор с султаном Сулейманом о союзе против Габсбургов; так был основан Франко-турецкий альянс. Будучи вынужденным отвлечься от Франции, Карл V также открыл «второй фронт»: он сумел подвигнуть на действия против османской империи персидского шаха, образовав габсбургско-персидский альянс.

В 1533 году Хайр-ад-Дин Барбаросса был назначен главнокомандующим турецким флотом, и в 1534 году захватил Тунис, однако год спустя Тунис был отбит Карлом V. В 1538 году морское сражение при Превезе турецкого флота против объединённых флотов Испании, Венеции и Папского государства окончилось победой Барбароссы. В 1543 году, во время очередной «итальянской» войны флот Барбароссы совместно с французским флотом участвовал в осаде Ниццы, которую защищали войска Карла V. В 1556 турецкие войска начали осаду Орана, которая не принесла успеха.

В 1565 году турки решили захватить Мальту, которую Карл V отдал иоаннитам. За 30 лет пребывания на острове рыцари выстроили там мощные укрепления, а получив от своих шпионов информацию о планах турок стали день и ночь работать над улучшением обороноспособности, поэтому, хотя турки и доставили на Мальту огромную армию, Великая осада Мальты закончилась их поражением.

После смерти Сулеймана I в 1566 году султаном стал его сын Селим II. Чтобы противостоять туркам, в 1571 году европейские страны создали «Священную лигу», флот которой одержал победу над турецким в битве при Лепанто. Победа при Лепанто во многих странах западной Европы тогда рассматривалась не просто как победа в обычном морском сражении, а как и важнейшая победа христианства над исламом, однако в реальности она не оказала особого влияния на ход шедшей тогда очередной венециано-османской войны: воспользовавшись отсутствием единства среди союзников, Турция построила новый флот и успешно закончила войну. По мирному договору 1573 года Венеция уступила Турции остров Кипр.

Завоевание Крита Османской империей

Мальтийские рыцари, воспрянув духом, возобновили нападения на мусульманские суда по всему Средиземноморью. В ответ турки в 1648 году высадились на Крите. Венецианцам пришлось защищать свой последний крупный остров в Эгейском море в одиночку, так как Австрия приходила в себя после Тридцатилетней войны, а Испания воевала с Францией.

Тем не менее, Венецианская республика всё ещё обладала мощным флотом, и осада турками последней венецианской крепости на Крите затянулась. Блокада венецианцами Дарданелл явилась серьёзным унижением для Османской империи, и не давала возможности нормально снабжать экспедиционный корпус на Крите. В течение следующих десяти лет Испания успела помириться с Францией, а Австрия возобновила войну с турками. Тем не менее, в итоге в 1664 году турки заключили мир с Австрией, а венецианский флот в итоге потерпел поражение, и остров Крит пал после десятилетней осады.

Великая Турецкая война

В 1682 году, в ответ на габсбургские налёты на Османскую Венгрию, турки двинули на Австрию огромную армию, но в 1683 году она была разбита под Веной. В 1684 году был создана антитурецкая Священная лига в составе Австрии, Польши и Венеции. После заключения в 1686 году Вечного мира между Русским царством и Речью Посполитой к Священной лиге примкнула Россия. В течение последующих 16 лет австрийские войска перешли в масштабное наступление и отбили у турок значительные территории — южную Венгрию и Трансильванию. Турки были вынуждены признать условия Карловицкого мира 1699 года, который передал Австрии Венгрию, Трансильванию, Хорватию, Венеции — Морею и острова Архипелага, Польше — находившееся с 1672 г. у Турции Подолье.

Игра окончена

Хотя Великая турецкая война явилась для Османской империи бедствием, от которого она так и не смогла оправиться, Габсбурги вскоре также оказались втянутыми в разрушительную войну против своего традиционного противника — Франции. Поскольку испанский король Карл II с самого раннего детства был болен умственно и физически, а других мужчин в Испанской ветви рода Габсбургов не было, вопрос о наследовании огромной Испанской империи — которая включала помимо Испании также владения в Италии и Америке, Бельгию и Люксембург — был постоянным предметом обсуждения. На испанский престол претендовали две династии: французские Бурбоны и австрийские Габсбурги; обе королевские семьи были тесно связаны с последним испанским королём. В результате охватившей всю Европу и Северную Америку войны за испанское наследство корона Испании перешла от Габсбургов к Бурбонам, под властью Габсбургов осталась лишь Австрия.

В XIX веке и Австрийская, и Османская империя постепенно приходили в упадок, их обгоняли другие государства, раньше их вступившие в индустриальную эпоху. Начался рост национализма на Балканах и в долине Дуная. В 1867 году Австрийская империя превратилась в Австро-Венгрию, в результате чего одна из крупнейших наций империи прекратила бороться против единства страны, но Османская империя подобных преобразований не сделала, и её раздирали восстания национальных меньшинств. В результате, терпя поражения на разных фронтах, турки не смогли предотвратить оккупацию Австро-Венгрией Боснии в 1878 году (была формально аннексирована в 1908 году).

Отношения между Австро-Венгрией и Османской империей стали улучшаться, когда они почувствовали в России общую угрозу. Это привело к тому, что в Первой мировой войне бывшие противники сражались на одной стороне, однако проигрыш войны привёл к распаду обоих государств.

Отрывок, характеризующий Османо-габсбургские войны

Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.