Османо-мамлюкская война (1485—1491)

Османо-мамлюкская война (1485—1491)
Дата	1485—1491 годы
Место	Сирия, Малая Азия
Итог	ничья
Противники
Османская империя Мамлюкский султанат
Командующие
Баязид II Каитбей
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Османо-мамлюкская война 1485—1491 годов — первая война между Османской империей и Мамлюкским султанатом.

Предыстория

Между Османской империей и Мамлюкским султанатом существовала полоса из буферных государств: государство Караманидов, Зулкадар, Рамазаногуллары. Правители этих государств часто меняли стороны, подчиняясь то османам, то мамлюкам.

В 1485 году зулкадарский правитель Бузкурд Ала ад-дин-даула, зятем которого был османский султан Баязид II, осадил город Малатья, подчинявшийся мамлюкам. Когда мамлюки ответили на агрессию, Баязид послал тестю подкрепление, и мамлюки были разбиты, но тут же добились победы в следующем столкновении. Летом 1485 года правитель мамлюков постарался изо всех сил унизить Баязида, конфисковав подарки, посланные ему шахом Декхана с полуострова Индостан, когда их везли по мамлюкской территории.

Ход войны

1485

Летом 1485 года Баязид послал против огузо-туркменских племён тургулду и варсак, оказавших сопротивление османскому присоединению Карамана и поставивших воинов Джему, армию под командованием нового правителя Карамана — Карагёза Мехмед-паши. Карагёз Мехмед-паша захватил крепости области Тарс-Адана, чьё стратегическое положение позволяло контролировать пути из Малой Азии в Сирию.

1486

Мамлюкский султан Каитбей, чтобы предотвратить османскую угрозу своим владениям, действовал решительно. В марте 1486 году его войска сошлись в битве у Аданы с объединёнными силами караманской армии Карагёза Мехмед-паши и армии, посланной из Стамбула под командованием зятя Баязида — Херсекзаде Ахмед-паши, губернатора Анатолии. Карагёз Мехмед-паша и его люди бежали (позднее он был арестован и казнён), а Херсекзаде Ахмед-паша захвачен в плен и отослан в Каир. Мамлюки взяли под свой контроль Адану, Тарс и Киликийскую равнину.

1487

На следующий год великий визирь Дауд-паша вывел на поле боя имперскую армию, к которой на этот раз присоединились силы зулкадарского Ала ад-дин-даула. Вопреки совету последнего, первоначальный план направить войско против мамлюков был отклонён, и армия отправилась в другом направлении, для подавления восстания племён тургулду и варсак. Преуспев в этом, Дауд-паша вернулся домой, понимая, что он понизил риск нападения с тыла, когда бы османы ни возобновили кампанию против мамлюков.

1488—1489

В 1488 году османы предприняли одновременное наступление на суше и на море. Недавно освобождённый из плена Херсекзаде Ахмед-паша командовал флотом, а армию возглавил правитель Румелии Хадым Али-паша. Войдя на спорную территорию, армия захватила несколько крепостей у мамлюков и их вассалов.

Оба противника попытались привлечь помощь Запада — из-за договора с мамлюками Венеция отказала Баязиду в использовании Кипра в качестве базы, в то время как султан мамлюков так же безуспешно пытался наладить контакты с другими итальянскими государствами. Венеция послала на Кипр флот, помешавший Херсекзаде Ахмед-паше пристать к берегу, вместо этого он причалил в заливе Искендерон на побережье Малой Азии. Однако свирепый шторм разметал османский флот, и мамлюки смогли беспрепятственно пройти из Сирии на север к Адане. Армия Хадыма Али-паши потерпела сокрушительное поражение и бежала, преследуемая силами огузо-турецких племён. То, что возвращавшийся в Алеппо мамлюкский отряд, был разбит Херсекзаде Ахмед-пашой, не улучшило ситуации. Хадым Али-паша отошёл в Караман и попытался перегруппировать свои разрозненные силы. Крепость Адана продержалась в осаде три месяца, но в итоге сдалась мамлюкам.

Поражение стоило османам поддержки нескольких огузо-туркменских племён, на которые они ранее могли оказывать влияние, а также позволили зулкадарскому Ала ад-дин-даулу более открыто отдавать предпочтение мамлюкам как сильнейшему государству в регионе. Османы отреагировали поддержкой в качестве зулкадарского правителя его брата Шах-Будака, но не смогли навязать его кандидатуру, и он был отправлен пленником в Египет, где также принял сторону мамлюков.

1490

В 1490 году армия мамлюков вторглась в Караман, чтобы осадить Кайсери, но узнав, что к ним направляется армия Херсекзаде Ахмед-паши, ретировалась.

Итоги и последствия

Наступила патовая ситуация. Мамлюки больше не могли нести груз издержек и столкнулись с внутренней оппозицией войне; османы знали, что скоро предстоит очередной крестовый поход с Запада, и им понадобятся войска для его отражения. В результате в 1491 году был заключён мир. Граница между двумя государствами была установлена по перевалу Гюлек, господствовавшему над путями по восточному Тавру, а мамлюки сохранили влияние в районе Аданы.

Источники

• Кэролайн Финкель «История Османской империи. Видение Османа» — Москва: «Издательство АСТ», 2010. ISBN 978-5-17-043651-4

Отрывок, характеризующий Османо-мамлюкская война (1485—1491)

Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.