Османская империя

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Османский султанат»)
Перейти к: навигация, поиск
Османская империя
دَوْلَتِ عَلِيّهٔ عُثمَانِيّه


Devlet-i Âliyye-i Osmâniyye

Империя

 

 

1299 — 1922


Флаг Герб
Девиз
осм. دولت ابد مدت‎ — Devlet-i Ebed-müddet
«Вечное государство»[1]
Гимн
Гимн Османской империи[en]

Османская империя в 1683 году
Столица Сёгют (1299—1329)
Бурса (1329—1365)
Эдирне (1365—1453)
Константинополь (1453—1922)
Язык(и) османский язык и др.
Религия ислам (суннитского толка)
Денежная единица акче, куруш, лира
Площадь 5 200 000[2] км² (1683 год)
Население 35 350 000 чел. (1856 год)
(2,6 % населения Земли)
Форма правления абсолютная монархия (до 1876; 1878—1908)

дуалистическая монархия (1876—1878; с 1908)

Династия Османы
султан
Преемственность
Конийский султанат
Турция
Предшественники:
Преемники:
Конийский султанат
Византийская империя
Сербская деспотия
Турция
Султанат Египет
Хиджаз (королевство)
Асир (эмират)
Йеменское Мутаваккилийское Королевство
Арабское Королевство Сирия
Месопотамия (мандатная территория)
Администрация Западной Армении
Понт (республика)
Британский мандат в Палестине
К:Появились в 1299 годуК:Исчезли в 1922 году

Осма́нская импе́рия (осм. دولت عالیه عثمانیه‎ — Devlet-i Âliyye-i Osmâniyye[3]), также Оттома́нская империя, Оттома́нская По́рта или просто По́рта[4] — государство, созданное в 1299 году тюркскими племенами Османа I в северо-западной Анатолии[5]. После падения Константинополя в 1453 году Османское государство стало именоваться империей. Падение Константинополя явилось важнейшим событием в развитии турецкой государственности, так как после победы 1453 года Османская империя окончательно закрепилась в Европе, что является важной характеристикой современной Турции. Империя достигла наибольшего возвышения при правлении султана Сулеймана I. Её земли охватывали часть Европы, Азии и Африки. Правление османской династии длилось 623 года, с 27 июля[6][прим. 1] 1299 года по 1 ноября 1922 года, когда монархия была упразднена.

В XVIXVII веках Османская империя достигла наивысшей точки своего влияния в период правления Сулеймана Великолепного. В этот период Османская империя была одной из самых могущественных стран мира — многонациональное, многоязычное государство, простиравшееся от южных границ Священной Римской империи — окраин Вены, Королевства Венгрия и Речи Посполитой на севере, до Йемена и Эритреи на юге, от Алжира на западе, до Каспийского моря на востоке[7]. Под её владычеством находилась бо́льшая часть Юго-Восточной Европы, Западная Азия и Северная Африка[8]. В начале XVII века империя состояла из 32 провинций и многочисленных вассальных государств, некоторые из которых были позже захвачены ею — в то время как другим была предоставлена автономия[прим. 2][9].

Столицей империи был Константинополь (ныне Стамбул). Империя контролировала территории Средиземноморского бассейна. Османская империя являлась связующим звеном Европы и стран Востока на протяжении 6 веков.

После международного признания Великого национального собрания Турции, 29 октября 1923 года, вскоре после подписания Лозаннского мирного договора (24 июля 1923 года), было провозглашено создание Турецкой Республики, являвшейся преемницей Османской империи. 3 марта 1924 года был окончательно ликвидирован Османский халифат. Полномочия и обязанности халифата были переданы Великому национальному собранию Турции[10].





Происхождение названия

Название Османской империи на османском языке — Devlet-i ʿAliyye-yi ʿOsmâniyye[3](دَوْلَتِ عَلِيّهٔ عُثمَانِیّه), либо — Osmanlı Devleti (عثمانلى دولتى)[прим. 3]. В современном турецком языке её именуют Osmanlı Devleti или Osmanlı İmparatorluğu. На Западе слова «Османская» и «Турция» использовались как взаимозаменяемые в период империи. Эта взаимосвязь перестала использоваться в 1920—1923 годы, когда у Турции появилось единое официальное название, используемое европейцами со времён сельджуков.

История

Образование Османской империи (1299—1453)

После распада Конийского султаната сельджуков (предков османов) в 1300-х годах Анатолия была разделена на несколько независимых бейликов. К 1300 году ослабленная Византийская империя потеряла бо́льшую часть своих земель в Анатолии, составивших 10 бейликов. Один из бейликов находился под управлением Османа I (1258[11]—1326), сына Эртогрула, со столицей в Эскишехире, в западной Анатолии. Осман I расширил границы своего бейлика, начав медленно продвигаться к границам Византийской империи. В этот период было создано османское правительство, организация которого менялась в течение всего существования империи. Это было жизненно важно для быстрого расширения империи. Правительство использовало социально-политическую систему, при которой религиозные и этнические меньшинства были полностью независимы от центральной власти. Эта религиозная терпимость привела к малому сопротивлению во время захвата турками новых территорий[12]. Осман I поддерживал всех тех, кто способствовал достижению его цели.

После смерти Османа I власть Османской империи начала распространяться над Восточным Средиземноморьем и Балканах. В 1324 году сын Османа I, Орхан захватил Бурсу и сделал её новой столицей Османского государства. Падение Бурсы означало потерю контроля Византии над Северо-Западной Анатолией. В 1352 году османы, переправившись через Дарданеллы, впервые самостоятельно ступили на европейскую землю, захватив стратегически важную крепость Цимпу. Христианские государства упустили ключевой момент, чтобы объединившись, выбить турок из Европы, и уже через несколько десятилетий, пользуясь междоусобицами в самой Византии, раздробленностью Болгарского царства, османы укрепившись и освоившись, захватили большую часть Фракии. В 1387 году, после осады, турки захватили крупнейший, после Константинополя, город империи, Салоники. Победа османов в битве при Косово в 1389 году фактически положила конец власти сербов в этом регионе и стала почвой для дальнейшего осуществления османской экспансии в Европе. Битва при Никополе 1396 года по праву считается последним крупным крестовым походом Средневековья, не смогшим остановить бесконечное наступление в Европе орд турок-османов. С расширением османских владений на Балканах, важнейшей задачей турок стал захват Константинополя. Османская империя на сотни километров контролировала все земли бывшей Византии, окружающие город. Напряжение византийцам временно сняло вторжение из глубин Азии ещё одного среднеазиатского правителя Тимура в Анатолию и его победа в Ангорской битве в 1402 году. Он взял в плен самого султана Баязида I. Пленение турецкого султана привело к развалу османской армии. В османской Турции началось междуцарствие, длившееся с 1402 по 1413 года. И опять благоприятный момент, дававший шанс укрепить свои силы, был упущен и растрачен на междоусобные войны и смуту между самими христианскими державами — Византией, Болгарским царством и распадавшимся Сербским королевством. Междуцарствие закончилось воцарением султана Мехмеда I.

Часть османских владений на Балканах была потеряна после 1402 года (Салоники, Македония, Косово и т. д.), но вновь захвачена Мурадом II в 1430—1450 годах. 10 ноября 1444 года Мурад II, пользуясь численным превосходством, разгромил соединённые венгерские, польские и валашские войска Владислава III и Яноша Хуньяди в битве при Варне[13][14]. Четыре года спустя, во второй битве на Косовом поле в 1448 году, Мурад II разгромил сербско-венгерско-валашские войска Яноша Хуньяди.

Рост Османской империи (1453—1683)

Экспансия и апогей (1453—1566)

Сын Мурада II, Мехмед II, преобразовал турецкое государство и армию. После длительной подготовки и двухмесячной осады, подавляющего численного перевеса турок и упорного сопротивления горожан, 29 мая 1453 года султан захватил столицу Византии, город Константинополь. Мехмед II уничтожил многовековой центр православия, Второй Рим, — каким был более тысячи лет Константинополь, сохранив лишь некое подобие церковного института для управления всем покорённым и (пока) не обращённым в ислам православным населением бывшей империи и славянских государств на Балканах. Задавленное налогами, гнётом и жёсткой властью мусульман, несмотря на исторически сложные отношения Византии и Западной Европы, большинство православного населения Османской империи предпочло бы перейти даже под власть Венеции[15].

XVXVI века́ были так называемым периодом роста Османской империи. Империя успешно развивалась под грамотным политическим и экономическим управлением султанов. Были достигнуты определённые успехи в развитии экономики, так как османы контролировали основные сухопутные и морские торговые пути между Европой и Азией[16][прим. 4].

Султан Селим I значительно увеличил территории Османской империи на востоке и юге, нанеся поражение Сефевидам в Чалдыранской битве в 1514 году[17][18]. Селим I также нанёс поражение мамлюкам и захватил Египет. С этого времени военно-морской флот империи присутствовал в Красном море. После захвата Египта турками, между Португальской и Османской империями началась конкуренция за доминирование в регионе.

В 1521 году Сулейман Великолепный захватил Белград и в течение османо-венгерских войн присоединил южную и центральную Венгрию[19][20]. После битвы при Мохаче в 1526 году он разделил с Восточно-Венгерским королевством и Королевством Венгрия всю Венгрию[уточнить]. Вместе с этим он учредил должность представителей султана на европейских территориях. В 1529 году он осадил Вену, но несмотря на подавляющее численное превосходство, сопротивление венцев было таково, что взять её не смог[21]. В 1532 году он ещё раз осадил Вену, но был разбит в битве за Кёсег[22][23][24]. Вассальными княжествами Османской империи стали Трансильвания, Валахия и, отчасти, Молдавия. На востоке турки в 1535 году взяли Багдад, получив контроль над Месопотамией и выход к Персидскому заливу.

Франция и Османская империя, имея общую неприязнь к Габсбургам, стали союзниками. В 1543 году французско-османские войска под командованием Хайр-ад-Дина Барбароссы и Тургут-реиса одержали победу под Ниццей, в 1553 году — вторглись на Корсику и через несколько лет захватили её[25]. За месяц до осады Ниццы французские артиллеристы совместно с турками участвовали в осаде Эстергома и разгромили венгров. После остальных побед турок, король Габсбургов Фердинанд I в 1547 году вынужден был признать власть турок-османов уже над Венгрией.

К концу жизни Сулеймана I население Османской империи было огромно и насчитывало 15 000 000 человек[26]. Кроме того, османский флот контролировал значительную часть Средиземного моря[27]. К этому времени Османская империя добилась больших успехов в политической и военной организации государства, и в Западной Европе её часто сравнивали с Римской империей. К примеру, итальянский учёный Франческо Сансовино писал:

Если бы мы тщательно исследовали их происхождение и подробно изучили их внутригосударственные отношения и внешние связи, мы могли бы сказать, что римские воинская дисциплина, выполнение приказаний и победы равны турецким… Во время военных кампаний [турки] способны есть очень мало, они непоколебимы, когда сталкиваются с трудными задачами, подчиняются своим командирам абсолютно и упорно воюют до победы… В мирное время они организуют разногласия и беспорядки между подданными ради восстановления абсолютной справедливости, что при этом выгодно самим им…[28][29]

Таким же образом, французский политик Жан Боден в своём труде La Méthode de l’histoire, опубликованном в 1560 году, писал:

Предъявлять права на титул абсолютного правителя может лишь османский султан. Только он законно может претендовать на титул преемника Римского императора[28]

Мятежи и возрождение (1566—1683)

Сильные военные и бюрократические структуры прошлого века были ослаблены анархией в период правления слабовольных султанов. Турки постепенно отстали от европейцев в военном деле. Нововведение, сопровождающееся мощной экспансией, стало началом подавления растущего консерватизма верующих и интеллигентов[30]. Но, несмотря на эти трудности, Османская империя продолжала оставаться главной экспансионистской державой, пока не потерпела поражение в битве за Вену в 1683 году, закончившей продвижение турок в Европе.

Открытие новых морских путей в Азию позволило европейцам избежать монополии Османской империи. С открытием португальцами в 1488 году мыса Доброй Надежды начался ряд османско-португальских войн в Индийском океане, продолжавшихся в течение всего XVI века. С экономической точки зрения, колоссальный приток серебра испанцам, вывозившим его из Нового Света, вызвал резкое обесценивание валюты Османской империи и безудержную инфляцию.

При Иване Грозном Московское царство захватило Поволжье и укрепилось на побережье Каспийского моря. В 1571 году крымский хан Девлет I Герай, при поддержке Османской империи, сжёг Москву[31]. Но в 1572 году крымские татары потерпели поражение в битве при Молодях. Крымское ханство продолжило совершать набеги на Русь во время поздних налётов татаро-монголов на русские земли, [32] и Восточная Европа продолжала оставаться под влиянием крымских татар до конца XVII века[33].

В 1571 году войска Священной лиги одержали победу над турками в морском сражении при Лепанто. Это событие стало символическим[32] ударом по репутации непобедимой Османской империи. Турки потеряли много людей, потери флота были значительно ниже[34]. Мощь османского флота быстро была восстановлена, и в 1573 году Порта склонила Венецию к подписанию мирного договора[35]. Благодаря этому, турки укрепились в Северной Африке[35].

Для сравнения, Габсбурги создали Военную границу, защищавшую Габсбургскую монархию от турок[36]. Ослабление кадровой политики Османской империи в войне с Габсбургской Австрией вызвало нехватку первой в вооружении в Тринадцатилетней войне. Это способствовало низкой дисциплине в армии и открытому неподчинению командованию[37]. В 1585—1610 годах в Анатолии разгорелось восстание джелали, в котором приняли участие секбаны[прим. 5][38] К 1600 году население империи достигло 30 000 000 человек, и нехватка земли вызвала ещё большее давление на Порту[39].

В 1635 году Мурад IV кратковременно захватил Ереван, в 1639 году — Багдад, восстановив там центральную власть[40]. В период Султаната женщин империей правили матери султанов от имени сыновей. Наиболее влиятельными женщинами в период были Кёсем Султан и её невестка Турхан Хатидже, их политическое соперничество закончилось убийством первой в 1651 году. В эпоху Кёпрюлю великими визирями были представители албанского рода Кёпрюлю. Они осуществляли непосредственный контроль над Османской империей. При содействии визирей Кёпрюлю турки возвратили себе Трансильванию, в 1669 году захватили Крит и в 1676 году — Подолье[41]. Опорными пунктами турок в Подолье были Хотин и Каменец-Подольский[41].

В мае 1683 года огромная турецкая армия под командованием Кара Мустафа-паши осадила Вену[42]. Турки медлили с последним штурмом и были разгромлены в Венской битве в сентябре этого же года войсками Габсбургов, немцев и поляков[42]. Поражение в битве вынудило турок 26 января 1699 года подписать со Священной Лигой Карловицкий мир, закончивший Великую Турецкую войну[43]. Турки уступили Лиге многие территории[44]. С 1695 года османы вели контрнаступление в Венгрии, оно закончилось сокрушительным поражением в битве при Зенте 11 сентября 1697 года[45].

Стагнация и восстановление (1683—1827)

В течение этого периода русские представляли большую опасность для Османской империи[46]. В связи с этим, после поражения в Полтавской битве в 1709 г. Карл XII стал союзником турок[46]. Карл XII склонил османского султана Ахмеда III объявить войну России. В 1711 османские войска разгромили русских на реке Прут[46]. 21 июля 1718 года между Австрией и Венецией с одной стороны и Османской империей с другой стороны был подписан Пожаревацкий мир, завершивший на некоторое время войны Турции. Тем не менее, договор показал, что Османская империя находилась в обороне и была уже не в состоянии осуществлять экспансию в Европе[47].

Вместе с Австрией Российская империя участвовала в Русско-турецкой войне 1735—1739 годов. Война закончилась Белградским мирным договором в 1739 году. По условиям мира Австрия уступала Османской империи Сербию и Валахию, а Азов отошёл Российской империи. Однако, несмотря на Белградский мир, Османская империя воспользовалась миром, в связи с войнами России и Австрии с Пруссией[что?][48]. В этот длительный период мира в Османской империи были проведены образовательные и технологические реформы, были созданы высшие учебные заведения (к примеру, Стамбульский технический университет)[49]. В 1734 году в Турции было создано артиллерийское училище, в котором преподавали инструкторы из Франции. Но мусульманское духовенство не одобрило этого шага сближения с европейскими странами, одобренного османским народом[50]. С 1754 года училище стало работать в тайне[50]. В 1726 году Ибрахим Мутеферрика, убедив османское духовенство в продуктивности книгопечатания, обратился к султану Ахмеду III на разрешение печатания светской литературы[51]. С 1729 по 1743 в Османской империи издавались его 17 трудов в 23 томах, тираж каждого тома составил от 500 до 1000 экземпляров[51][52].

Под видом преследования польского революционера-беглеца русская армия вошла в Балту — османский форпост на границе с Россией, учинив массовую резню, и сожгла его[53]. Это событие спровоцировало начало Османской империей русско-турецкой войны 1768—1774 годов. В 1774 году между османами и русскими был заключен Кючук-Кайнарджийский мирный договор, завершивший войну[54]. Согласно договору, с христиан Валахии и Молдавии был снят религиозный гнёт[54].

В течение XVIIIXIX веков последовал целый ряд войн между Османской и Российской империями. В конце XVIII века Турция потерпела ряд поражений в войнах с Россией. И турки пришли к выводу, что для избежания дальнейших поражений Османская армия должна пройти модернизацию[50].

В 1789—1807 Селим III провёл военную реформу, сделав первые серьёзные попытки реорганизировать армию по европейскому образцу. Благодаря реформе были ослаблены реакционные течения янычар, которые к тому времени были уже неэффективны. Однако, в 1804 и 1807 годах они поднимали восстания против реформы. В 1807 Селим был посажен заговорщиками под стражу, а в 1808 году убит. В 1826 году Махмуд II ликвидировал янычарский корпус.

Сербская революция 1804—1815 годов стала началом эры романтического национализма на Балканах. Балканскими странами был поднят Восточный вопрос. В 1830 году Османская империя де-юре признала суверенитет Сербии[55][56]. В 1821 году греки подняли восстание против Порты. За греческим восстанием на Пелопоннесе последовало восстание в Молдавии, которое кончилось в 1829 году её де-юре независимостью. В середине XIX века европейцы называли Османскую империю «Больной человек Европы». В 1860—1870 года вассалы осман — княжества Сербия, Валахия, Молдавия и Черногория обрели полную независимость.

Модернизационные реформы

В период Танзимата (18391876) Порта провела реформы, которые привели к созданию армии, комплектуемой по призыву, реформированию банковской системы, замене религиозного закона на светский и замене заводов на гильдии. 23 октября 1840 года в Стамбуле было открыто министерство почтовой связи Османской империи[57][58].

В 1847 году Сэмюэл Морзе получил патент на телеграф от Султана Абдул-Меджида I[59]. После успешного испытания телеграфа, 9 августа 1847 года[60] турки начали строительство первой телеграфной линии Стамбул-Эдирне-Шумен[61].

В 1876 году в Османской империи была принята конституция[de]. В эпоху первой конституции[tr] в Турции был создан парламент, упразднённый султаном в 1878 году. Уровень образования христиан в Османской империи был намного выше образования мусульман, что вызвало большое недовольство последних[62]. В 1861 году в Османской империи насчитывалась 571 начальная школа и 94 средних школ для христиан, в которых учились 14 000 детей, что превышало число школ для мусульман[62]. Поэтому в дальнейшем изучение арабского языка и исламской теологии было невозможно[62]. В свою очередь, более высокий уровень образования христиан позволил им играть большую роль в экономике[62]. В 1911 году из 654 оптовых компаний Стамбула, 528 принадлежали этническим грекам[62].

В свою очередь, Крымская война 1853—1856 годов стала продолжением длительного соперничества крупнейших европейских держав за земли Османской империи. 4 августа 1854 года[63] во время Крымской войны[64] Османская империя взяла свой первый кредит. Война стала причиной массовой эмиграции крымских татар из России — эмигрировало около 200 000 человек[65]. К концу Кавказской войны 90 % черкесов покинули Кавказ и обосновались в Османской империи[66].

Многие нации Османской империи в XIX веке охватил подъём национализма[en]. Зарождение национального сознания и этнического национализма в Османской империи было главной её проблемой. Турки сталкивались с национализмом не только у себя в стране, но и за её пределами. Число революционных политический партий[tr] в стране резко возросло. Восстания в Османской империи в XIX веке были чреваты серьёзными последствиями, и это повлияло на направление политики Порты в начале XX века.

Русско-турецкая война 1877—1878 годов закончилась решительной победой Российской империи. В результате, оборона турок в Европе резко ослабла; Болгария, Румыния и Сербия обрели независимость. В 1878 году Австро-Венгрия аннексировала османские провинции Боснийский вилайет и Новопазарский Санджак, но турки не признали вхождение их в состав этого государства и всеми силами пытались вернуть их обратно.

В свою очередь, после Берлинского конгресса 1878 года, Британская империя начали агитационную деятельность за возвращение туркам территорий на Балканах[67]. В 1878 году[67] англичанам было передано управление Кипром. В 1882 году британские войска вторглись в Египет, якобы для подавления восстания Араби-паши[ar], захватив его.

В 1894—1896 годах в результате массовых убийств армян в Османской империи было убито от 100 000 до 300 000 человек[68].

После сокращения в размерах Османской империи, многие балканские мусульмане переселились в её пределы[69][70]. К 1923 году в состав Турции вошли Анатолия и Восточная Фракия[71].

Распад Османской империи (1908—1922)

Османская империя уже давно называлась «больным человеком Европы». К 1914 году она потеряла почти все свои территории в Европе и Северной Африке. К тому времени население Османской империи насчитывало 28 000 000 человек, из которых 17 000 000 проживало в Анатолии, 3 000 000 — в Сирии, Ливане и Палестине, 2 500 000 — в Ираке, остальные 5 500 000 — на Аравийском полуострове[72].

После младотурецкой революции 3 июля 1908 года в Османской империи началась эпоха второй Конституции[ro]. Султан объявил о восстановлении конституции 1876 года и вновь созвал Парламент. Приход к власти младотурок означал начало распада Османской империи.

Воспользовавшись гражданскими беспорядками, Австро-Венгрия, выведя свои войска из Новопазарского Санджака, отошедшего туркам, ввела их в Боснию и Герцеговину, аннексировав её. В ходе Итало-турецкой войны 1911—1912 годов Османская империя лишилась Ливии, и Балканский союз объявил ей войну. Империя потеряла все свои территории на Балканах за время Балканских войн, кроме Восточной Фракии и Адрианополя. 400 000 балканских мусульман, боясь расправы со стороны греков, сербов и болгар, отступали вместе с османской армией[73]. Немцами было предложено строительство железнодорожной линии в Ираке. Железная дорога была построена лишь частично. В 1914 году Британская империя купила эту железную дорогу, продолжив её строительство. Железная дорога сыграла особую роль в возникновении Первой мировой войны.

В ноябре 1914 года Османская империя вступила в Первую мировую войну на стороне Центральных держав, приняв участие в боевых действиях на Ближнем Востоке. В течение войны Османская империя одержала несколько существенных побед (например, Дарданелльская операция, Осада Эль-Кута), но и понесла несколько серьёзных поражений (к примеру, на Кавказском фронте).

До нашествия турок-сельджуков, на территории современной Турции находились христианские государства ромеев и армян, и даже после того, как турки захватили греческие и армянские земли, в 18 веке греки и армяне всё ещё составляли 2/3 местного населения, в 19 веке — 1/2 населения, в начале ХХ века 50-60 % составляло местное коренное христианское население. Всё изменилось в конце Первой мировой войны в результате геноцида греков, ассирийцев, армян и курдов-езидов, проведённого турецкой армией и курдской, черкесской, туркоманской и турецкой милициями[74].

В 1915 году русские войска продолжали наступление в Восточной Анатолии[75], тем самым спасая армян от уничтожения турками[76][77][78].

В 1916 году на Ближнем Востоке вспыхнуло Арабское восстание, которое переломило ход событий в пользу Антанты.

30 октября 1918 года было подписано Мудросское перемирие, закончившее Первую мировую войну. За ним последовали оккупация Константинополя и раздел Османской империи. По условиям Севрского мирного договора разделённая территория Османской империи была закреплена между державами Антанты.

Оккупации Константинополя и Измира привели к началу турецкого национального движения. Война за независимость Турции 1919—1922 годов окончилась победой турок под руководством Мустафы Кемаля Ататюрка. 1 ноября 1922 года был упразднён султанат, а 17 ноября 1922 года последний султан Османской империи Мехмед VI покинул страну. 29 октября 1923 года Великое национальное собрание Турции объявило о создании Турецкой республики. 3 марта 1924 года был упразднён халифат.

Форма правления

Государственная организация Османской империи была очень проста. Её главными направлениями были военная и гражданская администрации. Высшей должностью в стране был султан. Гражданская система была основана на административных единицах, построенных на характерных особенностях регионов. Турки использовали систему, при которой государство контролировало духовенство (как в Византийской империи). Определённые доисламские традиции турок, сохранившиеся после введения в оборот административной и судебной систем из мусульманского Ирана, остались важными в административных кругах Османской империи[79]. Основной задачей государства была оборона и расширение империи, а также обеспечение безопасности и сбалансированности внутри страны ради сохранения власти[80].

Ни одна из династий мусульманского мира не находилось так долго у власти, как династия османов[81]. Династия османов была турецкого происхождения. Одиннадцать раз османский султан свергался недругами как враг народа. В истории Османской империи было лишь 2 попытки свержения османской династии, обе окончившиеся неудачей, что свидетельствовало о силе турок-османов[80].

Высокое положение халифата, управлявшегося султаном, в исламе позволило создать туркам османский халифат. Османский султан (или падишах, «царь царей») был единственным правителем империи и являлся олицетворением государственной власти, хотя он не всегда осуществлял абсолютный контроль. Новым султаном всегда становился один из сынов прежнего султана. Прочная система образования дворцовой школы была направлена на ликвидацию неподходящих возможных наследников и создания поддержки для правящей элиты преемника. Дворцовые школы, в которых учились будущие государственные чиновники, были не обособленны. В Медресе (осман. Medrese‎) учились мусульмане, здесь преподавали учёные и государственные чиновники. Материальную поддержку оказывали вакуфы, что позволяло детям из бедных семей получить высшее образование[82], христиане же учились в эндеруне[83], куда набирались ежегодно 3 000 мальчиков-христиан от 8 до 12 лет из 40 семей из населения Румелии и/или Балкан (девширме)[84].

Несмотря на то, что султан был верховным монархом, государственная и исполнительная власть была возложена на политиков. Между советниками и министрами в органе самоуправления (диван, в XVII веке был переименован в Порту) шла политическая борьба. Ещё во времена бейлика диван состоял из старейшин. Позже вместо старейшин в состав дивана вошли армейские офицеры и местная знать (к примеру, религиозные и политические деятели). Начиная с 1320 года, великий визирь выполнял некоторые обязанности султана. Великий визирь был полностью независим от султана, он мог как угодно распоряжаться наследственным имуществом султана, отправлять в отставку любого и контролировать все сферы. Начиная с конца XVI века, султан перестал участвовать в политической жизни государства, и великий визирь стал де-факто правителем Османской империи[85].

На всём протяжении истории Османской империи было много случаев, когда правители вассальных Османской империи княжеств действовали не согласовывая действия с султаном и даже против его. После Младотурецкой революции Османская империя стала конституционной монархией. Султан уже не имел исполнительной власти. Был создан парламент с делегатами от всех провинций. Они образовали Имперское правительство (Османская империя)[en].

Увеличивающейся стремительно в размерах империей руководили преданные, опытные люди (албанцы, фанариоты, армяне, сербы, венгры и другие). Христиане, мусульмане и евреи полностью изменили систему управления в Османской империи[86].

В Османской империи было эклектичное правление, что сказывалось даже на дипломатической корреспонденции с другими державами. Первоначально переписка осуществлялась на греческом языке[87].

Все османские султаны имели 35 персональных знаков — тугр, которыми они подписывались. Вырезанные на печати султана, они содержали имя султана и его отца. А также высказывания и молитвы. Самой первой тугрой была тугра Орхана I. Аляповатая тугра, изображённая в традиционном стиле, была основой османской каллиграфии.

Закон

Османская правовая система была основана на религиозном праве. Османская империя была построена по принципу местного законоведения[88]. Правовое управление в Османской империи было полной противоположностью центральной власти и местным органам управления. Могущество османского султана сильно зависело от министерства правового развития, которое удовлетворяло нужды миллета[88]. Османское законоведение преследовало цель объединения различных кругов в культурном и религиозном отношениях[88]. В Османской империи было 3 судебных системы: первая — для мусульман, вторая — для немусульманского населения (во главе этой системы стояли иудеи и христиане, управлявшие соответствующими религиозными общинами) и третья — так называемая система «торговых судов». Вся эта система управлялась кануном[en] — системой законов, основанной на доисламских Ясе и Торе. Канун также был светским правом, издававшимся[89] султаном, которое разрешало проблемы, не разобранные в шариате.

Эти судебные разряды были не вполне исключением: первые мусульманские суды также использовались для урегулирования конфликтов при мене или споров сутяжников-иноверцев, и евреев и христиан, часто обращавшимся к ним для разрешения конфликтов. Правительство Османской империи не вмешивалось в немусульманские правовые системы, несмотря на то, что оно могло вмешаться в них с помощью наместников. Правовая система шариата была создана путём объединения Корана, Хадиса, Иджмы, Кияса и местных обычаев. Обе системы (канун и шариат) преподавались в юридических школах Стамбула.

Реформы в период Танзимата существенно повлияли на правовую систему в Османской империи. В 1877 году частное право (за исключением семейного права) было кодифицировано в Маджалле. Позднее были кодифицированы торговое право, уголовное право и гражданский процесс.

Армия

Первая военная часть османской армии была создана в конце XIII века Османом I из членов племени, населявшего холмы Западной Анатолии. Военная система стала сложной организационной единицей в первые годы существования Османской империи. Османская армия имела комплексную систему вербовки и феодальной обороны. Основным родом войск были янычары, сипахи, акинчи и оркестр янычар. Османская армия считалась когда-то одной из самых современных армий в мире. Она была одной из первых армий, которая использовала мушкеты и артиллерийские орудия. Турки впервые использовали фальконет во время осады Константинополя в 1422 году. Удача конных войск в сражении зависела от их быстродействия и маневренности, а не толстой брони лучников и мечников, их туркменских[en] и арабских лошадей (предки чистокровных лошадей для скачек)[90][91] и прикладной тактики. Ухудшение боеспособности османской армии началось в середине XVII века и продолжилось после Великой Турецкой войны. В XVIII веке турки одержали несколько побед над Венецией, однако в Европе уступила русским некоторые территории.

В XIX веке прошла модернизация османской армии и страны в целом. В 1826 году султан Махмуд II ликвидировал янычарский корпус и создал современную османскую армию. Армия Османской империи была первой армией, нанявшей иностранных инструкторов и отправившей своих офицеров учиться в Западную Европу. Соответственно, в Османской империи разгорелось младотурецкое движение, когда эти офицеры, получив образование, вернулись на Родину.

Активное участие в турецкой экспансии в Европе принимал также османский флот. Именно благодаря флоту, турки захватили Северную Африку. Потеря турками Греции в 1821 году и Алжира в 1830 году ознаменовали начало ослабления военной мощи османского флота и контроля над далёкими заморскими территориями. Султан Абдул-Азиз попытался восстановить мощь османского флота, создав один из крупнейших флотов в мире (3-е место после Великобритании и Франции). В 1886 году на верфи в Барроу в Великобритании была построена первая подводная лодка военно-морского флота Османской империи[92].

Тем не менее, терпящая крах экономика не могла больше поддерживать флот. Султан Абдул-Хамид II, не доверявший турецким адмиралам, вставшим на сторону реформатора Мидхата-паши, утверждал, что многочисленный флот, требующий дорогого содержания, не поможет выиграть русско-турецкую войну 1877—1878 годов. Он отправил всё турецкие корабли в залив Золотой Рог, где они гнили в течение 30 лет. После младотурецкой революции 1908 года, партия «Единение и прогресс» предприняла попытку воссоздать мощный османский флот. В 1910 году младотурки начали собирать пожертвования для закупки новых кораблей.

История военно-воздушных сил Османской империи[en] началась в 1909 году[93][94]. Первое лётное училище в Османской империи[tr] (тур. Tayyare Mektebi) было открыто 3 июля 1912 года в районе Ешилкёй города Стамбула. Благодаря открытию первого лётного училища, в стране началось активное развитие военной авиации. Было увеличено количество военных пилотов рядового состава, из-за чего была увеличена численность вооружённых сил Османской империи. В мае 1913 года в Османской империи была открыта первая в мире авиационная школа для обучения лётчиков управлению самолётов-разведчиков и создано отдельное разведывательное подразделение. В июне 1914 года в Турции была основана школа военно-морской авиации (тур. Bahriye Tayyare Mektebi). С началом Первой мировой войны процесс модернизации в государстве резко остановился. ВВС Османской империи сражались на многих фронтах Первой мировой войны (В Галиции, на Кавказе и в Йемене).

Административное деление Османской империи

Административное деление Османской империи основывалось на военной администрации, которая управляла субъектами государства. Вне этой системы были вассальные и даннические государства.

Экономика

Правительство Османской империи проводило стратегию развития Бурсы, Адрианополя и Константинополя как крупных торговых и промышленных центров, в разное время являвшимися столицами государства[95]. Поэтому Мехмед II и его преемник Баязид II поощряли миграцию евреев-ремесленников и евреев-купцов в Стамбул и другие крупные порты. Однако в Европе евреи всюду преследовались христианами. Именно поэтому еврейское население Европы иммигрировало в Османскую империю, где турки нуждались в евреях.

Экономическая мысль Османской империи была тесно связана с основной концепцией государства и общества Ближнего Востока, в основе которой лежала цель укрепления власти и расширения территории государства — всё это осуществлялось так как Османская империя имела большие ежегодные доходы благодаря процветанию производительного класса[96]. Конечной целью являлось увеличение государственных доходов без ущерба развитию регионов, так как ущерб мог вызвать социальные беспорядки, и неизменность традиционной структуры общества.

Структура казначейства и канцелярии была развита в Османской империи лучше, чем в других исламских государствах, и до XVII века Османская империя оставалась ведущей организацией в этих структурах[85]. Эта структура была разработана чиновниками-писцами (также известны как «литературные работники») как особая группа отчасти высококвалифицированных богословов, которая переросла в профессиональную организацию[85]. Действенность этой профессиональной финансовой организации поддерживалась великими государственными деятелями Османской империи[97].

Структура экономики государства была обусловлена её геополитической структурой. Османская империя, находившись посередине между Западом и Арабским миром, блокировала сухопутные пути на восток, что заставило португальцев и испанцев отправиться на поиски новых путей в страны Востока. Империя контролировала дорогу специй, по которой когда-то проходил Марко Поло. В 1498 году португальцы, обогнув Африку, установили торговые связи с Индией, в 1492 году Христофор Колумб открыл Багамские острова. В это время Османская империя достигла расцвета — власть султана распространялась на 3 континента.

Согласно современным исследованиям ухудшение отношений между Османской империи и Центральной Европой было вызвано открытием новых морских путей. Это прослеживалось в том, что европейцы больше не искали сухопутные пути на Восток, а следовали туда морскими путями. В 1849 году был подписан Балталиманский договор, благодаря которому английские и французские рынки стали наравне с османскими.

Благодаря развитию коммерческих центров, открытию новых путей, увеличению количества обрабатываемых земель и международной торговле, государство осуществляло основные экономические процессы. Но в общей сложности, основными интересами государства были финансы и политика. Но османские чиновники, создавшие социальный и политический строи империи, не могли не видеть преимущества капиталистической и торговой экономики западноевропейских государств[98].

Демография

Год Население
1520 11,692,480[99]
1566 15,000,000[26]
1683 30,000,000[39]
1831 7,230,660[99]
1856 35,350,000[99]
1881 17,388,604[99]
1906 20,884,000[99]
1914 18,520,000
1919 14,629,000

Первая перепись населения Османской империи произошла в начале XIX века. Официальные результаты переписи 1831 года и последующих годов публиковались правительством, однако, перепись шла не всех слоёв населения, а лишь отдельных. К примеру, в 1831 году шла перепись только мужского населения[39][99].

Непонятно из-за чего население страны в XVIII веке было ниже, чем в XVI веке[100]. Тем не менее население империи стало увеличиваться и к 1800 году достигла 25 000 000 — 32 000 000 человек, из которых 10 000 000 проживало в Европе, 11 000 000 — в Азии и 3 000 000 — в Африке. Плотность населения Османской империи в Европе была в два раза выше, чем плотность населения Анатолии, плотность которой, в свою очередь, была в 3 раза выше, чем в Ираке и Сирии и в 5 раз выше, чем в Аравии[101]. В 1914 году численность населения государства составляла 18 500 000 человек. К этому времени территория страны сократилась примерно в 3 раза. А это значило, что плотность населения увеличилась практически в 2 раза.

К концу существования империи средняя продолжительность жизни в ней была 49 лет, несмотря на то, что ещё в XIX веке этот показатель был крайне низким и составлял 20-25 лет[102]. Такая малая продолжительность жизни в XIX веке была обусловлена эпидемическими заболеваниями и голодом, которые, в свою очередь, были вызваны дестабилизацией и демографическими изменениями. В 1785 году около одной шестой населения османского Египта умерло от чумы. В течение всего XVIII века численность населения Алеппо сократилась на 20 %. В 16871731 годах населения Египта голодало 6 раз, последний же голод в Османской империи разразился в 1770-х годах в Анатолии[103]. Избежать голод в последующие года удалось благодаря улучшению санитарных условий, здравоохранения и началу транспортировки продуктов питания в города государства.

Население начало перебираться в портовые города, что было вызвано началом развития пароходства и железных дорог. В 17001922 годах в Османской империи шёл процесс активного роста городов. Благодаря улучшению системы здравоохранения и санитарных условий, города Османской империи стали более привлекательными для жизни. Особенно в портовых городах шёл активный рост населения. К примеру, в Салониках численность населения увеличилась с 55 000 в 1800 году до 160 000 в 1912 году, в Измире — со 150 000 в 1800 году до 300 000 в 1914 году[104]. В некоторые регионах шло снижение численности населения. Например, численность населения Белграда снизилась с 25 000 до 8 000, причиной чего была борьба за власть в городе[105]. Таким образом, численность населения в разных регионах была различна.

Экономическая и политическая миграции оказали отрицательное воздействие на империю. Например, аннексия русскими и габсбургами Крыма и Балкан привели к бегству многих мусульман, населявших эти территории, — около 200 000 крымских татар бежало в Добруджу[106]. В 1783—1913 году в Османскую империю иммигрировало 5 000 000 — 7 000 000 человек, 3 800 000 из которых были выходцами из России. Миграция сильно повлияла на политическую напряжённость между различными частями империи вследствие чего больше не существовало различий между разными слоями населения. Уменьшилось число ремесленников, торговцев, промышленников и земледельцев[107]. Начиная с XIX века, в Османскую империю началась массовая эмиграция всех мусульман (так называемое мухаджиры[108]) с Балкан. К концу существования Османской империи, в 1922 году, бо́льшая часть мусульман, проживавших в государстве, были эмигрантами из Российской империи[62].

Языки

Официальным языком Османской империи являлся османский язык. Был подвержен сильному влиянию персидского и арабского языков. Наиболее распространёнными языками в азиатской части страны были: османский (на котором говорило население Анатолии и Балкан, за исключением Албании и Боснии), персидский (на котором говорила знать[109]) и арабский (на котором говорило населения Аравии, Северной Африки, Ирака, Кувейта и Леванта), в азиатской части также были распространены курдский, армянский, новоарамейские языки, понтийский и каппадокийский греческий; в европейской — албанский, греческий, сербский, болгарский и арумынский языки. В последние 2 века существования империи эти языки уже не использовались населением: персидский был языком литературы, арабский использовался для религиозных обрядов.

Из-за низкого уровня грамотности населения для обращений простых людей к правительству использовались специальные люди, которые составляли прошения[110]. Национальные же меньшинства разговаривали на родных языках (Махалля). В мультиязычных городах и деревнях население говорило на разных языках, причём, не все люди, проживавшие в мегаполисах, знали османский язык.

Религии

Ислам

До принятия ислама тюрки были шаманистами. Распространение ислама началось после победы Аббасидов в Таласской битве 751 года. Во второй половине VIII века бо́льшая часть огузов (предков сельджуков и турок) приняла ислам. В XI веке огузы поселились в Анатолии, что способствовало его распространению там.

В 1514 году султан Селим I устроил массовую резню шиитов, живших в Анатолии, которых он считал еретиками, причём было убито 40 000 человек[112].

Христианство и иудаизм

Свобода христиан, проживавших в Османской империи, была ограничена, так как турки относили их к «гражданам второго сорта». Права христиан и иудеев считались не равными правам турок: показания христиан против турок не принимались судом. Они не могли носить оружие, ездить на лошадях, их дома не могли быть выше домов мусульман и также имели много других правовых ограничений[113]. На протяжении всего существования Османской империи с немусульманского населения взимался налог — Девширме. Периодически, в Османской империи проходила мобилизация мальчиков-христиан доподросткового возраста, которые после призыва воспитывались как мусульмане[114]. Эти мальчики обучались искусству управления государством или формированием правящего класса и созданием элитных войск (Янычары).

Согласно системе миллета, немусульмане являлись гражданами империи, но не имели прав, которые имели мусульмане. Система православного миллета была создана ещё при Юстиниане I, и применялась до конца существования Византийской империи. Христиане, как наибольшая немусульманская группа населения в Османской империи, имели ряд особых привилегий в политике и торговле, и поэтому платили более высокие налоги, чем мусульмане[115][116].

После падения Константинополя в 1453 году Мехмед II не вырезал христиан города, а наоборот, даже сохранил их институции (к примеру, Константинопольская православная церковь).

В 1461 году Мехмед II основал Армянский патриархат Константинополя. Во времена же Византийской империи армяне считались еретиками и поэтому не могли строить церкви в городе. В 1492 году во время Испанской инквизиции Баязид II направил турецкий флот в Испанию для спасения мусульман и сефардов, которые вскоре осели на территории Османской империи.

Отношения Порты с Константинопольской православной церковью, в основном, носили мирный характер, репрессии же были редки. Структура церкви была сохранена в неприкосновенности, но она находилась под строгим контролем турок. После прихода к власти в XIX веке националистически настроенных новых османов политика Османской империи приобрела черты национализма и османизма. Болгарская православная церковь была распущена и помещена под юрисдикцию Греческой православной церкви. В 1870 году султан Абдул-Азиз основал Болгарский экзархат Греческой православной церкви и восстановил её автономию.

Похожие миллеты сложились из разных религиозных общин, включая миллет из евреев, во главе которого стоял главный раввин, и миллет из армян, во главе которого стоял епископ.

Культура

Территории, которые входили в состав Османской империи, в основном, являлись прибрежными районами Средиземного и Чёрного моря. Соответственно, культура этих территорий была основана на традициях местного населения. После захвата новых территорий в Европе, турки перенимали некоторые культурные традиции завоёванных областей (архитектурные стили, кухня, музыка, отдых, форма правления). Межкультурные браки сыграли большую роль в формировании культуры османской элиты. Многочисленные традиции и культурные особенности, перенятые от покорённых народов, были развиты турками-османами, что в дальнейшем привело к смешению традиций народов, проживавших на территории Османской империи, и культурной идентичности турок-осман.

Литература

Основными направлениями османской литературы являлись поэзия и проза. Однако преобладающим жанром была поэзия. До начала XIX века в Османской империи не писалось фантастических рассказов. Такие жанры, как роман, рассказ отсутствовали даже в фольклоре и поэзии[en].

Османская поэзия была ритуальным и символическим видом искусства.


Архитектура

Прикладное искусство

Кухня

Общество

Наука и техника

См. также

Напишите отзыв о статье "Османская империя"

Комментарии

  1. по данным английского историка Эдварда Гиббона «27 июля 1299 года от Рождества Христова Осман I вторгся на территорию Никомедии…» (Gibbon Edward. [books.google.it/books?id=yy4MAAAAYAAJ&pg=PA185 The History of the Decline and Fall of the Roman Empire].). Поэтому эта дата считается датой основания Османской империи
  2. Некоторое время Османская империя владела далёкими от неё территориями посредством договоров о верности Османскому Султану и Халифу (например, после экспедиции в Ачех) или временным захватом (Например, островом Лансароте в 1585 году).
  3. Начиная с XIX века, для обозначения Османского государства использовалось Osmanlı Devleti. До XIX века такое название не было официальным. Но граждане Османской империи, тем не менее использовали Osmanlı Devleti для обозначения этого государства
  4. Поиски морского торгового пути из Европой в Азию были главной задачей Изабеллы I, поэтому она финансировала плавание Христофора Колумба, и, в целом, морских стран Европы, но они искали альтернативные торговые пути в Азию. (к примеру, K. D. Madan, Life and travels of Vasco Da Gama (1998), 9; I. Stavans, Imagining Columbus: the literary voyage (2001), 5; W.B. Wheeler and S. Becker, Discovering the American Past. A Look at the Evidence: to 1877 (2006), 105). Эта точка зрения необоснованно подверглась критике во влиятельной книге А. Либера («The Ottoman Turks and the Routes of Oriental Trade», English Historical Review, 120 (1915), 577—588), который считал рост Османской империи и начало поисков португальцами и испанцами морского пути в Азию совершенно не связанными между собой событиями. Его точка зрения не была общепринята. (см. K.M. Setton, The Papacy and the Levant (1204—1571), Vol. 2: The Fifteenth Century (Memoirs of the American Philosophical Society, Vol. 127) (1978), 335).
  5. местные войска на жалованье у правителей эялетов и санджаков.

Примечания

  1. [www.osmanlilar.gen.tr/makale.asp?id=27 Devlet-i ebed müddet] (тур.). Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6E76weO4i Архивировано из первоисточника 1 февраля 2013].
  2. Peter Turchin, Jonathan M. Adams, Thomas D. Hall. [jwsr.ucr.edu/archive/vol12/number2/pdf/jwsr-v12n2-tah.pdf ] = East-West Orientation of Historical Empires and Modern States. In: Journal of World-Systems Research, Vol. XII, N. II, 2006, P.218–239; P.223..
  3. 1 2 [www.twareekh.com/images/upload/aboutus/ottmani10liras1334F-.jpg Ottoman banknote with Arabic script]. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6D7306i4x Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
  4. Порта (Османская империя) // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  5. Encyclopedia Britannica — [www.britannica.com/EBchecked/topic/434996/Ottoman-Empire Ottoman Empire, empire created by Turkish tribes in Anatolia]
  6. [www.archive.org/stream/grammarofturkish00davirich#page/xxvi/mode/2up A grammar of the Turkish language]. Archive.org. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6D730acpu Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
  7. Stephen Turnbull, The Ottoman Empire 1326—1699, Essential histories, vol. 62, Essential histories, 2003. [from article of the back cover]
  8. [www.oxfordislamicstudies.com/article/opr/t125/e1801?_hi=41&_pos=3 From the article on the Ottoman Empire in Oxford Islamic Studies Online]. Oxfordislamicstudies.com (6 May 2008). Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6D731EXf6 Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
  9. [www.dzkk.tsk.tr/turkce/tarihimiras/AtlantikteTurkDenizciligi.php Turkish Navy Official Website: «Atlantik’te Türk Denizciliği»] (тур.)(недоступная ссылка — история). dzkk.tsk.tr. Проверено 19 октября 2013.
  10. [wwi.lib.byu.edu/index.php/Treaty_of_Lausanne Full text of the Treaty of Lausanne (1923)]. Wwi.lib.byu.edu. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6D731o1AA Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
  11. [www.theottomans.org/english/family/osman.asp The Sultans: Osman Gazi]. TheOttomans.org. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6D732NlIu Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
  12. www.theotheristanbul.com/who-are-the-ottomans/ (недоступная ссылка)  (яп.)
  13. Bodnar, Edward W. Ciriaco d’Ancona e la crociata di Varna, nuove prospettive. Il Veltro 27, nos. 1-2 (1983): 235-51
  14. Halecki, Oscar, The Crusade of Varna. New York, 1943
  15. Stone, Norman «Turkey in the Russian Mirror» pages 86-100 from Russia War, Peace and Diplomacy edited by Mark & Ljubica Erickson, Weidenfeld & Nicolson: London, 2004 page 94
  16. Karpat, Kemal H. The Ottoman state and its place in world history. — Leiden: Brill, 1974. — P. 111. — ISBN 90-04-03945-7.
  17. Savory, R. M. (1960). «The Principal Offices of the Ṣafawid State during the Reign of Ismā'īl I (907-30/1501-24)». Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London 23 (1): 91–105. DOI:10.1017/S0041977X00149006.
  18. Savory, R. M. (1960). «». Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London 23 (1): 91–105. DOI:10.1017/S0041977X00149006.
  19. [www.britannica.com/EBchecked/topic/276730/Hungary/214181/History#ref=ref411152 Encyclopaedia Britannica]. Britannica.com. [www.webcitation.org/6DAWAmnSb Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  20. [cache-media.britannica.com/eb-media/47/20547-004-D655EA04.gif Encyclopaedia Britannica]. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6DAWD20YU Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  21. Imber Colin. The Ottoman Empire, 1300–1650: The Structure of Power. — Palgrave Macmillan, 2002. — P. 50. — ISBN 0-333-61386-4.
  22. Wheatcroft first=Andrew. The Enemy at the Gate: Habsburgs, Ottomans, and the Battle for Europe. — Basic Books, 2009. — P. 59. — ISBN 0-465-01374-0, 9780465013746.
  23. Thompson Bard. Humanists and Reformers: A History of the Renaissance and Reformation. — Wm. B. Eerdmans Publishing, 1996. — P. 442. — ISBN 0-8028-6348-5, 9780802863485.
  24. Ágoston and Alan Masters Gábor and Bruce. Encyclopedia of the Ottoman Empire. — Infobase Publishing, 2009. — P. 583. — ISBN 0-8160-6259-5, 9780816062591.
  25. Imber Colin. The Ottoman Empire, 1300–1650: The Structure of Power. — Palgrave Macmillan, 2002. — P. 53. — ISBN 0-333-61386-4.
  26. 1 2 Kinross, 1979, p. 206.
  27. Mansel, 61
  28. 1 2 Deringil, Selim (September 2007). «The Turks and 'Europe': The Argument from History». Middle Eastern Studies, Vol. 43 (No. 5,): 709 – 723. DOI:10.1080/00263200701422600.
  29. Sansovino, Francesco [books.google.ca/books/about/Historia_universale_dell_origine_et_impe.html?id=yCI8AAAAcAAJ&redir_esc=y books.google.ca/books/about/Historia_universale_dell_origine_et_impe.html?id=yCI8AAAAcAAJ&redir_esc=y].
  30. Itzkowitz, 1980, p. 96.
  31. Davies (2007). [books.google.com/books?id=XH4hghHo1qoC&pg=PA16&dq&hl=en#v=onepage&q=&f=false Warfare, State and Society on the Black Sea Steppe,1500-1700.]. p.16.
  32. 1 2 Kinross, 1979, p. 272.
  33. [www.econ.hit-u.ac.jp/~areastd/mediterranean/mw/pdf/18/10.pdf «The Crimean Tatars and their Russian-Captive Slaves»]. Eizo Matsuki, Mediterranean Studies Group at Hitotsubashi University.
  34. Kunt & Woodhead (Ed.) «Suleyman The Magnificent and his Age, The Ottoman Empire in the Early Modern World», Longman 1995, ISBD 0-582-03827-8, p. 53
  35. 1 2 Itzkowitz, 1980, p. 67.
  36. Itzkowitz, 1980, p. 71.
  37. Itzkowitz, 1980, pp. 90–92.
  38. Inalcik, Halil. An Economic And Social History Of The Ottoman Empire, Vol 1 1300—1600. Cambridge University Press, ISBN 0-521-57455-2, p. 24.
  39. 1 2 3 Kinross, 1979, p. 281.
  40. Itzkowitz, 1980, p. 73.
  41. 1 2 Itzkowitz, 1980, pp. 80–81.
  42. 1 2 Itzkowitz, 1980, pp. 81–82.
  43. Kinross, 1979, p. 357.
  44. Itzkowitz, 1980, p. 84.
  45. Itzkowitz, 1980, pp. 83–84.
  46. 1 2 3 Kinross, 1979, p. 371.
  47. Kinross, 1979, p. 376.
  48. Kinross, 1979, p. 392.
  49. [www.itu.edu.tr/en/?about/history History of the Istanbul Technical University]. Itu.edu.tr. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6DR8eRouX Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  50. 1 2 3 Stone, Norman «Turkey in the Russian Mirror» pages 86-100 from Russia War, Peace and Diplomacy edited by Mark & Ljubica Erickson, Weidenfeld & Nicolson: London, 2004 page 97
  51. 1 2 [vitrine.library.uu.nl/wwwroot/en/texts/Rarqu54.htm Presentation of Katip Çelebi, Kitâb-i Cihân-nümâ li-Kâtib Çelebi](недоступная ссылка — историякопия)
  52. William J. Watson, «Ibrahim Muteferrika and Turkish Incunabula», in Journal of the American Oriental Society, Vol. 88, No. 3 (1968), p. 435.
  53. Kinross, 1979, p. 396.
  54. 1 2 Kinross, 1979, p. 405.
  55. [www.njegos.org/past/liunion.htm Liberation, Independence and Union]. Njegos.org. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6DR8gFts3 Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  56. Berend, Tibor Iván, History derailed: Central and Eastern Europe in the long nineteenth century, (University of California Press Ltd, 2003), 127.
  57. [www.ptt.gov.tr/tr/kurumsal/tarihce.html PTT Chronology] (тур.)(недоступная ссылка — история). Проверено 19 октября 2013. [web.archive.org/20060507073002/www.ptt.gov.tr/tr/kurumsal/tarihce.html Архивировано из первоисточника 7 мая 2006].
  58. [www.ptt.gov.tr/index.snet?wapp=histor_en&open=1 History of the Turkish Postal Service]. Ptt.gov.tr. [www.webcitation.org/6DR8gnTKz Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  59. [www.istanbulcityguide.com/history/body_mansions_palaces.htm Istanbul City Guide: Beylerbeyi Palace] (англ.)(недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20010307022948/www.istanbulcityguide.com/history/body_mansions_palaces.htm Архивировано из первоисточника 7 марта 2001].
  60. [www.turktelekom.com.tr/webtech/eng_default.asp?sayfa_id=30 Türk Telekom: History]
  61. [www.ntvtarih.com.tr/ NTV Tarih] history magazine, issue of July 2011. «Sultan Abdülmecid: İlklerin Padişahı», page 49. (тур.)
  62. 1 2 3 4 5 6 Stone, Norman «Turkey in the Russian Mirror» pages 86-100 from Russia War, Peace and Diplomacy edited by Mark & Ljubica Erickson, Weidenfeld & Nicolson: London, 2004 page 95.
  63. [gberis.e-monsite.com/categorie,osmanli-borclanma-tarihi-ottoman-debt-history,3219214.html History of the Ottoman public debt]. Gberis.e-monsite.com. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6DR8iLYSH Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  64. Douglas Arthur Howard: «The History of Turkey», page 71.
  65. [monderusse.revues.org/docannexe1800.html «Hijra and Forced Migration from Nineteenth-Century Russia to the Ottoman Empire»] (англ.)(недоступная ссылка — история). Проверено 19 октября 2013. [web.archive.org/20070611035541/monderusse.revues.org/docannexe1800.html Архивировано из первоисточника 11 июня 2007].
  66. Memoirs of Miliutin, «the plan of action decided upon for 1860 was to cleanse [ochistit'] the mountain zone of its indigenous population», per Richmond, W. The Northwest Caucasus: Past, Present and Future. Routledge. 2008.
  67. 1 2 A. J. P. Taylor, The Struggle for Mastery in Europe: 1848—1918 (1954) pp 228-54
  68. Akcam, Taner. A Shameful Act: The Armenian Genocide and the Question of Turkish Responsibility. New York: Metropolitan Books, 2006, p. 42. ISBN 0-8050-7932-7.
  69. Mann, Michael (2005), The dark side of democracy: explaining ethnic cleansing, Cambridge University Press, p. 118
  70. Todorova, Maria (2009), Imagining the Balkans, Oxford University Press, p. 175
  71. editors: Matthew J. Gibney, Randall Hansen, Immigration and Asylum: From 1900 to the Present, Vol. 1, ABC-CLIO, 2005, p.437 [books.google.com/books?id=2c6ifbjx2wMC&printsec=frontcover&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Read] quote: «Muslims had been the majority in Anatolia, the Crimea, the Balkans and the Caucasus and a plurality in southern Russia and sections of Romania. Most of these lands were within or contiguous with the Ottoman Empire. By 1923, only Anatolia, eastern Thrace and a section of the south-eastern Caucasus remained to the Muslim land.»
  72. Şevket Pamuk, «The Ottoman Economy in World War I» in Stephen Broadberry and Mark Harrison, eds. The Economics of World War I (2005) pp 112-36, esp. p 112
  73. «[tulp.leidenuniv.nl/content_docs/wap/ejz18.pdf Greek and Turkish refugees and deportees 1912–1924]» (PDF) (Universiteit Leiden).
  74. [www.kavkaz-uzel.ru/articles/205450/ Геноцид армян]
  75. Encyclopædia Britannica. [www.britannica.com/EBchecked/topic/35323/Armenian-massacres Encyclopædia Britannica: Armenian massacres (Turkish-Armenian history)]. Britannica.com. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6DR8jE0ev Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  76. Balakian, Peter. The Burning Tigris: The Armenian Genocide and America’s Response. New York: Perennial, 2003. ISBN 0-06-019840-0
  77. «World War I and the Armenian Genocide». The Armenian People from Ancient to Modern Times II: 239–273.
  78. Akcam. A Shameful Act, pp. 109—204.
  79. Itzkowitz, 1980, p. 38.
  80. 1 2 Naim Kapucu,Hamit Palabıyık «Turkish public administration: from tradition to the modern age», p 77
  81. Antony Black, ibid, page 197
  82. Bernard Lewis, Istanbul and the civilization of the Ottoman Empire, p. 151
  83. [tamu.academia.edu/SencerCorlu/Papers/471488/The_Ottoman_Palace_School_Enderun_and_the_Man_with_Multiple_Talents_Matrakci_Nasuh Enderun and Matraki]. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6DR8ldJHl Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  84. Kemal H Karpat, Social Change and Politics in Turkey: A Structural-Historical Analysis, p. 204
  85. 1 2 3 Antony Black (2001), «The state of the House of Osman (devlet-ı al-ı Osman)» in The History of Islamic Political Thought: From the Prophet to the Present, p. 199
  86. Inalcik, Halil. «The Policy of Mehmed II toward the Greek Population of Istanbul and the Byzantine Buildings of the City.» Dumbarton Oaks Papers 23, (1969): 229—249.pg236
  87. Donald Quataert, 2
  88. 1 2 3 Lauren A. Benton, Law and Colonial Cultures: Legal Regimes in World History, 1400—1900", pp 109—110
  89. [www.worldislamlaw.ru/archives/654 Всемирная исламская политико-правовая мысль — Исламская интернет-библиотека Романа Пашкова]
  90. Milner The Godolphin Arabian pp. 3-6
  91. Wall Famous Running Horses p. 8
  92. [www.ellesmereportstandard.co.uk/latest-north-west-news/Petition-created-for-submarine-name.4001190.jp The standard — Petition created for submarine name — Ellesmerereportstandard.co.uk] (англ.)(недоступная ссылка — история). Проверено 19 октября 2013. [web.archive.org/20080423225019/www.ellesmereportstandard.co.uk/latest-north-west-news/Petition-created-for-submarine-name.4001190.jp Архивировано из первоисточника 23 апреля 2008].
  93. [www.turkeyswar.com/aviation/aviation.htm Story of Turkish Aviation in «Turkey in the First World War» website](недоступная ссылка — история). Turkeyswar.com. [web.archive.org/20110717113124/www.turkeyswar.com/aviation/aviation.htm Архивировано из первоисточника 17 июля 2011].
  94. Hv. K. K. Mebs. [www.hvkk.tsk.tr/EN/IcerikDetay.aspx?ID=19 «Founding» in Turkish Air Force official website]. Hvkk.tsk.tr. Проверено 19 октября 2013. [www.webcitation.org/6Df2BUUAb Архивировано из первоисточника 14 января 2013].
  95. Halil İnalcık, Studies in the economic history of the Middle East : from the rise of Islam to the present day / edited by M. A. Cook. London University Press, Oxford U. P. 1970, p. 209 ISBN 0-19-713561-7
  96. Halil İnalcık, Studies in the economic history of the Middle East : from the rise of Islam to the present day / edited by M. A. Cook. London University Press, Oxford U. P. 1970, p. 217 ISBN 0-19-713561-7
  97. An Economic and Social History of the Ottoman Empire, 1300–1914. — 1971. — P. 120.
  98. Halil inalcik, Studies in the economic history of the Middle East : from the rise of Islam to the present day / edited by M. A. Cook. London University Press, Oxford U. P. 1970, p. 218 ISBN 0-19-713561-7
  99. 1 2 3 4 5 6 M. Kabadayı, [www.iisg.nl/research/labourcollab/turkey.pdf Inventory for the Ottoman Empire / Turkish Republic 1500—2000]
  100. Leila Erder and Suraiya Faroqhi, Population Rise and Fall in Anatolia 1550—1620, Middle Eastern Studies, Vol. 15, No. 3 (Oct., 1979), pp. 322—345
  101. Quataert, D, 2000, op cit, pp. 110-11
  102. Ibid, p. 112
  103. Ibid, p. 113
  104. Ibid, p. 114; Pamuk, S, «The Ottoman Empire and the World Economy: The Nineteenth Century», International Journal of Middle East Studies, Cambridge University Press, Vol. 23, No. 3, Aug. 1991
  105. Ibid, p. 114
  106. Ibid, p. 115
  107. Ibid, p. 116
  108. Justin McCarthy, Death and Exile: The Ethnic Cleansing of Ottoman Muslims, 1821—2000, Princeton, N.J: Darwin Press, c1995
  109. Persian historiography and geography, Bertold Spuler,M. Ismail Marcinkowski, page 69, 2003
  110. Kemal H. Karpat. [books.google.com/?id=082osLxyBDgC&pg=PA266&dq=arzuhalci#v=onepage&q=arzuhalci&f=false Studies on Ottoman social and political history: selected articles and essays]. — Brill, 2002. — P. 266. — ISBN 90-04-12101-3.
  111. [collections.vam.ac.uk/item/O106609/tile/ Tile – Victoria & Albert Museum – Search the Collections]. Collections.vam.ac.uk. [www.webcitation.org/6DnTXKWla Архивировано из первоисточника 20 января 2013].
  112. George C. Kohn (2007.) Dictionary of Wars. Infobase Publishing. p. 385. ISBN 0-8160-6577-2
  113. Akcam, Taner. A Shameful Act: The Armenian Genocide and the Question of Turkish Responsibility. New York: Metropolitan Books, 2006 p. 24 ISBN 0-8050-7932-7
  114. Shaw and Shaw. History of the Ottoman Empire, pp. 112—129.
  115. «[www.loyno.edu/history/journal/1998-9/Krummerich.htm The Divinely-Protected, Well-Flourishing Domain: The Establishment of the Ottoman System in the Balkan Peninsula](недоступная ссылка — историякопия)», Sean Krummerich, Loyola University New Orleans, The Student Historical Journal, volume 30 (1998-99)
  116. [www.globaled.org/nyworld/materials/ottoman/turkish.html Turkish Toleration], The American Forum for Global Education
  117. </ol>

Литература

  • Norman Itzkowitz. Ottoman Empire and Islamic Tradition. — University of Chicago Press, 1980. — ISBN 0-226-38806-9.
  • Patrick Balfour Kinross. The Ottoman Centuries: The Rise and Fall of the Turkish Empire. — William Morrow, 1979.

Ссылки

  • Турция // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [courses.washington.edu/otap/ Ottoman Text Archive Project — University of Washington]
  • [www.umich.edu/~turkish/ottemp.html The Ottoman Empire: Resources — University of Michigan]
  • [www.turizm.net/turkey/history/ottoman.html The Ottoman Empire: A Chronological Outline]
  • [www.theottomans.org/ Information about Ottomans]
  • [www.wdl.org/ru/item/11770/ Турция в Азии]

Отрывок, характеризующий Османская империя

Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?