Осман Нури-паша

Осман Нури-паша
тур. Osman Nuri-paşa
Осман-паша, Стамбул, 1895 год
Прозвище	«Гази» «Лев Плевны»
Дата рождения	1832(1832)
Место рождения	Токат
Дата смерти	5 апреля 1900(1900-04-05)
Место смерти	Стамбул
Принадлежность	Османская империя Османская империя
Годы службы	1852—1900
Звание	Мушир
Командовал	военный министр Османской империи
Сражения/войны	Крымская война Критское восстание (1866—1869) Сербско-турецкая война (1876—1877): Битва при Великом Изворе Битва при Алексинаце Русско-турецкая война (1877—1878): Осада Плевны Битва при Ловче Первая греко-турецкая война
Награды и премии	Медаль «Имтияз» (Османская империя)

Осман Нури-паша (тур. Osman Nuri-paşa, 1832, Токат, Османская империя — 5 апреля 1900, Стамбул), известный просто как Осман-паша — турецкий маршал и военный министр. За военные успехи был удостоен почётных прозвищ «Гази» (победоносный) и «Лев Плевны».

Ранняя биография

Родился в 1832 году в Токате в известной семье Ягджи-оглы. Вскоре его отец был назначен на высокий пост в Стамбуле. В 1852 году Осман Нури окончил Османскую академию Генерального штаба и поступил на службу в кавалерию.

Военная карьера

Первый боевой опыт получил во время Крымской войны. Служил в корпусе Омер Люфти-паши. Участвовал в сражении при Евпатории в феврале 1855 года, а затем в походе в Абхазию и Мегрелию.

В 1860 году принимал участие в усмирении друзов в Сирии, а в 1867 году — кандиотов на Крите, был награждён орденом Меджидие 3-й степени. В 1868—1871 годах служил в Йемене, откуда вернулся с титулом паши. Затем был назначен военным комендантом области в Боснии. Показав себя талантливым офицером, Осман-Нури был переведён в Генеральный штаб в чине полковника. В 1874 году был произведён в бригадные генералы, а в 1875 году — в дивизионные. В 1876 году назначен командовать корпусом, действовавшим против сербов районе Видина. Успешно командовал турецкими войсками в битвах при Великом Изворе и Алексиаце. Произведён в муширы.

В русско-турецкую войну 1877—1878 годов прославился искусной и упорной обороной Плевны. За бои 8 (20) и 18 (30) июля султан даровал ему почётное прозвище «Гази» (победоносный). Был награждён орденом Османие, получил почётную драгоценную саблю, благодарственное письмо султана и золотую почётную доску от жителей Стамбула. 26 ноября (10 декабря), после неудачной попытки прорыва из осаждённой Плевны у Долна-Митрополии, раненый в бою Осман Нури-паша был вынужден капитулировать. Русский император Александр II в воздаяние его мужества и доблести возвратил ему саблю.

В 1877 году, после взятия в плен в русско-турецкой войне, некоторое время находился в Кишинёве, затем, в 1878 году — в Харькове. В декабре 1877 года, по настоянию Скобелева, Осман Нури-паша направил военному министру Османской империи Мехмед Рауф-паше письмо с требованием не допускать жестокого обращения с русскими военнопленными.

После возвращения из плена получил от султана Абдул-Хамида II почётное прозвище «Лев Плевны». В 1878—1880, 1880—1881, 1881—1885 и 1891 годах был военным министром. Во время греко-турецкой войны 1897 года назначен главнокомандующим действующей армии.

Умер 5 мая 1900 года в Стамбуле. Похоронен на кладбище мечети Фатих.

Литература

• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000020463/view#page=35 Осман-паша] // Иллюстрированная хроника войны. Приложение к «Всемироной иллюстрациии» : журнал. — 1878. — № 53. — С. 28—29.

Ссылки

• Решетников Л. П. [www.centrasia.ru/news.php?st=1441141500 Герой Османской империи Осман-Нури-паша]

Отрывок, характеризующий Осман Нури-паша

– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.