Октоих (книга)

Окто́их, Окта́й, Охта́й, Осьмогла́сник (греч. Ὀκτώηχος — «восьмигласник» от греч. ὀκτώ — «восемь» + греч. ἦχος — «глас») — богослужебная книга православной церкви, содержащая в себе чинопоследования вечерни, повечерия, утрени и Литургии для шести будничных дней недели, а для воскресных дней кроме того — малой вечерни и полунощницы. Все эти песнопения по способу пения разделяются на восемь гласов (отсюда название книги) или напевов, из которых каждый употребляется в продолжение одной седмицы. Название восходит к одноимённой византийской ладовой системе, известной также как «осмогласие».

Составлен в начале VII века; в VIII веке отредактирован и дополнен св. Иоанном Дамаскиным. В дальнейшем редактирование Октоиха продолжалось, в него вошли песнопения, написанные в IX веке: каноны на буднях Феофана Начертанного и Иосифа Песнописца; восемь троичных канонов воскресной полунощницы митрополита Смирнского Митрофана. Еще позже в Октоих вошли троичны Григория Синаита воскресной полунощницы, написанные в XIV веке. Часть песнопений в Октоихе не подписано и их авторство неизвестно.

Исторический очерк

Октоих восходит к единому комплексу песнопений тропарно-стихирного типа, предположительно сложившемуся в VII веке и носившему название Тропологий (Τροπολόγιον). Впоследствии единый кодекс распался на минейную (тексты неподвижного годового круга), триодную (тексты подвижного пасхального круга) части и Октоих (тексты седмичного круга). На ранней стадии развития осмогласные комплекты седмичных песнопений получили название Октоих или Параклит (по некоторым текстам, обозначенным как «молебные», παρακλητικόι). Оба названия — Октоих и Параклит — в ранней литургической практике могли применяться для собраний текстов с одними и теми же посвящениями, но также могли интерпретироваться по-разному в различных местных традициях. Древнейший дошедший до наших дней Октоих (только тексты, фрагментарно, без музыкальной нотации) был составлен в конце VIII — начале IX веков; ныне известен как Параклит монастыря Св. Екатерины на Синае с сигнатурой Sinait. gr. 776. Древнейший русский Параклит (с музыкальной нотацией), составленный не позднее второй половины XII века в Великом Новгороде, хранится ныне в РГАДА под сигнатурой Тип. 80.

Октоих в богослужении Русской Церкви

Богослужебная книга под данным названием незначительно отличается по своему содержанию в Церкви Греческой и Русской (небольшая разница в отдельных седальнах).

В первой она содержит изменяемые молитвословия для служб воскресных дней (Недель) восьми гласов. Полный же вариант обычно именуется Παρακλητική.

В Русской Церкви Октоих содержит тексты изменяемых молитвословий восьми гласов для каждой из восьми недель (седмиц) восьминедельного круга восьмигласника. То есть, каждый из восьми разделов Октоиха (гласов) содержит особые песнопения для всех седмичных дней, с воскресенья по субботу. Это песнопения суточного круга: вечерни, повечерия, утрени и Божественной Литургии, а для воскресных дней (Недель), кроме того, — малой вечерни и полунощницы. Семь таких служб, иначе восследований, которые принадлежат семи дням седмицы и поются в продолжение седмицы единым мелодическим способом, одним напевом, то есть «гласом».

Пение Октоиха начинается непосредственно с самой Пасхи (стихиры Октоиха вошли в Цветную Триодь) с первого гласа, и стихиры поются всю Светлую седмицу, на каждый день Светлой седмицы приходится свой глас (исключая седьмой глас). Начиная с вечера Светлой Субботы (который есть уже начало Воскресенья — Антипасхи), Октоих поётся на повечерии. На каждые семь дней, начиная с субботы вечера, приходится свой глас. Фомино воскресение (первое воскресение по Пасхе) и последующие за ним шесть дней это первый глас, Неделя жен мироносиц (второе воскресение по Пасхе) и последующие за ним шесть дней — это второй глас, и далее по порядку каждые семь дней, начиная с вечера под воскресение, свой глас. Когда проходит восемь седьмиц или 56 дней (восемь гласов × семь), то опять начинается первый глас с богослужения вечера под воскресение. Такая последовательность сохраняется в продолжении всего года. Например, Неделя всех святых приходится через 49 дней после Антипасхи — это восьмой глас, а следующее воскресение за Неделей всех святых, то есть через 56 дней после Фоминой Недели — это первый глас. Пение Октоиха оканчивается в Лазареву субботу. Пение всех восьми седмиц и недель (воскресений) называется в Уставе столпом. Таких столпов в году шесть. Все они начинаются в определённое время. Столпы гласов в разные годы начинаются не в одни числа. Когда начинается каждый столп Октоиха в определённом году, указано в Пасхалии зрячей.

См. также

• Октоих Швайпольта Фиоля — первое издание Октоиха кириллическим шрифтом (Краков, 1491 год)

Литература

• Крашенинникова О. А. Древнеславянский Октоих св. Климента архиепископа Охридского. — М.: Языки славянских культур, 2006. — 386 с. — (Studia philologica). — 600 экз. — ISBN 5-9551-0158-6. (в пер.)
• Лозовая И. Е. Древнерусский нотированный Параклит XII века: Византийские источники и типология древнерусских списков. — М.: Научно-издательский центр Московской консерватории, 2009. — 156 с.

Ссылки

• [минеи.рф/oktoikh Октоих в формате DejaVu]
• [lib.pravmir.ru/library/book/1858 Октоих в html и в форматах для электронных книг epub (для IPad/IPhone), mobi, fb2]
• Октай (Октоих), сканы издания Московского печатного двора 1631 г.: [www.stsl.ru/manuscripts/staropechatnye-knigi/204 гласы с 1-го по 4-й], [www.stsl.ru/manuscripts/staropechatnye-knigi/205 гласы с 5-го по 8-й]
• Архиерейская детская певческая капелла «Октоих»: www.oktoix.com/

Отрывок, характеризующий Октоих (книга)

На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…