Конституция

Конститу́ция (от лат. constitutio — устройство, установление, сложение) — основной закон государства, особый нормативный правовой акт, имеющий высшую юридическую силу. Конституция определяет основы политической, правовой и экономической систем государства. Конститу́ция — учредительный документ государствa, в котором изложены основные цели создания государства. В подавляющем большинстве стран Конституция принимается учредительным собранием либо путём референдума.

Конституции дается такое юридическое обозначение: нормативный правовой акт высшей юридической силы государства (или государственно-территориального содружества в межгосударственных объединениях), закрепляющий основы политической, экономической и правовой систем данного государства или содружества, основы правового статуса государства и личности, их права и обязанности.

Конституция в материальном смысле — совокупность правовых норм, определяющих высшие органы государства, порядок их формирования и функционирования, их взаимные отношения и компетенцию, а также принципиальное положение индивида по отношению к государственной власти.

Конституцию можно также охарактеризовать как договор между населением и государством, где определяется порядок формирования государства и взаимоотношение сторон.

В праве различают юридическое и фактическое понятие конституции. Юридическая конституция — системы правовых норм, которые регулируют определённый круг общественных отношений. Фактическую конституцию составляют реально существующие отношения.

Классификация

По форме конституции делятся на 2 группы:

• Писаные
• Неписаные.

Писаные конституции (конституции в формальном смысле) представляют собой либо единый нормативный акт (существуют в подавляющем большинстве стран), либо совокупность нескольких конституционных или органических законов (например, конституция Швеции, конституция Испании).

Неписаные конституции состоят из норм конституционного характера, «разбросанных» по большому количеству актов, а также содержащихся в конституционных обычаях (характерны для стран англо-саксонской правовой семьи (за исключением США), конституция Великобритании).

В свою очередь, писаные конституции делятся на:

• Кодифицированные (состоящие из одного нормативного акта под названием Конституция). Пример-конституции Франции, России, США.
• Некодифицированные (состоящие из законов, судебных прецедентов, правовых обычаев, доктрин и имеющие совокупное нигде не закреплённое название «конституция»). К таким относятся конституции Новой Зеландии, Великобритании.

Конституции составляются и принимаются:

• чрезвычайно-созываемым парламентом (учредительное собрание) (например, Конституция Франции, конституция Италии 1947 года, Конституция Чехословакии 1948 года, Конституция Югославии 1946 года, Конституция Румынии, Конституция Албании 1946 года, Конституция Германии 1918 года, Конституция Греции, Конституции Болгарии, Конституции Польши 1920 и 1952 годов, Конституция Норвегии);
• регулярным парламентом (например, Конституция Дании, Конституция РСФСР 1978 года, Конституция ГДР 1968 года, конституции Венгрии 1949 и 2011 года, Конституция Польши 1997 года)
• съездом советов депутатов (Конституция РСФСР 1918 года, 1925 года, 1937 года)
• временным парламентом (Конституция Чехословакии 1919 года, Конституция ФРГ 1949 года, Конституция ГДР 1949 года)
• народом, минуя выборные органы (Конституция Франции 1958 года, Конституция России 1993 года)
• главой государства (Конституция Германии 1871 года, Конституция Франции 1814 года, Конституция Италии 1861 года, Основные Законы Российской Империи 1906 года);

Также в конституции обычно устанавливается порядок принятия поправок и дополнений. По порядку принятия поправок и дополнений выделяют гибкие, жёсткие и комбинированные конституции:

• Изменение гибких конституций достигается путём принятия обычного закона. Каждый последующий закон, содержащий конституционные нормы, изменяет либо замещает предыдущий или устанавливает положения, ранее не регулировавшиеся либо регулировавшиеся обычным правом. Примером гибкой конституции в российской истории была Конституция РСФСР 1978 года, поправками к которой в 1989—1992 был изменён государственный строй страны (например, введено разделение властей)
• Изменение жёстких конституций невозможно либо сильно осложнено.
• Внесение изменений в комбинированную конституцию возможно, но существует ряд глав, куда вносить изменения запрещается (Конституция Российской Федерации).

Кроме того, конституции делятся по срокам их действия на постоянные и временные.

Отличие Конституции от иных нормативных правовых актов

Конституция имеет несколько отличий от других законодательных актов:

• Закрепляет государственный строй, основные права и свободы, определяет форму государства и систему высших органов государственной власти.
• Обладает высшей юридической силой.
• Отличается относительной стабильностью.
• Является базой для текущего законодательства.
• Отличается особым порядком принятия и изменения.
• Является нормативным актом прямого действия.
• Обладает верховенством на всей территории государства

Содержание Конституций

Как правило, все конституционные акты сходны по своему содержанию. Они включают в себя следующие положения:

• Определение организации государственной власти, права и полномочия органов власти и её отношения к гражданам.
• Обязанности и основные права граждан — гражданские свободы.

К ним относятся следующие гражданские права и обязанности:

1. Право личной неприкосновенности, то есть контроль суда над арестами, обысками, тайна частной переписки.
2. Свобода труда и передвижения, то есть отмена полицейской паспортной системы.
3. Свобода совести.
4. Свобода слова и печати.
5. Гражданское равенство — уничтожение сословных привилегий и вероисповедных ограничений.
6. Свобода собраний и союзов.
7. Право подавать петиции.
8. Право граждан принимать участие в народном и местном областном представительстве, в контроле за деятельностью властей, в политической и общественной деятельности страны.

Совокупность данных положений именуется конституционным правом, а их система называется конституционализмом.

Функции Конституции

Вне зависимости от социальной системы государства, каждой конституции присуще некоторые функции:

• Учредительная функция.

Согласно этой функции конституция, которая появляется в результате существенных изменений в общественной жизни, становится политической и правовой основой для его дальнейшего развития. Таким образом, Конституция либо закрепляет уже существующие человеческие деяния, либо создаёт предпосылки для создания новых общественных отношений, созревших в обществе, но не возникнувших из-за отсутствия для них правовой базы, которая и учреждается с принятием Конституции. Также учредительные начала проявляются по отношению к политической (общественной) системе государства в целом к конкретным государственно-правовым институтам, существующим в данной стране.

• Организаторская функция не только закрепляет достигнутые результаты, но в то же время ставит перед обществом и государством новые задачи. Также она увеличивает политическую активность, направляет государственные органы и общественные объединения, всех граждан на осуществление деятельности в духе и рамках нового основного закона. Таким образом, Конституция не только отражает роль соответствующих факторов, но в то же время содержит определённые механизмы, которые необходимы для их достижения.
• Внешнеполитическая функция обращена не только к политической жизни, но одновременно является фундаментом внешнеполитической деятельности государства.
• Идеологическая функция заключается в закреплении в Конституции положений определенного политического учения в качестве господствующих. Примером осуществления этой функции могут служить Конституции СССР.
• Юридическая функция.

Сущность юридической функции заключается в том, что она становится основой новой правовой системы и правопорядка в стране, а также сама регулирует общественные отношения и как документ прямого действия является почвой для их возникновения. Кроме того, она дает импульс для развития законодательства и принятия большого количества новых нормативно-правовых актов, воплощающих общие идеи и отдельные положения Конституции.

Для контроля за соответствием конституции принимаемых решений может существовать специальный орган судебной власти — Конституционный суд. В некоторых странах его функции выполняет другой орган власти, например Верховный суд.

Конституция как основной нормативный правовой акт

Каждая конституция обладает признаками (юридическими свойствами), определяющими её в качестве основного нормативного правового акта государства. К ним относятся:

• Конституция относится к числу правовых актов и обладает всеми его чертами. Она имеет как юридическое верховенство над всеми другими нормативными актами, так и политическое верховенство - органы высшего управления государства не могут действовать вразрез с её положениями.

Примером такого единого высшего акта является Конституция РФ. В конституционном праве подобный документ принято называть «писаной конституцией». При отсутствии единого документа в качестве конституционного признаются акты разных лет, т. н. «неписанные конституции».

В некоторых странах к основному нормативному правовому акту могут быть привязаны один или несколько нормативных актов, которые обычно именуются конституционными законами. Иногда в качестве основного нормативного правового акта выступают священные тексты, нормам которых не могут противоречить законы, принимаемые в государстве.

• Верховенство Конституции означает наличие у неё высшей юридической силы по отношению к другим нормативным документам. Это касается не только федеральных законов, но и федеральных конституционных законов. Они должны в полной мере соответствовать положениям, закреплённым в Конституции и не могут им противоречить ни при каких обстоятельствах.
• Конституция — законодательная база, которая определяет характер и содержание существующего в стране законодательства.

Законодательство развивает предписания Конституции. Оно исходит из её положений при регулировании различных общественных отношений. Конституции часто предусматривают необходимость принятия нормативных актов, развивающих их положения.

• Особый порядок принятия и изменения конституции.

Принятие конституции происходит с соблюдением принципа гласности и при наличии повышенного общественного интереса. Также особый порядок принятия может заключаться в специальной организации всенародного обсуждения проекта Конституции. В нашей стране подобные мероприятия проводились в 1936 и 1977—1978 годах.

Кроме того, особый порядок выражается в вынесении вопроса о принятии Конституции на референдум. Его результаты являются обязательными для всех и означают принятие либо непринятие предложенного населению варианта основного закона. В случае её принятия она принимает обязательную силу. Однако, это не исключает факта официального провозглашения принятия Конституции и вступления её в силу парламентом, президентом государства или центральной избирательной комиссией.

Особым порядок изменения конституции называются специально усложненные процедуры представления проектов, обсуждения и принятия законов о внесении в неё изменений.

Закон о порядке внесения изменений и дополнений в конституцию принимается парламентом, который обычно сопровождается требованием квалифицированного большинства голосов в пользу принятия такого закона.

Специальные требования к процедуре изменения и дополнения конституции вызваны необходимостью обеспечения её стабильности.

История конституции

Древний мир

Прообразами современных конституций можно считать учредительные законы, устанавливавшиеся в древнегреческих полисах, как правило, особыми законодателями, из которых наиболее известны законы Солона и Клисфена в Афинах. В Риме в роли такого законодателя выступил царь Сервий Туллий. Спартанская неписанная конституция приписывалась легендарному Ликургу (её истинный автор неизвестен). Конституционный характер в Спарте носила устно передававшаяся «Большая ретра» (постановление), гласившая: Пусть народ будет разделён на филы и обы, пусть в герусию входит вместе с царями 30 человек, а народ время от времени собирается у реки Еврота на собрания. Там пусть народу предлагают решения, которые он может принять или отклонить. У народа пусть будет высшая власть и сила.

Средние века

Одной из самых старых и ныне действующих конституций мира является основной закон Сан-Марино, который был принят ещё в 1600 году, при том что базировался этот закон на городском уставе, принятом ещё в 1300 году.

Новое время

Самой первой конституцией является Статут Великого Княжества Литовского от 1529 года. Затем он дважды дополнялся в 1566 и 1588 годах. Статут Великого Княжества Литовского позже действовал в Речи Посполитой и затем в Российской Империи вплоть до 1840 года.

Первой конституцией в современном смысле этого понятия, — то есть документ, описывающий и устанавливающий разделение властей и компетенцию каждой из них, — является Конституция США, ратифицированная штатом Делавэр 7 декабря 1787 года. К первым писаным конституциям на Европейском континенте также относят Конституцию Речи Посполитой (принята 3 мая 1791 года) и Конституцию Франции (принята 3 сентября 1791 года). Обе конституции просуществовали недолго, в Польше — из-за окончательного раздела страны, во Франции — из-за развития революционных событий.

Значимость текста конституции

Несмотря на то что в последнюю половину двадцатого века произошёл качественный скачок в принятии государствами по всему миру национальных конституций, существует проблема утраты значимости непосредственно самого текста конституции. К примеру, опросы населения Соединённых Штатов выявили, что основная часть американцев признаёт важность конституции США, но при этом мало кто мог сказать, каково содержание текста конституции, о чём она говорит. Известная слабость конституций, когда принципы, в них заложенные, могут с достаточной лёгкостью попираться властью, также не способствует утверждению их важности.

Тенденция потери текстом конституции своей значимости прослеживается и в научной среде. В основе этого несколько причин. Одна из них — частое рассмотрение основного закона исключительно в юридическом его значении. Зачастую всестороннему анализу подвергаются законы и институты, основанные на конституции, рассматривается юридическое применение основного закона в судах, его влияние на формирование законодательной и исполнительной власти. Попытки приблизиться к самому тексту зачастую заканчиваются той или иной интерпретацией текста, а не ответом на вопрос о необходимости текста как такового. Другой стороной медали оказывается подход, когда конституции рассматриваются в жёсткой привязке к конкретным условиям, что означает значимость документа лишь для ограниченной территории, ограниченного числа людей и на ограниченное время. Когда какой-либо текст начинает приобретать значение только исходя из обширности и глубины анализа условий его появления или интерпретаций его применения, это означает снижение значимости самого текста.

На самом деле непосредственно значим сам текст основного закона, который создаётся с определёнными целями и имеет важное символическое значение. Конституции могут формировать гражданский характер страны, помогать в самоидентификации нации. Тексты лучших конституций обладают столь сильным духом, что служат предметом гордости и почитания народа. Худшие же способны подчеркнуть всю разобщённость населения.

Несмотря на огромные различия, большинство конституций схожи по выполняемым ими функциям, что означает значимость самого текста, а не только порождённых им политических и юридических институтов. Изначальной и наиболее важной функцией является ограничение власти правящего лица. Это является ответом на главные вопросы создателей: для чего нужен текст конституции и что он должен делать. Среди других функций можно назвать: разрушение старого политического режима и образование нового; создание образа политического будущего, который будет источником вдохновения для населения; обозначение структуры политических институтов; разрешение конфликта институтов в стране; обеспечение прав для меньшинств и их включение в политический диалог и др. Разные конституции могут иметь или не иметь в своём тексте те или иные функции, они могут оставаться лишь словами на бумаге, однако создание текста конституции как такового служит вполне определённым целям.

Тексты конституций, начиная с самых первых и до наших времён, ощутимо изменились. Они стали более длинными, а если раньше в них закреплялись лишь базовые принципы, то теперь они более детальны, что, возможно, означает снижение их эффективности. Особенно подробными являются конституции стран восточной Европы, когда в тексты встраивались все сложнейшие экономические и политические особенности перехода от коммунизма к новым общественным порядкам.

Конституционализм в России

В России первая попытка создать сословную конституцию, ограничивающую самодержавную власть посредством представительного органа и дающую дворянству сословные права, была предпринята в 1730 году в движении, возбуждённом верховниками. Ряд конституционных функций должно было выполнять планировавшееся Уложение, для разработки которого Екатерина II созвала Уложенную комиссию.

Впоследствии конституционные проекты разрабатывались окружением Александра I и декабристами, известен также проект конституционного характера М. Т. Лорис-Меликова, подписанный Александром II в день его гибели, но так и не вступивший в силу. В 1905—1906 годах были приняты Основные государственные законы Российской империи, фактически ставшие первой конституцией России. 1918 - Первая конституция советской России; 1925 - Конституция РСФСР, как союзной республики; 1937 - Конституция РСФСР;

В Российской Федерации действовала Конституция РСФСР 1978 года с внесёнными в неё Съездом народных депутатов многочисленными поправками. 12 декабря 1993 - принятие Конституции современной России

См. также

• Конституция СССР
• Конституция России
• Учредительное собрание
• Конституция Украины
• Конституция Белоруссии
• Конституция США
• Основные законы Израиля
• Правовое государство
• Список конституций по году принятия
• Апостольская конституция

Литература

• Beau Breslin. From Words to Worlds: Exploring Constitutional Functionality. The Johns Hopkins Series in Constitutional Thought. JHU Press, 2009. ISBN 0-8018-9051-9, ISBN 978-0-8018-9051-2. P.213.
• Donald S. Lutz. Principles of Constitutional Design. Cambridge University Press, 2006. ISBN 1-139-46055-2, ISBN 978-1-139-46055-2. P.261.

Ссылки

• Конституция / А. А. Мишин // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [web.archive.org/web/20100609143647/confinder.richmond.edu/confinder.html Конституции стран мира]  (англ.)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Конституция

И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.