Особняк Варгунина

Достопримечательность
Особняк Варгунина Дворец бракосочетания № 2
Страна	Россия
Санкт-Петербург	Фурштатская ул., 52
Архитектурный стиль	Эклектика
Автор проекта	А. И. фон Гоген
Строительство	1896—1899 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810682000

К:Википедия:Ссылка на Викисклад непосредственно в статье

Особняк Варгунина — здание в Санкт-Петербурге на Фурштатской улице в Центральном районе города. Является памятником архитектуры федерального значения.

История

Здание особняка было построено для К. А. Варгунина из семьи предпринимателей Варгуниных, владевших Невской писчебумажной фабрикой близ Санкт-Петербурга. Оно было возведено на прямоугольном участке c проездом во двор с левой стороны здания, правой стороной примыкая к соседнему зданию. Автором проекта здания выступил российский архитектор Александр Иванович фон Гоген, но и сам К. А. Варгунин принял самое активное участие в проектировании особняка.

Особняк был возведён в стиле эклектики: были использованы различные архитектурные приёмы: мотивы классицизма (рустика), нового барокко (вазы в нишах), ренессанса (окна второго этажа), модерна (несимметричный фасад). Центр фасада особняка находится между выступающими двумя разными по форме и объёму ризалитами, левый из которых оформлен выдающимся наружу эркером, на верху которого находится картуш с инициалами владельца дома и широким аттиком. Благодаря своей яркой архитектуре, особняк Варгунина выделяется из общей череды доходных домов Фурштатской улицы.

Внутренние помещения здания отличались богатой отделкой, особенно зал, гостиная, столовая и кабинет, для оформления стен и потолков которых использовалась дубовая панель. Доминантой внутреннего убранства дома является широкая лестница в вестибюле с двумя комнатами по сторонам, которая освещалась тремя окнами со стороны двора. Лестница ведёт на промежуточную площадку, после которой двумя крыльями расходится наверх. Из вестибюля двери вели в бильярдную, комнаты для гостей и винный погреб. На втором этаже три двери ведут в центральную залу-гостиную, в приемную и в столовую. По обеим сторонам гостиной находились кабинет в стиле ренессанса и диванная.

Упоминается большой камин, почти достигавший карниза комнаты. Для освещения столовой использовался плафон, выполненный из разноцветного стекла с рисунком. Въезд во двор особняка украшался воротами из кованого железа, установленными на каменных столбах c фонарями.

Сам К. А. Варгунин в особняк так и не вселился, и здесь проживал его сын с женой. В 1912—1916 гг. дом сдавался в аренду, упоминается, что в 1916 г. здесь располагалось посольство Испании, в 1918 г. — Управление коллегии по управлению Балтийской госпитальной флотилией РОКК. В последующие годы дом какое-то время пустовал, придя в запустение, затем в нём работал детоприемник для беспризорников, потом в доме были устроены коммунальные квартиры. В 1930—1950-е гг. в бывшем особняке находился Ленинградский стоматологический институт, а в период блокады Ленинграда — организация местной противовоздушной обороны. С начала 1950-х гг. — Ленинградское отделение Союза обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. С 1963 г. и по настоящее время в здании находится Дворец бракосочетания № 2.

Ссылки

• [www.citywalls.ru/house1013.html Особняк К. А. Варгунина] (рус.). CITYWALLS. Архитектурный сайт Санкт-Петербурга. Проверено 15 июня 2015.
• [www.gopiter.ru/piter/helpinfo/dostopr/building/dvorecbrak/ Дворец бракосочетания на Фурштатской] (рус.). Едем в Санкт-Петербург. Проверено 15 июня 2015.

Отрывок, характеризующий Особняк Варгунина

Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».