Особый путь Германии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Термином Особый путь Германии (нем. Deutscher Sonderweg) обозначают предположительно наблюдаемую в истории Германии неравномерность её государственной структуры и формирования демократических институтов, в отличие от европейских соседей Германии, таких как например Франция и Англия. В историографии не существует устоявшейся точки зрения, является ли это особым путём, поскольку это предполагает существование «нормального» исторического развития демократии, или же речь идёт только о собственном, а не особенном, пути Германии.





Определение

Немецкий историк Ганс-Ульрих Велер, сторонник теории особого пути, характеризует развитие прусской Германии до конца Веймарской республики как своеобразное отношение противоречий между традицией и современностью. С термином «особый путь Германии» связано также представление о том, что правящие слои общества в Германии, прежде всего в 19-м и начале XX-го века вели ошибочную, негибкую и анахроничную политику. Такая политика была якобы прежде всего антипарламентаристской и антидемократичной, а также якобы характеризовалась принципиальным отрицанием исходящих от народа либеральных и социальных требований, что якобы привело к ошибочному самоощущению и чрезмерному национальному самосознанию немцев. Такое поведение (категорический отказ от либеральных и парламентских реформ) приписывается верхам Пруссии, которые расширяли область своего влияния на всю Германию и в любом случае желали сохранить монархию. Именно политика Пруссии влияла на развитие всей Германии после 1814/1815 гг.

Причины особого пути следует искать с одной стороны в раздробленности Священной Римской империи в отличие от централизованных королевств средневековых Англии и Франции, а с другой стороны в просвещённом абсолютизме Пруссии и Австрии, который провёл реформы, ставшие во Франции возможными только после французской революции. Всё это привело к возникновению в Германии гражданского общества с особой верой в авторитет правителей.

Понятие об особенном качестве немцев: Культура против Цивилизации

Отличие развития Германии от своих западных соседей было принято как знак особенной ценности немцев.

Со времени книги Анн-Жермен де Сталь «De l’Allemagne», («О Германии») (1813) многие немцы компенсировали своё чувство отсталости по сравнению с западными национальными государствами тем, что считали себя «страной писателей и мыслителей» со ссылками на Гёте и Канта и приписывали себе культурное превосходство. При этом культура, как духовное, глубоко душевное понятие, противопоставлялась поверхностным ценностям цивилизации. Особенно горячо защищал эту концепцию Томас Манн в своей книге «Заметки аполитичного».

Многие положительные ассоциации, которые во французском и английском языках связаны со словом «цивилизация», как с высшей ступенью развития общества, в немецком языке связаны со словом «культура». Довольно часто слово «civilization» следует переводить на немецкий как «Kultur» (напр. понятие «столкновение цивилизаций» — «clash of civilizations»).

В то время как (французская) концепция «цивилизации» исходит из универсальной применимости основополагающих принципов (что например в политике выражается в централизме), немецкая концепция «культуры» подчёркивает различные культурные выражения жизни в связанных друг с другом равноправных образованиях (что среди прочего приводит к принципу федерализма). Такая точка зрения отражает ситуацию раздробленности Германии на чрезвычайно неоднородные регионы.

Подобный конфликт наблюдается в настоящее время в критике «западных прав человека»

Логика особого пути Германии выражается в «идеях 1914 г.» о «попытке неограниченного оправдания немецкой военной политики». В то время немецкая аристократическая элита чувствовала себя «зажатой» между современным капиталистическим классовым обществом Франции или Англии и царской автократией России. Поэтому немецкая элита присягнула «сплавляющему вместе все классы, бесконфликтному, гармоническому народному сообществу, которое, будучи ведомо компетентной образованно-гражданской бюрократией и будучи защищено сильной, прусско-немецкой, милитаристской монархией, воспряло бы как феникс в пламени войны» (цитата из Велера, 2003). Немецкое дворянство попыталось таким образом, за счёт выдвижения своих социальных прибежищ (университетов, управления и военных структур), сохранить остатки влияния после неизбежной потери реальной власти, и обеспечить, таким образом, по крайней мере сохранение привычного образа жизни. Идея «антикапиталистического, антилиберального, бесконфликтного народного сообщества национал-социализма, способная преодолеть противоречия классового общества» возникает впоследствии в своей более радикализированной форме в идеологии национал-социализма.

Примеры

В качестве примеров так называемого «особого немецкого пути» приводят:

  • Индустриализация. По причине продолжительной консервативной экономической политики, ориентированной на цеха, и замедляющей индустриализацию Германии, индустриальная революция в Германии произошла на 30-40 лет позже, чем в Англии.
  • Чуждость немецкой элиты демократии и гражданским движениям. Великая французская революция послужила началом процессу демократизации Европы. В Германии же попытка установить систему парламентаризма во время мартовской революции 1848 г. провалилась. Вместо этого в 1871 г. было образовано монархическое немецкое государство, которое нарушало равновесие сил в Европе.
  • Веймарская республика. Из-за отказа США в конце первой мировой войны вести переговоры с Германской империей под управлением кайзера, Германии было навязано демократическое устройство. Во времена Веймарской республики именно немецкая элита, промышленники (например, Фриц Тиссен) и влиятельные медиамагнаты (например Альфред Гугенберг) проложили дорогу национал-социализму. Винить в этом простой народ Германии затруднительно, так как из-за инфляции, экономического кризиса и последствий первой мировой войны народ практически полностью обнищал, отчаялся и был подавлен. С исторической точки зрения становлению фашистских режимов часто предшествовали серьёзные кризисы. Однако именно это обстоятельство налагает ответственность на влиятельные и просвещённые элиты.
  • Катастрофа третьего рейха рассматривается в качестве кульминации попыток немецкого особого пути. Результатом этого стало то, что Германия потеряла статус великой державы и за счёт вмешательства извне было перестроена и искусственно, не за счёт своего собственного развития, была превращена в государство по западному образцу.

Критика концепции особого пути

В современной науке тезис об «особом пути Германии» всё более релятивируется или совсем отрицается. Темами для критики являются среди прочего:

  • Особенности в истории Германии, которые приписываются «особому пути», являются несомненно немецкими особенностями. Однако и в других странах не существует «нормы» или же «нормального» развития. И в Англии не было поступательного развития к либеральной демократии, и в других странах, таких как Испания, Италия, Австрия и Венгрия не было либерального и демократического развития, а происходили войны, революции и политическая нестабильность. Консервативно-авторитарные силы и старые аристократические элиты часто оставляли за собой большую власть. Идеальной, то есть бесконфликтной и поступательной модернизацией и демократизацией в Европе могут похвастаться только страны Бенилюкс, скандинавские страны, а также частично Франция. Поскольку эти страны составляют основу западной Европы и первоначальный костяк сегодняшнего Евросоюза, то говорят, что Германия, после образования ФРГ в 1949 г., прошла «длинный путь на запад».
  • Буржуазное общество в Германии в XIX-м веке не было настолько слабым, как постулируется в теории особого пути. Это общество скорее всего преобразовалось в общегражданское и изменилось, но не потеряло влияния.
  • Понятие «особого пути Германии» является интерпретацией сегодняшних воззрений на исторические события и распространяет на историю формальные оценки («хороший» = «либеральный», «плохой» = «автократичный»), что в научном рассмотрении недопустимо.
  • Также и без формальной буржуазной революции (и прекращения таким образом власти дворянства) буржуазия являлась в Германии после 1871 г. главным слоем общества.

См. также

Библиография

  • Дэвид Блэкбёрн, Джэф Эли «Мифы немецкой историографии». 1980 (нем.)
  • Томас Нипердей «1933 год и непрерывность немецкой истории». В «Historische Zeitschrift» (Историческом журнале) 227 (1978), стр. 86-111 (нем.)
  • Ганс-Ульрих Велер "История общества Германии. Том 4: 1914—1949, 2003, Мюнхен, ISBN 3-406-32490-8 (нем.)

Напишите отзыв о статье "Особый путь Германии"

Отрывок, характеризующий Особый путь Германии

Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.