Остара
| Остара |
|---|
Остара, или Эостра (др.-англ. Ēastre, др.-в.-нем. *Ôstara) — согласно реконструкциям мифологов, древнегерманское божество, предположительно связанное с приходом весны и пробуждением природы. Имя Эостры (Остары), в рамках этой концепции, носил месяц апрель в древнеанглийской и старогерманской традиции (др.-англ. Easter-mōnaþ, др.-в.-нем. Ōstar-mānod). Ряд исследователей возводит её к общеевропейской богине рассвета.
Первым высказал предположение о существовании этой богини нортумбрийский монах Беда Достопочтенный (673—735). Таким образом он спекулятивно пытался объяснить английское название Пасхи (англ. Easter) (и соответствующего месяца), разительно отличающееся от названий этого праздника в европейских языках.
В Германию название Пасхи (нем. Ostern) было принесено вместе с христианством англо-саксонскими миссионерами, такими как святой Бонифаций.[1]
Лишь в 1835 году мифолог Якоб Гримм предположил родство этих названий, но решил эту проблему не в пользу заимствования, а предположил существование древнегерманской языческой богини с индоевропейскими корнями — в рамках национал-романтического конструирования мифологии.[1]
Содержание
Этимология
Со времён Якоба Гримма имя Эостры (Остары) традиционно связывается с прагерманским *austrōn «рассвет», восходящим к общеиндоевропейскому корню *h₂wes- «сиять, блистать». Производное от этой основы имя (реконструируемое как *h₂ewsṓs, в упрощённой записи *Ausōs) носила, по всей видимости, одна из главных богинь праиндоевропейского пантеона — богиня рассвета. К этому образу восходят греческая Эос (Ἕως, Ἠώς), римская Аврора (Aurora), латышская Аустра (Austra), литовская Аушрине (Aušrinė), ведийская Ушас (उषस्; uṣas). Из этой же основы образовалось общегерманское слово, означающее «восток» (англ. East, нем. Ost, голландск. Oost, швед. Öster; ср. лат. auster «юг» того же происхождения).
Упоминания
Единственное в средневековых источниках упоминание об Эостре обнаруживается в сочинении Беды Достопочтенного «О счёте времен» (De temporum ratione), где он пишет:
|
Позднее многие учёные сомневались в существовании такой богини в англосаксонском пантеоне, утверждая, что ни в одном другом источнике упоминаний о культе Эостры не встречается. Полемизируя с ними, Якоб Гримм писал в «Немецкой мифологии»:
Мы, немцы, и по сей день зовём апрель ostermonat; ôstarmânoth встречается ещё у Эйнхарда. Великий христианский праздник, который обычно празднуется в апреле или начале марта, называется в старейших древненемецких текстах ôstarâ… Должно быть, в языческой религии имя Остара, как и англосаксонское Эостра, принадлежало великому божеству, почитание которого было столь сильно, что христианские проповедними смирились с этим именем и назвали им одно из своих главных торжеств. У всех соседних народов этот праздник носит имя, производное от греческого pascha; даже Ульфила пишет paska, не áustrô, хотя он мог знать это слово[2].
Гримм считал такие пасхальные обычаи, как раскрашивание яиц, разжигание костров, специальные праздничные игры и пляски рудиментами древнего языческого культа Остары. Сравнивая имя Остары с древневерхненемецким наречием ôstar, «выражавшим движение к восходящему солнцу», он делает вывод, что Остара была богиней «сияющей зари, восходящего солнца»[3]. Современные исследования по сравнительной мифологии и лингвистики в целом подтверждают это предположение.
В 1859 году венгерский археолог Георг Цапперт заявил, что обнаружил рукописную запись колыбельной песни на древневерхненемецком языке, в которой упоминалась Остара. Одна из строчек песни гласила: «Остара принесёт малышу / мёду и сладких яиц». Цапперт датировал запись IX или X веком. Сегодня большинство учёных считают эту находку подделкой.
С именем Эостры связывают названия некоторых британских населённых пунктов, таких как Истри (Eastry) в Кенте, Истри (Eastrea) в Кембриджшире и Истрингтон в Ист-Райдинг-оф-Йоркшир[4].
В 1958 году в Германии было обнаружено около 150 вотивных табличек рубежа I-II вв. н. э., посвящённых богиням, именуемым matronae Austriahenae. Многие исследователи связывают их с Эострой[5].
Остара и пасхальные обычаи
Как уже показывалось выше, ещё в XIX веке многие учёные пытались связать народные пасхальные обычаи с дохристианскими традициями почитания Остары. Часто утверждается, что обычай красить яйца на Пасху имеет языческое происхождение и связан с культом Остары, но есть свидетельства, что эта традиция появилась у христиан ещё в Месопотамии[6]. С Эострой связывается и образ пасхального зайца. Этнограф Чарльз Дж. Бильсон выделил в северноевропейской традиции целый ряд весенних обычаев и обрядов, в которых фигурировал заяц. «Была ли у британцев богиня Эостра или нет, — пишет он, — и какую именно роль играл заяц в её культе — неважно, но есть надёжные основания предполагать, что наделение этого животного сакральными свойствами уходит в глубь веков и, вероятно, оно был как-то связано с крупными весенними праздниками у древних обитателей британских островов»[7]. Некоторые утверждают, что зайцы, вероятно, были священными животными Эостры, подобно тому, как кошки были животными Фрейи[8].
Остара в неоязычестве и популярной культуре
Остара или Эостра почитается во многих неоязыческих общинах. Её праздник обычно отмечают на весеннее равноденствие, часто используя при этом традиционную пасхальную символику. Иногда её отождествляют с Идунн, скандинавской богиней вечной молодости[9].
Именем Остары назван астероид (343) Остара.
В честь Остары были названы британская неофолк-группа Ostara, альбомы Eostre :zoviet*france (1984) и Ostara The Wishing Tree (2009).
У нидерландской группы Heidevolk есть песня Ostara
Название «Ostara» носил немецкий националистический журнал начала XX века, основанный Йёргом Ланцем фон Либенфельсом.
См. также
Напишите отзыв о статье "Остара"
Примечания
- ↑ 1 2 Richard Sermon. From Easter to Ostara: the Reinvention of a Pagan Goddess? // Time and Mind: The Journal of Archaeology, Consciousness and Culture. Volume 1, Issue 3, 2008.
- ↑ Grimm, стр. 290-91
- ↑ Grimm, стр. 291
- ↑ Shaw, стр. 59—60
- ↑ Shaw, стр. 52
- ↑ Vicki K. Black (1 Jul 2004). [books.google.com/books?id=TinZAAAAMAAJ&pg=PA558&dq=easter+egg+Christians+Mesopotamia&hl=en&sa=X&ei=LS2CT6yFM_Sy0AGNm73kBw&ved=0CGkQ6AEwBzgK#v=onepage&q=easter%2520egg%2520Christians%2520Mesopotamia&f=false Welcome to the Church Year: An Introduction to the Seasons of the Episcopal Church]. Church Publishing, Inc. The Christians of this region in Mesopotamia were probably the first to connect the decorating of eggs with the feast of the resurrection of Christ, and by the Middle Ages this practice was so widespread that in some places Easter Day was called Egg Sunday. In parts of Europe, the eggs were dyed red and were then cracked together when people exchanged Easter greetings. Many congregations today continue to have Easter egg hunts for the children after services on Easter Day
- ↑ Billson, Charles J. (1892). The Easter Hare as published in Folk-Lore, Vol. 3, No. 4 (December 1892). Taylor & Francis, Ltd. on behalf of Folklore Enterprises Ltd.
- ↑ Boyle, John Andrew (1974). The Hare in Myth and Reality: A Review Article as published in Folklore, Vol. 84, No. 4 (Winter, 1973). Taylor & Francis, Ltd. on behalf of Folklore Enterprises Ltd.
- ↑ Cusack, Carole M. (2008). The Return of the Goddess: Mythology, Witchcraft and Feminist Spirituality as published in Pizza, Murphy. Lewis, James R. (Editors). Handbook of Contemporary Paganism. Brill Publishers. ISBN 9004163735
Источники
- Grimm, Jacob (James Steven Stallybrass Trans.) (1882). Teutonic Mythology: Translated from the Fourth Edition with Notes and Appendix. Vol. I. London: George Bell and Sons.
- Shaw, Philip A. (2011). Pagan Goddesses in the Early Germanic Goddess: Eostre, Hreda and the Cult of Matrons. Bristol Classical Pressю
Литература
- Гербер Х. [books.google.ru/books?id=RC5mK2fLXtUC&pg=PT101&dq=остара+праздник&hl=ru&sa=X&ei=E1fwUuu9AsHl4gSslYDgAQ&ved=0CD8Q6AEwBA#v=onepage&q=остара%20праздник&f=false Мифы Северной Европы]. — Litres, 2013. — 473 с. — ISBN 5457027562.
Отрывок, характеризующий Остара
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
