Остия Антика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

О́стия, ныне Древняя О́стия (Ostia Antica) — римский город в Лацио, в устье Тибра; главная гавань Древнего Рима, традиционно считавшаяся также его первой колонией. Остия переводится с латыни буквально как уста, устье. Прилегающий к археологическому заповеднику район современного Рима тоже называется Остией.





История

По легенде, Остия была заложена царём Анком Марцием в VII в. до н. э. ввиду наличия здесь богатых солеварен (археологически пока не обнаружены), а также для того, чтобы предотвратить проникновение в Рим вражеских кораблей по реке. Однако древнейшее поселение на месте Остии (крепостное сооружение — castrum), которое смогли обнаружить археологи, датируется лишь IV в. до н. э. Судя по тому, что не были обнаружены захоронения периода легендарного основания города, а только времен республики, а также потому что долгое время республиканская Остия не имела своего самоуправления и все решалось магистратами Рима, нынешние исследователи склонны считать (например Carlo Pavolini), что Остия являлась изначально военным римским лагерем IV до н. э., поставленным в устье Тибра для контроля над морским побережьем, так как после покорения Римом Этрурии (396 год до н. э.) контроль над морем стал актуальнее, чем прежде.

Тем не менее, легенда об основании Остии самим царем Анком Марцием нужна была для важности этого поселения.

По другой распространенной версии, Остия VII века до н. э. находилась просто в другом месте и поэтому ещё не найдена археологами.

Во время Пунических войн здесь была основная стоянка республиканского флота. После окончательной победы римлян морская опасность миновала и Остия из военного каструма (план стен и центральных улиц которого до сих пор отчетливо различается в центре города) становится полноценным поселением и разрастается за пределы военных стен.

Ко II веку до н. э. территория города расширилась без особого плана, а около 80 года при Сулле была построена крепостная стена. С увеличением благосостояния и ростом Рима совпало и процветание Остии, главного торгового центра римской торговли, особенно зерновой (ввиду leges frumentariae)

Однако, как место стоянки кораблей, Остия была неудобным пунктом: частые заносы русла реки песком и илом требовали постоянных забот об устройстве фарватера. Ввиду этого Цезарь задумал построить искусственную гавань в Остии, но только при Клавдии был устроен новый искусственный водоем, с углублением русла и проведением канала. Траян увеличил сооружения гавани, вследствие чего она стала называться Portus Augusti (Traiani) (анг). В Остии же теперь базировалась администрация нового порта.

Вместе с началом кризиса Римской Империи, кризис узнала и торговля, и к концу империи Остия представляла собой уже незначительный городок. В 4 в н. э. Остия очевидно ненадолго становится центром также проживания аристократии, домусы этого периода отличаются особенной роскошью. Строительство папой Григорием IV нового порта в Григориополе, сильные наводнения, а также распространение малярии привело Остию в запустение, ещё до начала средних веков; жители переселились в борго неподалеку, дабы быть защищенными от возможного наподения пиратов, ил и грязь постепенно покрыли улицы древнего города. Первые раскопки в научных целях проводились в XIX веке, затем в первой половине XX века. На сегодняшний день руины Остии занимают площадь в 34 гектара (2/3 площади античного поселения).

В 16 веке Тибр в результате наводнения резко изменил своё русло, а море со временем отошло от античной линии примерно на 3 км дальше.

Строения Остии

При Траяне население Остии превысило 50 000 жителей. Главная улица (decumanus maximus) была шириной 9 м и длиной почти 2 км, и проходила параллельно прежнему руслу Тибра. Вдоль неё располагались общественные здания: театр, храм Августа, Капитолий, посвященный триаде богов (Юпитеру, Юноне и Минерве), термы и т. д.

Театр

Театр Остии, расположенный на главной улице (Decumanus Maximus), был построен при Августе. Позже был перестроен в 196 году перестроен при Септимии Севере и Каракалле, а также в IV веке. У входа в театр были выставлены статуи Нимф, за фасадом располагались 16 лавок. Трибуна, ниши, колонны театра были украшены мрамором. В 90-х годах XX века кирпичное строение II века было отреставрировано, и на данный момент театр вмещает около 2700 зрителей (летом здесь проходят спектакли и праздники).

Инсула и склады

Особенно интересны жилые дома, склады и амбары Остии. Инсулами (Insulae) назывались большие кирпичные дома с мозаичными полами, достигавшие пяти этажей в высоту и заключавшие в себе до 12 комнат. Horrea назывались дома, в которых одновременно располагались склады, бюро и жилые помещения. Склады Остии один самых лучших примеров подобных построек Древнего Рима. На складах хранились зерно, вино и другие товары до отправки в Рим. Самые важные склады города (Grandi Horrea) располагались в центре города и были построены при Клавдии. Horrea Epagathiana et Epaphroditiana (145150) — хорошо сохранившееся небольшое трехэтажное здание принадлежало богатым греческим торговцам Epagathus и Epaphroditus, и очевидно использовалось для редких дорогих товаров. Внутренний дворик был украшен мозаикой; двери оснащены сложными замками.

Храмы

На территории города находилось 18 храмов персидскому богу Митре (митреум), а также синагога и христианская базилика (I век н. э.).


Термы

Термы Остии были богато украшены мрамором, мозаикой и скульптурами. Самыми большими термами были Terme del Foro — термы на форуме. Другие термы в городе: Термы Митры, Нептуна, Морские (Thermae Maritimae) и множество частных сооружений.

Другие сооружения

В Остии находились также многочисленные бары и таверны (лат. thermopolia), всего около 38 заведений. Интересны также фуллоники (лат. fullonica) прачечные и хлебопекарни.

Раскопки Остии

Раскопками руководил Гвидо Кальца.

См. также

Напишите отзыв о статье "Остия Антика"

Литература

Ссылки

Координаты: 41°45′ с. ш. 12°18′ в. д. / 41.750° с. ш. 12.300° в. д. / 41.750; 12.300 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.750&mlon=12.300&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Остия Антика

Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…