Банда (архипелаг)

Банда (архипелаг)Банда (архипелаг)

</tt>

</tt>

</tt>

Острова Банда индон. Kepulauan Banda
Остров Банда Бесар, вид из Бельгика (форт)
4°35′ ю. ш. 129°55′ в. д.4.583° ю. ш. 129.917° в. д. / -4.583; 129.917
Акватория	Тихий океан
Крупнейший остров	Банда Бесар
Общая площадь	180 км²
Наивысшая точка	650 м
Страна	Индонезия Индонезия
АЕ первого уровня	Малуку
Острова Банда
Население	15 000 чел.
Плотность населения	83,333 чел./км²

Острова Банда (индон. Kepulauan Banda) — вулканическая группа из десяти небольших вулканических островов в море Банда, в 140 км к югу от острова Серам и в 2000 км к востоку от Явы, административно входят в индонезийскую провинцию Малуку. Крупнейший город и административный центр — Банданейра, расположен на острове Банда Нейра. Острова поднимаются из глубины 4-6 км, площадь поверхности составляет около 180 км². Население островов около 15 тыс. человек. До середины XIX века острова Банда были единственным местом в мире, где выращивался мускатный орех. Острова являются популярным местом для дайвинга.

География

В архипелаге насчитывается семь обитаемых островов и несколько необитаемых. Обитаемые острова:

Главная группа:

• Банда Нейра, или Нейра, остров, на котором находится административный центр и небольшой аэродром.
• Банда-Апи, активный вулкан высотой около 650 м.
• Банда Бесар, крупнейший остров длиной 12 км и шириной 3 км. На острове три крупных населённых пункта, Лонтоир, Селамон и Ваер.

На некотором расстоянии от главной группы к западу:

• Ай
• Рун

К востоку:

• Писанг

На юго-востоке:

• Хатта, ранее носил название Розенгейн.

Другие, маленькие необитаемые острова:

• Найлака, на небольшом расстоянии к северо-востоку от острова Рун
• Бату Кепал
• Манук, активный вулкан
• Керака (или Карака) (Остров крабов)
• Мануканг
• риф Хатта

Острова Банда относятся к экорегиону влажных тропических лесов островов моря Банда.

История

До открытия европейцами

До прихода европейцев на островах Банда существовала олигархическая форма правления, которая называлась оранг кая ('богатые люди') и банданезцы активно и независимо принимали участие в торговле на Молуккском архипелаге. Острова Банда были единственным в мире местом, где рос мускатный орех, пряность, которая использовалась как приправа, для консервации, в медицине, и в то же время очень дорого стоила на европейских рынках; арабские купцы продавали его венецианским по заоблачным ценам. Купцы держали в строгом секрете месторасположение источников пряностей, и ни один европеец не мог его узнать.

Впервые острова Банда упоминаются в книге Сумма ориентал, написанной португальским аптекарем Томом Пирешом (англ.), который был в Малакке с 1512 по 1515 годы и несколько раз посещал острова Банда. Во время своего первого визита он опросил португальских и намного более осведомлённых малайских моряков в Малакке. По его оценке в начале XVI века там проживало около 2500-3000 человек. Он писал, что банданезцы являются частью индонезийской торговой сети и являются единственным молуккским народом, который перевозит свои товары на такое большое расстояние в Малакку, при этом торговлей с Банда занимались также яванские купцы.

Кроме выращивания мускатного ореха, острова Банда принимали участие в местной торговле; через Банда проходили такие товары как гвоздика с Тернате и Тидоре, перья райских птиц с островов Ару и западной Новой Гвинеи, кора massoi для традиционной медицины, а также рабы. С другой стороны, на острова Банда импортировались рис и одежда; хлопковый батик с Явы, ситец из Индии и икат (англ.) с Малых Зондских островов. В 1603 году среднего качества саронг можно было продать за 18 кг мускатного ореха. Часть текстильной продукции затем перепродавалась на Хальмахере и Новой Гвинее. Более грубый икат с Малых Зондских островов торговался в обмен на саго на островах Кей, Ару и Серам.

Португальский период

В августе 1511 года от имени короля Португалии Афонсу де Албукерки захватил Малакку, которая в это время была важнейшим центром азиатской торговли. В ноябре этого же года, после укрепления Малакки и определения местонахождения островов Банда Албукерки отправил экспедицию из трёх кораблей под командованием своего товарища Антониу ди Абреу на их поиски. Малайские проводники, которых завербовали или захватили, повели корабли через Яву, Малые Зондские острова и Амбон к островам Банда, куда экспедиция прибыла в 1512 году. Став первыми европейцами, достигшими островов Банда, члены экспедиции задержались на архипелаге на месяц, закупая на островах мускатный орех и гвоздику, которая была привезена на острова Банда, которые были открытым портом. Ди Абреу отплыл обратно через остров Амбон, где один из его кораблей под командованием Франсишку Серрана потерпел кораблекрушение, и последний остался на Молуккских островах, впоследствии переехав на Тернате. Встретив враждебность со стороны местного населения по всему архипелагу, в том числе на Амбоне и Тернате, португальцы не возвращались до 1529 года; португальский купец капитан Гарсия в том году высадил солдат на островах Банда. Пять островов находились на расстоянии пушечного выстрела друг от друга, и он понимал, что строительство порта на главном острове Нейра даст ему возможность полностью контролировать весь архипелаг. Банданезцы, однако, враждебно отнеслись к планам строительства форта, а военные мероприятия были так дороги, и утомительны, при этом солдаты Гарсии подвергались атакам местных жителей. В связи с этим португальцы впоследствии предпочли покупать мускатный орех у купцов в Малакке.

В отличие от других островов восточной Индонезии, таких как Амбон, Солор, Тернате и Моротай, банданезцы не проявили энтузиазма в принятии христианства, либо, возможно, европейцы, которые пришли сюда в XVI столетии, не проявили должного усердия для христианизации островов Банда. Стремясь к сохранению независимости, банданезцы никогда не давали разрешения португальцам строить укрепления или организовывать постоянные заставы на островах. По иронии судьбы именно отсутствие портов дало возможность голландцам торговать на Банда вместо гвоздичных островов Тернате и Тидоре.

Приход голландцев

Голландцы добрались до островов Банда позже португальцев, однако именно их влияние было более сильным, а присутствие более длительным. Голландско-банданезские отношения тяжело складывались с самого начала, первые голландские купцы жаловались, что банданезцы не держат слова, согласуя объёмы поставок и цены, а также обманывают на количестве и в качестве товара. Для банданезцев, с одной стороны, появление ещё одного покупателя пряностей было позитивным моментом, однако голландцы взамен предлагали тяжёлые ткани и дамаст, не самые лучшие для островитян промышленные товары по сравнению с обычными для них товарами. яванские, арабские и индийские, а также португальские купцы, в отличие от них, предлагали такие востребованные вещи, как, например, стальные ножи, медь, лекарства и дорогой китайский фарфор.

Как бы голландцы ни были недовольны ведением торговли банданезцами, эта торговля была для них весьма прибыльна, только разница в ценах Европе на пряности достигала 300 раз по сравнению с ценой закупки у местных жителей. Такая прибыль оправдывала расходы и риски, связанные с доставкой драгоценного груза в Европу. Это не могло не вызвать увеличения числа голландских экспедиций; однако для голландцев рост конкуренции, которая могла бы снизить цены и вместе с ними прибыли, был нежелателен. Тогда купцы объединились и создали совместное предприятие, Vereenigde Oostindische Compagnie (VOC) (‘Голландская Ост-Индская компания).

До начала XVII века островами Банда правили советы старейшин и богатых граждан, который назывался оранг кая (буквально 'богатые люди'), у каждого из которых был свой район. В это время мускатный орех был одной из наиболее дорогих пряностей в Европе из-за организованной манипуляции ценами на рынке, но также был продавался голландскими купцами в портах Индии; историк Фернан Бродель отмечал, что Индия потребляла вдвое больше, чем Европа. Ряд банданезских оранг кая голландцы убедили (или заставили) подписать соглашение, предоставляющее голландцам монополию на приобретение пряностей. Несмотря на то, что банданезцы имели очень малое представление о соглашении, которое они подписали, истории известное как 'Вечный договор', к тому же не все банданезские лидеры его подписали, впоследствии эти соглашения голландцами использовались для оправдания ввода солдат для обеспечения прав на свою монополию.

Вскоре банданезцы стали испытывать недовольство ведением дел голландцами: низкими закупочными ценами, бесполезными привозимые ими товарами, а также монопольными правами голландцев на приобретение пряностей. Последней каплей для банданезцев стало укрепление форта Нассау на острове Банда Нейра в 1609 году. Оранг кая вызвали голландского адмирала и 40 его высших офицеров на встречу, устроили засаду и убили их всех.

Соперничество Голландии и Британии

В то время как португальское и испанское влияние в регионе пошло на спад, англичане построили укреплённые торговые миссии на крохотных островах Ай и Рун, расположенных на расстоянии от 10 до 20 километров от главных островов Банда. Так как британцы предлагали более высокие цены, они подрывали голландскую монополию. Голландско-британское противостояние возрастало, в связи с чем голландцы в 1611 году построили более крупный и стратегически важный форт Бельгика, расположив его выше форта Нассау. В 1615 году голландцы захватили Ай силами 900 солдат, и британцы отступили на остров Рун для перегруппировки. В ту же самую ночь британцы организовали неожиданную контратаку на остров Ай, вернув его и убив 200 голландцев. Через год более сильный голландский отряд атаковал Ай. Защитники смогли отбить атаки пушечным огнём, но после месяца осады у защитников закончились боеприпасы. Голландцы вырезали защитников острова. Голландцы укрепили форт, переименовав его в 'Форт Реванш'. Европейские державы оспаривали право контролировать острова Банда до 1667 года, когда по Бредскому соглашению британцы обменяли маленький остров Рун на Манхеттан, предоставив голландцам право полностью контролировать архипелаг Банда.

9 августа 1810 года британцы захватили архипелаг и приняли сдачу укреплений голландцев после сражения с британскими кораблями Caroline (36 орудий), Piedmontaise (38 орудий), Barracouta (18 орудий) и Mandarin (12 орудий). У капитана Кенна на борту Barracouta находилось около сотни солдат Мадрасского Европейского полка. Он отплыл из Мадраса для подкрепления Амбойны, которую британцы захватили в феврале.

Банданезская резня

Только что назначенный VOC генерал-губернатор Ян Питерсоон Кун поставил себе задачей укрепление монополии на торговлей пряностями остовов Банда. В 1621 году хорошо вооружённые солдаты захватили остров Банда Нейра, а затем оккупировали рядом расположенный крупный остров Лонтар. Оранг кая были вынуждены под дулами ружей подписать крайне невыгодный договор, исполнение некоторых условий которого они даже не могли выполнить, что дало повод Куну применить превосходящую силу против банданезцев. Голландцы незамедлительно отметили невыполнение некоторых пунктов нового соглашения, и по приказу Куна началась карательная операция. Против оранг кая были направлены японские наёмники, которые 40 из них обезглавили и выставили на бамбуковых шестах.

Численность населения островов Банда до голландского завоевания оценивалась в 13-15 тыс. человек, среди которых были также малайские и японские купцы, а также китайцы и арабы. Действительное число банданезцев, которые погибли или бежали с островов в результате событий 1621 года, осталось неизвестным. Однако исторические источники свидетельствуют, что только около тысячи местных жителей спаслись на островах, они впоследствии стали рабами в рощах мускатного ореха. Голландцы заселили острова привезёнными рабами, осуждёнными преступниками и переселенцами, которые должны были отрабатывать на мускатных плантациях плату за переезд, а также иммигрантами с других островов Индонезии. Большинство бежавших осело на островах, бывших традиционными торговыми партнёрами, в частности на островах Кеффлинг и Гули-Гули рядом с Серамом и Кей Бесар. Часть выживших банданезцев была морем отправлена в Батавию (Джакарта) в качестве рабов на строительство города и крепости. Около 530 из них позднее вернулось на острова, так как понадобились специалисты по выращиванию мускатного ореха (которых среди переселенцев, разумеется, не было).

До этого момента голландское присутствие проявлялось только в торговле, хотя и осуществлявшейся на основании монопольных договоров, с Банданезской резни же в Индонезии началась колониальная эпоха под протекцией VOC.

Монополия Голландской Ост-Индской компании

Уничтожив население островов, Кун разделил продуктивные земли, на которых росло около полумиллиона мускатных деревьев, на 68 участков (перкены) по 1,2 гектара каждый. Эти участки земли затем были переданы голландским плантаторам, известным как перкенеры, в том числе 34 на Лонтаре, 31 на Апи и 3 на Нейре. Так как для работы на них на островах местных жителей осталось мало, отовсюду привозились рабы. Перкинеры за управление мускатными плантациями VOC получали VOC 1/122 часть стоимости мускатного ореха на голландском рынке, тем не менее, перкинеры очень хорошо на этом зарабатывали и имели возможность строить большие виллы, обстановку и украшения которых выписывали из Европы.

Расположенный в стороне от главных островов архипелага остров Рун голландцам контролировать было сложнее, поэтому на этом острове все мускатные деревья были истреблены. Производство и экспорт мускатного ореха было монополией VOC почти 200 лет. Форт Бельгика, один из многих фортов, построенных Голландской Ост-Индской компанией, является одним из крупнейших сохранившихся фортов в Индонезии.

Банданезская культура

Большая часть современного населения островов Банда являются потомками мигрантов и крестьян с плантаций, прибывших из разных частей Индонезии, а также потомки коренных банданезцев. Они сохранили некоторые ритуалы жителей островов Банда с доколониальных времён.

Банданезцы разговаривают на отдельном малайском диалекте, которые имеет некоторые отличия от амбонезского малайского языка, более известного и более распространённого диалекта, являющегося лингва франка в центральной и юго-восточной частях Молуккских островов. Банданезский малайский отличается своим уникальным, ритмичным акцентом, а также имеет ряд местных слов в своём лексиконе, многие из которых заимствованы из голландского.

Примеры:

• вилка: forok (гол. vork)
• муравьи: mir (гол. mier)
• ложка: lepe (гол. lepel)
• трудно: lastek (гол. lastig)
• этаж: plur (гол. vloer)
• подъезд: stup (гол. stoep)

Банданезский малайский имеет португальские заимствования, как и амбонезский малайский, не вошедшие в индонезийский язык. Но их относительно меньше и они отличаются произношением.

Например:

• черепаха: tetaruga (банданезский малайский); totoruga (амбонезский малайский) (от португальского tartaruga)
• горло: gargontong (банданезский малайский); gargangtang (амбонезский малайский) (от португальского garganta)

Ещё одной важной особенностью банданезского малайского является использование особых местоимений. Наиболее распространена фамильярная форма второго лица единственного числа в адресе: pané.

На островах Кей, расположенных к востоку от архипелага Банда, проживают потомки банданезцев, которые покинули родные острова в результате захвата их голландцами в XVII веке, в их среде ещё используется разговорный банданезский язык в деревнях Банда Элай и Банда Элат на острове Кай Бесар. Так как интеграция банданезцев в местное общество Кей затянулось, они продолжают считать себя прямыми потомками тех банданезцев и сохраняют традиции и язык родных островов.

Литература

• Бандские острова или Банда // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Braudel, Fernand. 1984. The Perspective of the World. In: Civilization and Capitalism, vol. III.
• Hanna Willard A. Indonesian Banda: Colonialism and its Aftermath in the Nutmeg Islands. — Bandanaira: Yayasan Warisan dan Budaya Banda Naira, 1991.
• Lape, Peter. 2000. Political dynamics and religious change in the late pre-colonial Banda Islands, Eastern Indonesia. World Archaeology 32(1):138-155.
• Loth, Vincent C. 1995. Pioneers and perkerniers:the Banda Islands in the seventeenth century. Cakalele 6: 13-35.
• Muller Karl. Maluku: Indonesian Spice Islands. — Singapore: Periplus Editions, 1997. — ISBN 962-593-176-7.
• Villiers, John. 1981. Trade and society in the Banda Islands in the sixteenth century. Modern Asian Studies 15(4):723-750.
• Winn, Phillip. 1998. Banda is the Blessed Land: sacred practice and identity in the Banda Islands, Maluku. Antropologi Indonesia 57:71-80.
• Winn, Phillip. 2001. Graves, groves and gardens: place and identity in central Maluku, Indonesia. The Asia Pacific Journal of Anthropology 2 (1):24-44.
• Winn, Phillip. 2002. Everyone searches, everyone finds: moral discourse and resource use in an Indonesian Muslim community. Oceania 72(4):275-292.

Ссылки

• [www.royal-navy.org/lib/index.php?title=Capture_of_Banda_Neira Захват Банда Нейра Британским Королевским флотом в 1810 году]  (англ.)
• [www.worldwildlife.org/wildworld/profiles/terrestrial/aa/aa0102_full.html Влажные тропические леса островов Банда]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Банда (архипелаг)

– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.