Острова в заливе Ферт-оф-Клайд

Острова в заливе Ферт-оф-КлайдОстрова в заливе Ферт-оф-Клайд

</tt>

</tt>

Острова в заливе Ферт-оф-Клайд англ. Islands of the Clyde
55°40′ с. ш. 5°00′ з. д.55.667° с. ш. 5.000° з. д. / 55.667; -5.000
Акватория	Ферт-оф-Клайд
Количество островов	около 40
Крупнейший остров	Арран
Общая площадь	585 км²
Наивысшая точка	874 м
Страна	Великобритания Великобритания
АЕ первого уровня	Шотландия
Острова в заливе Ферт-оф-Клайд
Острова в заливе Ферт-оф-Клайд
Население (2001 год)	13 736 чел.
Плотность населения	23,48 чел./км²

Острова в заливе Ферт-оф-Клайд (англ. Islands of the Clyde) — пятая по величине, после Внутренних Гебрид, Внешних Гебрид, Оркнейских островов и Шетландских островов, основная группа островов Шотландии. Острова данной группы располагаются в заливе Ферт-оф-Клайд, между Эрширом и Аргайлом. Всего в группе насчитывается около сорока островов и шхер, из которых только шесть — обитаемы, и всего девять — имеют площадь более 40 гектаров.

Самыми большими и самыми населёнными островами группы являются острова Арран, Бьют и Грейт-Камбрей, связанные сетью паромных переправ. В отличие от остальных четырёх крупнейших архипелагов, ни один из островов Ферт-оф-Клайд не соединён с другими (либо с основной Шотландией) мостами.

Геология и геоморфология данной зоны комплексна и каждый остров, как и окружающие заливы, имеет свою отличительную особенность. Воздействие Атлантики и Северо-Атлантического течения создаёт мягкий морской климат.

Большие острова группы обитаемы со времён неолита. В 500 году н. э. они вошли в состав королевства Дал Риада. Позже острова были в составе королевство Альба Кеннетом I. В период раннего Средневековья острова Ферт-оф-Клайд пережили нашествие норманнов. В XIII веке они стали частью Шотландского королевства.

На островах группы отмечается значительное разнообразие животного мира. Отмечено существование трёх видов эндемичных деревьев.

Геология и география

Северо-Шотландский разлом начинается от Бьюта и проходит через северную часть Аррана. Таким образом, с точки зрения геологии, некоторые острова залива принадлежат к Северо-Шотландскому нагорью, а некоторые — к Центральному Поясу. Остров Арран иногда называют «Шотландией в миниатюре» именно потому, что на нём одновременно присутствуют интрузивные магматические породы (силлы, дайки), и осадочные горные породы разного возраста, что создает разнообразные ландшафты, характерные для разных частей страны. В 1787 году геолог Джеймс Хаттон именно здесь обнаружил первый пример несогласного напластования пород (см. несогласное напластование Хаттона). Группа слабо метаморфированных пород, формирующая хайлендский пограничный комплекс, дискретно залегает вдоль всего Северо-Шотландского разлома. Наиболее заметное обнажение пород этой группы отмечено вдоль озера Лох-Фад на острове Бьют. На острове Эйлса-Крейг, находящемся в 25 километрах южнее Аррана, находится карьер, в котором добывают редкий тип гранита, содержащего рибекит (известного также как «эйлсит»), который используется в изготовлении камней для кёрлинга. По данным 2004 года, от 60 до 70 % всех снарядов для этого вида спорта были сделаны из гранита с Эйлса-Крейг.

Как и вся остальная территория Шотландии, в период плейстоценовых оледенений острова Ферт-оф-Клайд были покрыты ледником, и их рельеф подвергся значительному изменению. В эти периоды возвышенности Аррана, вероятно, образовывали нунатаки. Повышение уровня моря после окончания последнего оледенения, равно как и изостатический подъем суши, делают очень сложной задачу картирования пост-гляциальной береговой черты; однако, следует отметить, что наличие линии скал за пределами морских террас является характерной особенностью всего побережья.

Грунты и почвы островов отражают различную геологию подстилающих пород. Бьют имеет наиболее плодородные почвы. Залегание отложений является типичным для юго-запада Шотландии. Отмечается смесь валунных глин и других ледниковых отложений в эродированных долинах, а также наличие морских террас и морских отложений на побережье, особенно — на юге и западе, наиболее ярко проявившиеся в виде махиров.

Залив Ферт-оф-Клайд, в котором расположены острова, находится на севере Ирландского моря, и имеет множество ветвящихся заливов и бухт: Лох-Гойл, Лох-Лонг, Гэр-Лох, Лох-Файн, эстуарий реки Клайд и другие. В некоторых местах отмечено воздействие ледника на морское дно: между островами Арран и Бьют залив имеет глубину 320 метров, хотя они находятся на расстоянии всего лишь 8 километров.

На некоторых островах (Эйлса-Крейг, Пладда, Даваар) установлены маяки для облегчения навигации судов.

Острова

Приведённая ниже таблица содержит список островов залива Ферт-оф-Клайд, имеющих площадь более 40 гектаров, с близлежащими островками и шхерами.

Остров	Область	Площадь (км²)	Население	Время последнего обитания	Высочайшая точка	Высота (м)	Близлежащие малые острова
Эйлса-Крейг	Южный Эршир	0,99	0	1980	Каирн	338	—
Арран	Северный Эршир	432	5058	—	Готфелл	874	Эйлан-на-Арде-Байн, Гамильтон, Пладда
Бьют	Аргайл-энд-Бьют	122,17	7228	—	Уинди-Хилл	278	Острова Бернт (Элен-Мор, Элен-Фраох, Элен-Буде), Элен-Дерг, Элен-Дув
Даваар	Аргайл-энд-Бьют	0,52	0	—		115	—
Грейт-Камбрей	Северный Эршир	11,68	1434	—	Глэйдстейн	127	Клах, Эйленс, Леуг, Спойг
Холи-Айл	Северный Эршир	2,53	13	—	Муллах-Мор	314	—
Инчмарнок	Аргайл-энд-Бьют	2,53	0	1980		60	—
Литл-Камбрей	Северный Эршир	3,13	0	1990	Лайтхаус-Хилл	123	Броад-Айлендс, Касл, Трейл
Санда	Аргайл-энд-Бьют	1,27	0	—		123	Гланимор, риф Генриетта, Скарт-Рокс, скала Патерсона, Шип-Айл

Отдалённые острова

Некоторые островки лежат вдали от больших островов. Они перечислены ниже по месту расположения.

• Гэр-Лох — небольшая бухта, в которой расположена база Королевского флота «Клайд», на которой базируются атомные подводные лодки типа «Вэнгард». В южной части бухта открывается в Ферт-оф-Клайд, сужаясь возле деревни Ру. В бухте два острова: Грин-Айленд (англ. Green Island) и скала Перч (англ. Perch Rock).

• Пролив Килбраннан разделяет Арран и полуостров Кинтайр. В нем лежат следующие островки: Ан-Стратлаг, Кор (англ. Cour Island), Элен-Каррах (гэльск. Eilean Carrach) (у деревни Карредейл), Элен-Каррах (возле Скипнесса), Элен-Грианань (гэльск. Eilean Grianain), Элен-Сунадейл (гэльск. Eilean Sunadale), Галл-Айл (англ. Gull Isle), Росс (англ. Island Ross) и Торн-Айл (англ. Thorn Isle).

• Лох-Файн — залив, вдающийся на 65 километров вглубь суши. Является самым длинным заливом Шотландии. Содержит несколько островов и шхер: Сгат-Мор и Сгат-Бэг, Данкуан (англ. Duncuan Island), Элен-а'Вукь (гэльск. Eilean a' Bhuic), Элен-Аогайн (гэльск. Eilean Aoghainn), Элен-а'Ховрагь (гэльск. Eilean a' Chomhraig), Элен-ан-Дунайн (гэльск. Eilean an Dúnain), Элен-Буэ (гэльск. Eilean Buidhe) (Ардмарнок), Элен-Буэ (Портавади), Элен-Фрох (гэльск. Eilean Fraoch), Элен-Мат-гама (гэльск. Eilean Math-ghamhna), Элен-Мор (гэльск. Eilean Mór), Глас-Элен (гэльск. Glas Eilean), Хетер (англ. Heather Island), Инвернейл (англ. Inverneil Island), Килбрайд (англ. Kilbride Island) и Лиа-Элен (гэльск. Liath Eilean).

• У побережья основной части Северного Эршира находятся следующие островки: Броуд-Рок (англ. Broad Rock), Ист-Айлет (англ. East Islet), Хафтайд-Рок (англ. Halftide Rock), Хай-Рок (англ. High Rock), Хорс и Норт-Айлет (англ. North Islet).

• У побережья Южного Эршира, недалеко от города Трун, расположен остров Леди, на котором когда-то давно находилась часовня рядом с чистым источником. Однако, в июне 1821 года, вследствие совершенного поджога, был уничтожен весь травяной покров острова, почва которого впоследствии подверглась ветровой и водной эрозии. В настоящее время остров лишён почвенного покрова.

• Заливы Лох-Голь и Лох-Лонг, островов не содержат.

Флора и фауна

На островах залива отмечены популяции благородного оленя, обыкновенной белки, барсука, выдры, обыкновенной гадюки и живородящей ящерицы. Даваар населён дикими козами.

В водах залива водятся морские свиньи (лат. Phocoena phocoena), гигантская акула, и множество видов дельфинов

На островах отмечено свыше 200 видов птиц, в том числе обыкновенный чистик, обыкновенная гага, сапсан и беркут. В 1981 году на острове Арран проживало 28 особей тундряной куропатки, однако, к 2009 году популяция вымерла. Также на острове Арран больше не гнездятся клушицы.

На острове Арран произрастают три охраняемых эндемичных вида рябины: Sorbus arranensis, Sorbus pseudofennica и Sorbus pseudomeinichii.

Климатические условия

Залив Ферт-оф-Клайд расположен между 55-м и 56-м градусами северной широты, что соответствует широте Лабрадора (Канада) и северных Алеутских островов. Однако, из-за воздействия Северо-Атлантического течения, являющегося северным продолжением Гольфстрима, климат данного региона сильно смягчён до океанического. Средние температуры невысоки: около +6 °С в январе и до +14 °С в июле. Снежный покров и морозы наблюдаются редко, в отличие от основной части Шотландии. Среднее годовое количество осадков, как и на большинстве островов Западного побережья Шотландии, достаточно велико: 1300 мм на островах Бьют, Грейт-Камбрей и южной части Аррана, и до 1900 мм на северной части Аррана. В горах острова Арран влажность выше — там может выпадать до 2550 мм осадков в год. Наиболее солнечными месяцами являются май, июнь и июль.

Этимология названий

Остров	Начальная форма названия	Язык	Значение	Современное гэльское название	Альтернативные варианты происхождения
Арран	Возможно, Aran	Бриттский	высокое место	Eilean Arainn	Вероятно, имеет до-кельтское происхождение.
Бьют	Bót	Древненорвежский или гэльский	Вероятно, «огненный остров»	Eilean Bòid или Bód	Возможно, название произошло от бриттского budh. Ранее остров был известен как «Ротсей» в значении «остров Родерика».
Даваар	Eilean Dà Bhàrr	Гэльский	Остров Барры	Eilean Dà Bhàrr
Грейт-Камбрей	Cymri	Английский или бриттский	Место народа бриттов	Cumaradh Mòr	Гэльское название буквально означает «место народа кимров».
Холи-Айл	-	Английский	Назван в честь святого Молейса из Лейглина	Eilean Mo Laise	Ранее был известен как «Ламлаш», а английское имя получил только в 1830 году.
Санда	Sandtange или Havin	Древненорвежский или датский	коса (полуостров) или якорная стоянка	Àbhainn

История

Доисторический период

Первые люди появились в регионе Ферт-оф-Клайд в эпоху мезолита, около 4000 лет до н. э., вероятно, прибыв из Ирландии. Потом последовала волна людей эпохи неолита, использовавших тот же маршрут. Некоторые исследователи предполагают, что данный район был одним из основных путей колонизации Шотландии в рассматриваемый период времени. Местные мегалитические сооружения, найденные в Аргайлле, в устье Клайда и в западной Шотландии, значительно отличаются от подобных сооружений в других регионах, и получили название «Клайд-Каирн». В основном, они встречаются на Арране, Бьюте и Кинтайре. По результатам радиоуглеродного анализа можно предположить, что Клайд-каирны являются самой ранней формой неолитических монументов, сооружённых переселенцами. Например, Монамор на острове Арран датируется 3160 годом до н. э., хотя может быть еще древнее. Также имеются многочисленные «стоячие камни», датирующиеся временами до н.э., в том числе шесть кромлехов на Махри-Мур (остров Арран), и другие на островах Грейт-Камбрей и Бьют.

В эпоху бронзы поселенцы также создавали мегалиты. Большинство из них датируется вторым тысячелетием до н. э. Каирны сменяются ки́стами (найденными, к примеру, на острове Инчмарнок). Однако, следы поселений, особенно относящихся к раннему бронзовому веку, очень бедны. Наиболее значимой находкой является гагатовое «ожерелье Королевы Инча», датируемое ориентировочно 2000 годом до н.э., обнаруженное на острове Бьют. В раннем железном веке в регионе преобладала бриттская культура. Не имеется доказательств, что оккупация южной Шотландии Римской Империей распространялась на острова залива.

Ранний скоттский период

Начиная со II века н.э., рассматриваемый регион начинает испытывать усиливающееся ирландское влияние. В VI веке создается королевство Дал Риада. В отличие от P-кельтоговорящих бриттов, гэлы использовали в качестве языка шотландский кельтский (гэльский), сохранившийся до сих пор на Гебридах. Благодаря усилиям Св. Ниниана и других, христианство постепенно вытеснило друидизм. Эпоха расцвета Дал Риады приходится на период со времён короля Фергуса I Великого (конец V века) до вторжения викингов (конец VIII века). В этот период острова, расположенные у берегов современного Эршира, принадлежали королевству Стратклайд, а основная часть островов залива стала частью растущего королевства Альба, основанного Кеннетом I МакАльпином (гэльск. Cináed mac Ailpín)

Влияние викингов

Исторически сложилось, что острова залива представляли собой пограничную зону между норвежским Королевством Мэна и Шотландией. В период с IX по XIII века многие острова пали под натиском норвежцев, что привело к почти постоянным столкновениям на западном побережье Шотландии, вплоть до разделения Гебридских островов в 1156 году. После этого Внешние Гебриды остались под контролем короля Годреда II Олафссона, в то время как Внутренние Гебриды к югу от Арднамерхана и острова залива Ферт-оф-Клайд перешли под контроль Сомерледа. Данное событие запустило процесс становления шотландской культуры на островах, и вытеснения культуры норвежской. После смерти Сомерледа в 1164 году, его королевство было разделено между тремя его сыновьями: Ранальду достались остров Айлей и Кинтайр, Дугал правил в Аргайле и Лорне, и Ангус получил Гарморан, Скай, Арран и Бьют.

Почти столетие спустя, в 1230-е годы, норвежцы захватили замок Ротсей, разрушив его стены. В 1263 году силы под командованием кунунга Хокона IV Хоконссона повторили этот подвиг, но в последующей битве при Ларгсе между шотландцами и норвежцами на берегах Ферт-оф-Клайд, последним не удалось добиться превосходства. Это событие стало вехой, отмечающей завершение норвежского господства в Шотландии. Хокон отступил на Оркнеи, где и умер в декабре 1263 года. После этого неудачного похода все права Норвежской Короны на острова были переданы Королевству Шотландии по результатам Пертского договора 1266 года.

В составе Шотландии

С середины XIII века и по настоящее время все острова залива Ферт-оф-Клайд являются частью Шотландии. С раннего Средневековья (1387 год) все они входили в состав диоцеза Содор и Мэн. Впоследствии диоцез был перенесён на север, сначала на остров Скай, а потом на остров Айона, где и просуществовал до Шотландской Реформации XVI века.

Начиная с 1750 года, происходят значительные изменения в жизни региона. Новые виды транспорта, развитие промышленности и сельского хозяйства привели к смене традиционного уклада жизни, существовавшего веками. Битва при Каллодене ознаменовала конец системы кланов. В начале XIX столетия Александр Дуглас-Гамильтон, 10-й герцог Гамильтон (1767—1852), инициировал программу «очищение Шотландского высокогорья», (англ. Highland Clearances), известную в шотландской традиции как «изгнание шотландцев», (гэльск. Fuadach nan Gàidheal), которая оказала разрушительный эффект на население Аррана. Множество деревень были выселены, и гэльской культуре островов был нанесён смертельный удар. Мемориал, посвященный жертвам этой этнической чистки был возведён на побережье возле деревни Ламлаш на деньги канадских потомков шотландских эмигрантов.

До последней административной реформы в Шотландии большинство островов входили в состав графства Бьют. Сейчас они в основном разделены между современными областями Аргайл и Бьют и Северный Эршир, но Эйлса-Крейг и Леди входят в Южный Эршир.

См. также

• Происхождение названий шотландских островов;
• Ратлин, североирландский остров недалеко от полуострова Кинтайр;
• Спящий Воин (Арран), остров Арран;
• Маунт Стюарт Хаус, Ротсей;
• Кафедральный храм Островов на острове Грейт-Камбрей
• Граф Аррана;
• Маркиз Бьют.

Примечания и сноски

Заметки

Ссылки

Литература

• Barrett, James H. "The Norse in Scotland" in Brink, Stefan (ed) (2008) The Viking World. Abingdon. Routledge. ISBN 0415333156
• Coventry, Martin (2008) Castles of the Clans. Musselburgh. Goblinshead. ISBN 9781899874361
• General Register Office for Scotland (28 November 2003) [www.gro-scotland.gov.uk/census/censushm/occpapers/occasional-paper-10.html Occasional Paper No 10: Statistics for Inhabited Islands]. Retrieved 22 Jan 2011.
• Gillen, Con. Geology and landscapes of Scotland. — Harpenden. Terra, 2003.
• Haswell-Smith, Hamish. The Scottish Islands. — Edinburgh: Canongate, 2004. — ISBN 1841954543.
• Hollander, Lee M. (ed. & tr.) (1964) Heimskringla: History of the Kings of Norway. Austin. University of Texas Press.
• Hunter, James (2000) Last of the Free: A History of the Highlands and Islands of Scotland. Edinburgh. Mainstream. ISBN 1840183764
• Keay, J. & Keay, J. (1994) Collins Encyclopaedia of Scotland. London. HarperCollins.
• Mac an Tàilleir, Iain (2003) [www.scottish.parliament.uk/vli/language/gaelic/vl-trans.htm#places Placenames/Ainmean-àite le buidheachas] (pdf). Pàrlamaid na h-Alba. Retrieved 6 October 2009.
• McDonald, Dan (1977) The Clyde Puffer. Newton Abbot. David & Charles.
• McKirdy, Alan Gordon, John & Crofts, Roger (2007) Land of Mountain and Flood: The Geology and Landforms of Scotland. Edinburgh. Birlinn. ISBN 978-1-84158-357-0
• Murray, W.H. (1973) The Islands of Western Scotland. London. Eyre Methuen.
• Murray, W.H. (1977) The Companion Guide to the West Highlands of Scotland. London. Collins.
• Noble, Gordon (2006) Neolithic Scotland: Timber, Stone, Earth and Fire. Edinburgh University Press. ISBN 0748623388
• Omand, Donald (ed.) (2006) The Argyll Book. Edinburgh. Birlinn. ISBN 1841584800
• Ordnance Survey (2009) [www.ordnancesurvey.co.uk/oswebsite/getamap/ "Get-a-map"]. Retrieved 1–31 August 2010.
• Watson, W. J. (1994) The Celtic Place-Names of Scotland. Edinburgh. Birlinn. ISBN 1841583235. First published 1926.

Отрывок, характеризующий Острова в заливе Ферт-оф-Клайд

– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.