Остров Крым

Остров Крым
Жанр:	Роман
Автор:	Василий Аксёнов
Язык оригинала:	Русский
Дата написания:	1979
Дата первой публикации:	«Ardis Publishing», 1981

«Остров Крым» — фантастический роман Василия Аксёнова. Написан в 1979 году, издан после эмиграции автора из СССР в США в 1981 году. Представляет собой альтернативную историю и географию, но тяготеет не столько к фантастике, сколько к политической сатире, разбавленной жизнеописаниями персонажей.

История написания и издания

Роман написан в 1977—1979 годах, частично во время пребывания Аксёнова в Коктебеле. Первое издание состоялось в американском издательстве «Ardis Publishing» в 1981 году.
В СССР впервые «Остров Крым» был опубликован в 1—5 номерах журнала «Юность» за 1990 год и стал «главным всесоюзным бестселлером года», а Аксёнов стал лауреатом литературной премии журнала «Юность» за тот год. Журнальная версия была проиллюстрирована рисунками Михаила Златковского. После роман неоднократно переиздавался в авторской редакции.

Писатель посвятил роман памяти своей матери — Евгении Гинзбург.

Сюжет

Основное допущение романа — полуостров Крым здесь является полноценным островом в бассейне Чёрного моря. Эта деталь играет существенную роль в истории Гражданской войны в России, привнося тот самый элемент «альтернативной истории» и являя собой роль её катализатора — остров Крым здесь уподоблен реальному острову Тайваню, вполне успешному опыту по консервации гражданского противостояния разных политико-экономических систем у единой нации.

Отряды белых, малочисленные и измождённые войной, отступают на остров Крым, преследуемые силами красных. Никакой возможности переломить исход последнего сражения в свою пользу у них нет, остров Крым беззащитен, и войска большевиков начинают последнее наступление по льду пролива. В этот момент происходит случайность, не учтённая ни теми, ни другими — один из кораблей английского флота, стоящий в Чёрном море, внезапно открывает огонь, который из-за хрупкого льда под ногами наступающих становится губительным. Наступление срывается, превращаясь в стратегическое поражение Советов — момент упущен, а получившие передышку белые используют возможность собрать силы, перегруппироваться и превратить остров в неприступный рубеж.

Второе допущение романа — во время Второй мировой войны остров сохранял нейтралитет, не примкнув ни к «Оси», ни к Антигитлеровской коалиции, а после войны выстоял в вооружённом конфликте с Турцией.

Таким образом, Крым превращается в изолированное «русское» государство в теле набирающей силу советской России. Несмотря на ограниченные территорию и природные ресурсы, остров Крым не только не поглощается СССР, но и процветает, заполучив помощь и поддержку европейских держав, а также благодаря вовремя проведённым реформам и продуманной внешней политике. Он превращается в своего рода вторую, «альтернативную», Россию, существующую в состоянии вооружённого нейтралитета по соседству с первой. Уровень жизни в Крыму разительно отличается — организована профессиональная армия, поднята промышленность, обустроены лучшие в Европе курорты. На момент начала действия романа Крым представляет собой небольшую, но богатую и процветающую страну, чьё население — как русские, так и крымские татары — в равной мере вобрало в себя и «советское» и «европейское».

Главный герой романа Андрей Лучников — состоятельный дворянин, главный редактор популярной и влиятельной на острове Крым газеты «Русский Курьер» — становится приверженцем и активным пропагандистом, так называемой, «Идеи Общей Судьбы». Суть этого мировоззрения заключается в том, что СССР и остров Крым — это одна страна с общей судьбой, которая должна объединиться. Лучников, невзирая на сомнения друзей и родственников, организует политическое движение «Союз общей судьбы», которое побеждает на местных выборах в Думу. Вскоре после выборов Дума обращается к Верховному Совету СССР с просьбой о включении Крыма в состав Советского Союза. После того как советские войска входят в Крым, по разным причинам трагически погибают большинство положительных героев романа. Оставшийся в живых Андрей Лучников понимает, что совершил фатальную ошибку.

Значение, влияние и отзывы критики

Сергей Чупринин считает, что роман Аксёнова был в своё время «открытием для читающей публики или, по меньшей мере, напоминанием о давно забытых традициях» наряду с повестью «Невозвращенец» Александра Кабакова (1988). Илья Бояшов отмечал у Аксёнова «яркий, короткий, рубленый хемингуэевский язык, эскапады, словесное изобретательство». Владимир Березин называет роман Аксёнова «уникальным случаем для современной русской прозы» и считает, что «Аксёнов… явно ориентировался на инновационные типы литературного письма». Березин также подчёркивает, что роман был написан «в особое время»

...вторжение в Крым «по просьбе правительства Крыма» явственно напоминало высадку в Афганистане по аналогичной «просьбе». Роман Аксёнова тогда был не только сказкой о «России, которую мы потеряли», но и протестом против ситуации, в которой вторичная потеря становится неизбежной.

Ксения Зорина в рецензии на переиздание в 1997 году в серии «Боевик» осмысливает значение романа для современного читателя и обнаруживает «неожиданную современность»:

Сейчас произошло именно то, что описано у Аксёнова: Россия превратилась в остров Крым. Все это не о несуществующем острове, а о сегодняшней Москве, о двойственности жизни в «постперестроечную» эпоху. За эту неожиданную современность, за лёгкий язык, за юмор и живое действие до поры до времени прощаешь Аксёнову одномерность.

И всё же Зорина считает роман скучным для российского читателя 1990-х:

Это была пародия — за двадцать лет она устарела... Скучно, потому что в 70-е для Аксёнова страшнее тоталитарного государства, оказывается, зверя не было. Все в конечном итоге сводится к примитивной политической схеме, расцвеченной картинами «из жизни богатых», и вполне соответствует определению «боевик». Ожидаемого прорыва в иное пространство не происходит.

Текст романа во многом повлиял на людей, формируя их идеалы. Например, украинский медиамагнат Борис Ложкин признался, что в молодости хотел быть похожим на главного героя произведения — редактора и владельца газеты «Русский Курьер» Андрея Лучникова. Российский политик Сергей Митрохин также признался:

Книги Аксёнова формировали меня как личность. В юности я читал «Остров Крым» в самиздате. Запрещённая литература тогда была для нас самым авторитетным источником знаний.

Книга Ольги Брилёвой «Ваше благородие» является продолжением «Острова Крым»; действие происходит во время присоединения Крыма к СССР, некоторые персонажи романа Аксёнова появляются в «Вашем благородии» в качестве эпизодических.

В начале 1990-х годов в московском драматическом театре «Сфера» был поставлен спектакль «Остров Крым».

В 2013 году Министерство образования и науки РФ включило роман «Остров Крым» в список «100 книг для школьников».

В марте 2014 года премьер-министр Автономной Республики Крым (АРК) Сергей Аксёнов обратился к Владимиру Путину с просьбой «об оказании содействия в обеспечении мира и спокойствия на территории АРК». В интервью, прошедшему на фоне этих событий (см. Крымский кризис), которое взял С. Брилёв у Аксёнова, произошёл такой диалог:

Брилёв: Сергей Валерьевич, я не удержусь от такого вопроса. Василий Аксёнов, который написал «Остров Крым», вам не родственник случаем? Аксёнов: К сожалению, нет. Брилёв: Ну, вторую часть этого романа вы явно пишете... Аксёнов: Постараемся дописать! Программа «Вести в субботу»

Основные персонажи

• # Лучников Андрей Арсеньевич — приверженец «Идеи Общей Судьбы», главный редактор газеты «Русский Курьер», кличка «Луч».
• † Лучников Арсений Николаевич — участник Ледяного Похода, боевой врэвакуант, профессор-историк, миллионер-коннозаводчик, отец Андрея Лучникова.
• Лучников Антон Андреевич — сын Андрея Лучникова.
• † Лунина Татьяна Никитична — бывшая спортсменка, комментатор спортивных программ на телевидении, любовь Андрея Лучникова, жена Глеба Лунина.
• † Кузенков Марлен Михайлович — куратор острова Крым в аппарате ЦК, друг Лучникова.
• Лунин Глеб — бывший спортсмен-десятиборец, чиновник в Госкомспорте СССР, муж Татьяны Луниной, кличка «Суп».
• Протопопов Тимофей Лукич — «персона из самого верха».
• † Кристина Парслей — спутница, любовница и телохранительница Андрея Лучникова в поздних главах романа. Из-за ошибки распознавания скана в интернет-текстах часто фигурирует под фамилией Паролей («с» распознано как «о»). Ошибка очевидна благодаря мысли Лучникова — «Интересно, кто же был этот мистер Петрушка?» (parsley англ. — петрушка).

Ссылки

• [my-lib.net/?id=639526568 Роман «Остров Крым» в авторской редакции в электронной библиотеке «ЛибЛив»]

Отрывок, характеризующий Остров Крым

Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.