Остров Октябрьской Революции
Поделись знанием:
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
| остров Октябрьской Революции | |
| 79°29′ с. ш. 96°50′ в. д. / 79.483° с. ш. 96.833° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=79.483&mlon=96.833&zoom=10 (O)] (Я)Координаты: 79°29′ с. ш. 96°50′ в. д. / 79.483° с. ш. 96.833° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=79.483&mlon=96.833&zoom=10 (O)] (Я) | |
| Архипелаг | Северная Земля |
| Омывающие акватории | Карское море , Море Лаптевых |
| Страна |  Россия |
| Регион | Красноярский край |
| Площадь | 13 708 км² |
| Наивысшая точка | 965 м |
| Население (2010 год) | 0 чел. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | |
О́стров Октя́брьской Револю́ции — центральный остров архипелага Северная Земля (Россия). Административно относится к Таймырскому Долгано-Ненецкому району Красноярского края.
Содержание
География
Крупнейший остров архипелага площадью 13708 км²[1] (37 % от общей площади архипелага). Расположен в центральной части Северной Земли, с севера, запада и юга омывается Карским морем, с востока — морем Лаптевых. Отделен от острова Большевик проливом Шокальского (шириной 20-38 километров), а от островов Комсомолец и Пионер проливом Красной Армии (шириной 3-18 километров). Имеет слегка вытянутую с северо-запада на юго-восток форму длиной 170 километров и шириной до 130 километров.
Рельеф относится к платообразному с большим количеством высоких равнин.[2]
Побережье острова неровное, изрезанное заливами и мысами. Крупнейшими заливами острова являются: в северной части — бухта Пятнистая, бухта Мостовая, бухта Базовая, бухта Островная, бухта Раздолье, бухта Собачья, бухта Красная, бухта Сказочная и фьорд Матусевича — крупнейший залив острова протяжённостью более 25 километров и шириной 3-10 километров, является самым активным местом образования айсбергов[3], в восточной части — бухта Закрытая, бухта Отдыха, бухта Медвежья и фьорд Марата, в южной части — бухта Удобная, бухта Плавная и залив Макарова, в западной части — залив Панфиловцев, залив Узкий и выходящая из него бухта Мутная, бухта Терпения, бухта Марсельезы, бухта Котёл, бухта Встречная и бухта Советская. Крупнейшие полуострова — Гусиный, Жилой, Парижской Коммуны и находящийся на нём полуостров Марсельезы.
Берега острова по большей части пологие, обрывы высотой до 20 метров встречаются в местах, где к морю выходят ледники Русанова и Университетский и во фьордах Матусевича и Марата.
На острове Октябрьской революции находится 7 крупных ледников, которые занимают больше половины всей площади острова[4] — Русанова, Университетский, Карпинского — самый крупный из них, Вавилова, Альбанова, Дежнёва и Малютка. На леднике Карпинского находится наивысшая точка острова и Северной Земли в целом — 963 метра (на старых картах максимальная высота была указана на 300 метров меньше[3]). Ледники в основном имеют куполообразную форму, плавно понижающуюся, с обрывами лишь в местах выхода к морю[3]. Наивысшая не ледниковая точка острова — 847 метров находится также в районе ледника Карпинского. Средние высо́ты свободной ото льда территории острова 40-180 метров. Из крупных гор — гора Крепость (589 метров), гора Мира (592 метра), Чудная (526 метров), Базарная (590 метров), горы Туманные — горный хребет на востоке острова с тремя превышающими 600 метров возвышенностями. Большинство из крупных возвышенностей находятся в более гористой северо-восточной части острова.
На острове находится много относительно крупных рек. Самые длинные из них — Озёрная протяженностью 64 километра (самая длинная река архипелага[3]), Ушакова — 58 километров и река Большая — 42 километра. Значительных озёр на острове немного, самое крупное из них — озеро Фьордовое имеет площадь 57 км². Бо́льшую часть года водоёмы острова покрыты льдом.
Остров Октябрьской Революции — единственный из островов Северной Земли может представлять промышленную ценность в связи с найденными здесь золотыми россыпями.[1]
Близлежащие малые острова
По часовой стрелке от мыса Низкого в центральной части северного побережья острова Октябрьской Революции.
- Остров Высокий — остров длиной 4,3 километра и шириной до 2 километров в акватории пролива Красной Армии в 2,1 километрах к северу от острова Октябрьской Революции между мысом Низким и мысом Ожиданий.
- Острова Разные — два острова в километре к востоку от мыса Ожиданий. Бо́льший имеет около 1,8 километра в длину, меньший — 600 метров.
- Остров Каштанки — узкий вытянутый остров длиной 2,4 километра в 700 метрах к северо-востоку от мыса Чулок на северном побережье острова Октябрьской Революции.
- Остров Часовой — малый остров в проливе Красной Армии приблизительно посередине между островами Октябрьской Революции и Комсомолец.
- Остров Новик — малый остров в 600 метрах к северу от мыса Гвардейцев в северо-восточной части острова Октябрьской Революции.
- Остров Воллосовича — в 700 метрах к востоку от острова Октябрьской Революции. Имеет около 1,7 километра в длину и 800 метров в ширину.
- Остров Трудный — остров круглой формы диаметром около одного километра у правого берега фьорда Матусевича.
- Остров Преграждающий — другой остров во фьорде Матусевича, имеет около 1,3 километра в диаметре.
- Остров Ближний — округлый остров диаметром 1,8 километра. Расположен в 300 метрах от мыса Фигурного на восточном берегу фьорда Матусевича.
- Остров Средний — малый остров у северо-восточного побережья острова Ближнего.
- Остров Косистый — вытянутый остров длиной около 2 километров в 2,1 километре к юго-востоку от острова Ближнего между мысами Фигурным и Сапог. Разделяет бухту Островную и бухту Раздолье.
- Остров Найдёныш — крупный остров в 1,8 километрах к востоку от восточного побережья острова Октябрьской Революции. Имеет вытянутую с юга на север форму, расширяющуюся к северу. Длина острова — 15 километров, ширина — около двух километров в южной части и до 6 километров в северной.
- Остров Низкий — округлый остров диаметром около 1,5 километра в 900 метрах к северу от острова Найдёныш.
- Острова Матросские — два небольших острова в 1,2 километрах к востоку от острова Найдёныш. Больший имеет около километра в диаметре, меньший — около 600 метров.
- Остров Сухой — круглой формы остров в 1,8 километрах к юго-востоку от острова Найдёныш. Имеет почти 2 километра в диаметре.
- Остров Малыш — малый остров в 1,8 километрах к югу от острова Найдёныш. Вытянутой формы около километра в длину.
- Остров Арнгольда — относительно крупный, 5,5 километра в длину и до 3,3 в ширину, остров в 2,7 километрах к востоку от острова Октябрьской Революции.
- Остров Пирожок — малый остров в 700 метрах к северу от острова Арнгольда. Порядка 200 метров в длину.
- Острова Кошки — два острова в 2,7 километрах к востоку от острова Октябрьской Революции, в 5 километрах к северу от острова Арнгольда. Более крупный имеет 2,3 километра в длину, меньший — 750 метров.
- Остров Сторожевой — овальной формы остров длиной 3,5 километра в двух километрах к северу от мыса Афонина на восточном побережье острова Октябрьской Революции в районе бухты Медвежьей.
- Острова Бурунные — два небольших острова в 5 километрах к югу юго-восточного окончания острова Октябрьской Революции.
- Остров Незаметный — небольшой круглый остров диаметром около 700 метров. Расположен в 500 метрах к югу от острова Октябрьской Революции.
- Остров Свердлова — относительно крупный остров в 500 метрах от юго-восточного берега острова Октябрьской Революции. Имеет 3,5 километра в длину и 2 километров в ширину.
- Остров Хлебный — малый остров в 3,3 километрах к юго-востоку от острова Свердлова. Имеет вытянутую форму около 700 метров в длину.
- Остров Хитрый — небольшой остров длиной 800 метров в 4 километрах к юго-западу от острова Хлебного.
- Остров Корга — совсем небольшой, не более 200 метров в длину, остров в 3,5 километрах к югу от острова Хитрого.
- Острова Краснофлотские — группа из четырёх крупных и трёх малых островов в 3,5 километрах от острова Корги. Тянутся с севера на юг. Самый северный из них — безымянный остров у берегов острова Большого находится на расстоянии 15 километров к северу от острова Октябрьской Революции, самый южный — остров Гребень — в 30 километрах.
- Остров Базар — Небольшой вытянутый остров длиной 800 метров в 3,5 километрах к югу от острова Октябрьской Революции между мысами Начальным и Свердлова.
- Острова Оленьи — четыре довольно крупных острова к югу от мыса Начального. Самый северный — в 800 метрах от побережья острова Октябрьской Революции, самый южный — в 4 километрах. Длина островов 1,4-2,5 километра.
- Остров Самойловича — узкий вытянутый скалистый остров в 40 километрах к западу от юго-западного окончания острова Октябрьской Революции. Имеет 14 километров в длину и всего 1,4 километра в ширину.
- Остров Плавниковый — малый остров у восточного окончания острова Самойловича.
- Остров Обманный — округлый остров диаметром почти два километра в 400 метрах к юго-западу от полуострого Жилого в западной части острова Октябрьской Революции.
- Остров Базовый — небольшой остров длиной около 850 метров в 1,5 километрах к северо-западу от острова Обманного.
- Остров Забор — остров длиной около километра на входе в залив Узкий в 700 метрах к северо-западу от полуострова Жилого.
- Остров Близкий — вытянутый остров в 400 метрах к юго-западу от побережья острова Октябрьской Революции, в восточной части залива Узкого.
- Остров Пустой — пологий остров длиной 1,3 километра в северной части залива Узкого.
- Острова Колосова — два небольших острова в 1,5 километрах к востоку от мыса Свидетель (полуострове Парижской коммуны).
- Архипелаг Седова — группа из шести крупных и нескольких малых островов. Растянуты с северо-запада на юго-восток на расстоянии 53 километров. Ближайший из них к острову Октябрьской Революции — Остров Восточный находится на расстоянии 5,2 километра от полуострова Парижской коммуны.
- Остров Коммунар — неровной формы остров длиной порядка 750 метров в нескольких метрах от мыса Фурманова (полуострове Марсельезы).
- Остров Потерянный — овальный остров длиной 1,2 километра. Расположен в 900 метрах к западу от острова Октябрьской Революции между мысами Советским и Октябрьским.
- Остров Круглый — меньший остров островов Известняковых. Лежит в 450 метрах от острова Октябрьской Революции между мысами Октябрьским и Старым.
- Остров Открытый — остров длиной 2,3 километра, прилегающий к западному берегу полуострова Гусиного в северо-западной части острова Октябрьской Революции.
- Остров Чёрный — небольшой, около 1,2 километра в длину, остров на входе в бухту Сквозную в северо-восточной части полуострова Гусиного.
Флора и фауна
Непокрытые льдом области острова не богаты на растительность, всего 5 % свободной ото льда площади занимает арктическая тундра, остальная территория острова — глинисто-щебёночая полярная пустыня[3] с редкими каменистыми россыпями. Растительность представлена в первую очередь мхами и лишайниками. Фауна острова представлена северными оленями, белыми медведями, встречаются лемминги и песцы. На северном и восточном побережье — птичьи базары. Из птиц — чистики, чайки и пуночки. В прибрежных зонах — лежбища моржей.[5]
История
Остров впервые исследован и нанесён на карту экспедицией Г. А. Ушакова и Н. Н. Урванцева в 1930—1932 годах. В 1935 году в юго-восточной части острова была основана полярная станция «Мыс Оловянный», первым начальником которой был Э. Т. Кренкель. В 1950 году на острове проводились метеорологические, снегомерные и гляциологические работы сотрудниками Арктического института, а в 1974 году тем же институтом на вершине купола ледника Вавилова была построена научно-исследовательская станция «Купол Вавилова»[6].
Проект переименования
1 декабря 2006 года на пленарном заседании окружной Думы Таймырского округа было принято постановление, согласно которому предлагается возвратить архипелагу Северная Земля прежнее название — Земля Императора Николая II и переименовать ряд островов архипелага. Остров Октябрьской Революции предлагалось назвать островом Святой Александры[7]. Однако с 1 января 2007 года Таймырский округ утратил права субъекта Российской Федерации, став одним из районов Красноярского края, что привело к рассмотрению вопроса о переименовании архипелага краевым Законодательным собранием, которое не поддержало эту инициативу.[8]
Напишите отзыв о статье "Остров Октябрьской Революции"
Примечания
- ↑ 1 2 [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/11_03/NORD.HTM VIVOS VOCO: Л. М. Саватюгин, Е. В. Шевнина, «Северная Земля: 90 лет после открытия»]
- ↑ [amirov-marat.com/view_article.php?id=17 РЕЛЬЕФ — сайт о жизни на арх-ге Северная Земля]
- ↑ 1 2 3 4 5 [web.archive.org/web/20020731064946/kapustin.boom.ru/journal/zubovskoy.htm К ИСТОРИИ КАРТОГРАФИРОВАНИЯ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ СОВЕТСКОЙ АРКТИКИ — Kapustin-Arctica Antarctica philatelia]
- ↑ [world-islands.ru/publ/ostrova_rossii/ostrov_oktjabrskoj_revoljucii/28-1-0-545 Остров Октябрьской Революции — Острова России — Статьи — Острова мира]
- ↑ [www.ecosystema.ru/08nature/world/geoussr/3-2.htm ОСТРОВНАЯ АРКТИКА: геология, рельеф, климат, растительность и животный мир]
- ↑ Говоруха Л. С. Исследования Североземельского гляциологического стационара // Тр. ААНИИ. 1981. Т.367.
- ↑ [www.regnum.ru/news/749168.html Таймырские депутаты одобрили переименование архипелага Северная Земля в Землю Николая II]
- ↑ [www.rg.ru/2007/05/29/reg-enisey/ostrov.html Острова раздора]
Топографические карты
U-46-XXXIV,XXXV,XXXVI | U-47-XXXI,XXXII,XXXIII | |
T-46-IV,V,VI | T-47-I,II,III | T-47-IV,V,VI |
T-46-X,XI,XII | T-47-VII,VIII,IX | T-47-X,XI,XII |
Отрывок, характеризующий Остров Октябрьской Революции
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
