Остров Уединения

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Остров УединенияОстров Уединения

</tt> </tt>

</tt>

Остров Уединения
77°29′ с. ш. 82°30′ в. д. / 77.483° с. ш. 82.500° в. д. / 77.483; 82.500 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=77.483&mlon=82.500&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 77°29′ с. ш. 82°30′ в. д. / 77.483° с. ш. 82.500° в. д. / 77.483; 82.500 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=77.483&mlon=82.500&zoom=9 (O)] (Я)
СтранаРоссия Россия
РегионКрасноярский край
Остров Уединения
Остров Уединения
Площадь20 км²
Наивысшая точка25 м
Население 0 чел.

О́стров Уедине́ния — остров в центральной части Карского моря. Высота острова до 25 м, площадь (вместе с песчаными косами) около 20 км². Сложен песчаными отложениями. Поверхность покрыта тундровой растительностью. Западная часть острова возвышенна, западный берег обрывист. На восток поверхность острова постепенно понижается. Короткие ручьи стекают на восток и впадают в лагуну Северную. Самый большой — ручей Иогансена, длиной около 2,5 км. Остров Уединения входит в состав Красноярского края.

Остров Уединения открыт 26 августа 1878 года норвежским капитаном Эдваром Иоганнесеном (норв. Edvard Holm Johannesen) во время промысла на зверобойной шхуне «Нордланд» и назван им норв. Ensomheden (одиночество) по причине изолированного положения.

Российский флаг был поднят над островом Уединения осенью 1915 года экспедицией на барке «Эклипс» под командованием Отто Свердрупа.

7 сентября 1934 года экспедиция на ледокольном пароходе «Садко» (капитан А. К. Бурке), в сопровождении ледокола «Ермак», основала на острове полярную станцию. Оборудование и персонал были предназначены для станции на мысе Оловянный (Северная Земля), но ледовая обстановка не позволила туда пробиться и по распоряжению Главсевморпути место выгрузки было перенесено. Начало строительства станции и первую зимовку на острове провели 18 человек (в том числе 9 строительных рабочих) под руководством С. В. Шманева.

Во время Великой Отечественной войны, 8 сентября 1942 года, немецкая подводная лодка U-251 (командир капитан-лейтенант Тимм нем. Timm) всплыла рядом с островом и артиллерийским огнём разрушила здание станции и продовольственный склад. Жертв среди семи полярников не было, радиостанция не пострадала и метеостанция продолжила работу[1]. Это было одной из последних атак, совершённых Кригсмарине во время операции Вундерланд (нем. Wunderland).

Полярная станция закрыта в 1996 году.

Напишите отзыв о статье "Остров Уединения"



Ссылки

  • Брандин Л. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5590/ На острове Уединения] // «Вокруг Света». — 1977. — № 12 (2627).

Примечания

  1. Романенко Ф.А., Шиловцева О.А. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/09_04/POLAR.HTM Судьба российских полярных станций на фоне глобального потепления] // «Природа». — 2004. — № 9.

Литература

  • Маккавеев П.А. Остров Уединения. — М.: Гос. изд-во географической литературы, 1957.
  • Аверина И.М. Острова Карского моря // Советская Арктика. Моря и острова Северного Ледовитого океана. — М.: Наука, 1970. — С. 388-391.


Отрывок, характеризующий Остров Уединения

«Si vous n'avez rien de mieux a faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soiree chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmee de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».
[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.