Остров погибших кораблей (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1987 года
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
| Остров погибших кораблей | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Аркадий Клёнов, |
| В главных ролях |
Гедиминас Сторпирштис |
| Оператор | |
| Композитор |
Александр Басилая |
| Кинокомпания |
Киностудия «Ленфильм». |
| Длительность |
138 мин. (2 серии) |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Остров погибших кораблей» — музыкальный телевизионный фильм 1987 года, снятый по мотивам одноимённого романа Александра Беляева.
Содержание
Сюжет
Фильм начинается с того, что обычный парень, наш современник, житель Ленинграда по имени Володя (актёр Гедиминас Сторпирштис), ссорится со своей женой. После чего выходит на улицу… и неожиданно для самого себя оказывается в Марселе, в 1928 году, причем в теле убийцы (по мнению арестовавшего его инспектора Джимми Симпкинса) Реджинальда Гатлинга.
Вдвоём они садятся на пароход, который должен отвезти их в Америку, «поближе к электрическому стулу». Но ночью пароход по непонятным причинам терпит крушение и тонет. Чудом спасшиеся Володя, Джимми, а также очаровательная пассажирка Вивиан Кингман (актриса Лариса Белогурова) — копия жены Володи — перебираются на подплывший к месту катастрофы… «Летучий Голландец», который продолжает дрейфовать в открытом море. А потом попадают в затерянный в Саргассовом море остров, образовавшийся из обломков полузатонувших кораблей. Правитель острова — Фергюс Слейтон (Арунас Сторпирштис), его ближайший помощник — Шолом-Трепач (Константин Райкин). Кроме них, на острове проживают: жена Трепача Мэгги (Наталья Лапина), историк Людерс с женой Фридой (Лилиан Малкина) и ещё множество моряков, путешественников, пиратов. По обычаю, новоприбывшая Вивиан должна выбрать себе в мужья одного из обитателей острова. Слейтон, который сам положил на неё глаз, запирает Володю и Джимми в карцер, но им удаётся освободиться и успеть на церемонию выбора жениха. Вивиан выбирает себе в мужья Володю, так как влюблена в него. Островитяне устраивают пышную свадьбу. Затем наступает брачная ночь и Володя признаётся Вивиан, что уже женат и «пришёл из другого мира». Но теперь ему уже всё равно, он влюблён в Вивиан… Тем временем Джимми следит за Слейтоном. Тот замечает «хвост» и настораживается.
А на следующее утро Джимми случайно забредает в трюм какого-то заброшенного корабля, где обнаруживает… брата Слейтона Эдуарда, запертого в клетке. Он явно не в себе. В это время подходит Слейтон. Он рассказывает Джимми о своём брате, а также об отношениях с Мэгги. Этот разговор слышит Трепач. Он приходит в шок от того, что жена ему изменила. Тем временем Слейтон уводит Джимми, но появляется Володя. Он освобождает Эдуарда, но тот, бегая по острову в припадке безумства, погибает. Тем временем Слейтон делится с Джимми своими планами относительно острова: он хочет улететь на воздушном шаре, а затем вернуться за сокровищами. После этого Слейтон сталкивает Джимми в воду и стреляет в него на глазах у жителей острова. Трепач объявляет в громкоговоритель всё, что услышал в разговоре Джимми и Слейтона, и тут же получает пулю в лоб. Потом Слейтон из мести убивает Вивиан и сбегает. За ним гонятся, но он успевает улететь на воздушном шаре.
А Володя внезапно вновь оказывается в своём времени. Судя по его оборванному виду, небритому лицу и шишке на затылке, всё происходящее ему не приснилось. Завершается всё тем, что Володя возвращается в свою квартиру и садится ужинать вместе со своей женой, которая так похожа на погибшую Вивиан.
В ролях
- Лариса Белогурова — Вивиан Кингман / жена Володи / Делла Джексон
- Гедиминас Сторпирштис — Володя / Реджинальд Гатлинг
- Николай Лавров — шериф Симпкинс
- Константин Райкин — Шолом-Трепач
- Наталья Лапина — Мэгги
- Арунас Сторпирштис — губернатор Фергюс Слейтон (озвучивает Андрей Толубеев)
- Лилиан Малкина — Фрида
- Гали Абайдулов
- Валентин Жиляев — Рыжий
- Сергей Паршин — «Моряк»
- Семен Фурман — «Азиат»
- Аркадий Шалолашвили — «Турок»
- Михаил Штейн — «Лилипут»
- Михаил Щеглов — Людерс, муж Фриды
- Тито Ромалио — «Мулат»
- Альгис Арлаускас — '
- Лариса Долина
- Юрий Сенкевич — камео
Съёмочная группа
- Режиссёры: Рауф Мамедов, Евгений Гинзбург
- Сценарист: Аркадий Клёнов, Евгений Гинзбург, Рауф Мамедов
- Оператор: Валерий Миронов
- Художники: Борис Быков, Михаил Щеглов
Песни, прозвучавшие в фильме[1]
- «Закадровая песенка» (музыка Владимир Давыденко, слова Юрий Ряшенцев) исполняют Владимир Стёпин, Элла Фидельман, Нина Матвеева.
- «Путь на дно» (музыка Георгий Гаранян, слова Юрий Ряшенцев) исполняют Любовь Привина, Владимир Стёпин,Элла Фидельман, Нина Матвеева.
- «Акула» (музыка Александр Зацепин, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Николай Носков.
- «Ах, если б не любовь…» (музыка Владимир Давыденко, слова Юрий Ряшенцев) исполняют Николай Носков и Элла Фидельман.
- «Призраки» (музыка Георгий Гаранян,[2] слова Юрий Ряшенцев) исполняет Владимир Пресняков.
- «Песня Шолома, встречающего вновь прибывших» (музыка Александр Басилая, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Михаил Пахманов.
- «Песня о Бермудах» (музыка Юрий Саульский, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Владимир Стёпин.
- «На острове» (музыка Давид Тухманов, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Сергей Минаев.
- «Свадебная песня» (музыка Давид Тухманов, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Сергей Минаев.
- «Тяните жребий» (слова Юрий Ряшенцев) исполняет Михаил Пахманов.
- «Начало каждого из нас» (музыка Юрий Саульский, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Сергей Минаев.
- «Письма любимым» (музыка Александр Басилая, слова Юрий Ряшенцев) исполняет ансамбль «Иверия».
- «Мой верный мавр» (Владимир Давыденко[3], слова Юрий Ряшенцев) исполняет Лариса Долина.
- «Песенка о законном браке» (музыка Александр Басилая[4], слова Юрий Ряшенцев) исполняет Сергей Минаев.
- «Ничем не обладать» (музыка Александр Зацепин[5], слова Юрий Ряшенцев) исполняет ансамбль «Иверия».
- «Номер губернатора Слэйтона» (музыка Владимир Давыденко, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Павел Смеян.
- «Песня Шолома о жене» (музыка Владимир Давыденко, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Михаил Пахманов.
- «Романтика» (музыка Владимир Давыденко, слова Юрий Ряшенцев) исполняет Николай Носков.
Интересные факты
- Все песни в фильме написаны на стихи Юрия Ряшенцева (исключая «Motherless child» и «Nobody knows» (традиц.спиричуелс).
- За Володю песни исполняет Николай Носков. Партии Шолома исполняют Сергей Минаев и Михаил Пахманов, арию губернатора — Павел Смеян. Также поют Лариса Долина, Любовь Привина, Элла Фидельман, Нина Матвеева, Владимир Степин, Владимир Пресняков, ансамбль «Иверия».
- Самая первая песня звучит, когда Володя перемещается в прошлое — «Закадровая песенка» (И здесь, и там). Песня «Путь на дно» звучит во время кораблекрушения, «Акула» в исполнении Николая Носкова — когда герои отстреливаются от акулы. Песню «Призраки» исполняет Владимир Пресняков, когда герои перебираются на «Летучий Голландец». Песню «Ах, если б не любовь» поют Володя и Вивиан. «Песню Шолома, встречающего вновь прибывших» (Саргассовы пучины) поют Шолом и моряки. «Песня о Бермудах» завершает первую серию. Вторая серия начинается хором «На острове». Во время церемонии выбора жениха звучат «Свадебная песня» и «Тяните жребий». Во время свадьбы — «Начало каждого из нас» и «Письма любимым». На следующее утро — «Песенка в баре» (Мой верный мавр), «Песенка о законном браке» и хор «Ничем не обладать». Далее — «Номер диктатора Слейтона» и «Песенка о жёнах». Последний музыкальный номер — это песня Володи «Закадровый монолог» (Романтика), во время которой он и возвращается в своё время.
- Юрий Сенкевич играет самого себя (камео) — ведущего передачи «Клуб кинопутешествий», рассказывающего о Бермудском треугольнике.
- В фильме цитируется культовый истерн «Белое солнце пустыни». В одном из эпизодов обитатель Острова погибших кораблей сочиняет письмо, которое потом собирается отправить бутылочной почтой, и начинает его словами: «Добрый день, весёлая минутка! И пишу я вам, дорогая моя Анна Степановна, письмо»[6].
Съёмки проходили на Бердянской косе (Азовское море, Украина)
Напишите отзыв о статье "Остров погибших кораблей (фильм)"
Примечания
- ↑ Сайт Юрия Ряшенцева
- ↑ [rao.ru/index.php/pravoobladatelyam/informatsiya/reestry/reestr-proizvedenij-rossijskikh-pravoobladatelej?searchword=&author=%D1%80%D1%8F%D1%88%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%B2&work=%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B7%D1%80%D0%B0%D0%BA%D0%B8&search_type=registerofworks&isRAO=1&typereeestr=rao&searchphrase=all РОССИЙСКОЕ АВТОРСКОЕ ОБЩЕСТВО (РАО)]
- ↑ [rao.ru/index.php/pravoobladatelyam/informatsiya/reestry/reestr-proizvedenij-rossijskikh-pravoobladatelej?searchword=&author=%D1%80%D1%8F%D1%88%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%B2&work=%D0%BC%D0%B0%D0%B2%D1%80&search_type=registerofworks&isRAO=1&typereeestr=rao&searchphrase=allЪ) РАО :: Реестры]
- ↑ [rao.ru/index.php/pravoobladatelyam/informatsiya/reestry/reestr-proizvedenij-rossijskikh-pravoobladatelej?searchword=&author=%D1%80%D1%8F%D1%88%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%B2&work=%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BA&search_type=registerofworks&isRAO=1&typereeestr=rao&searchphrase=all РОССИЙСКОЕ АВТОРСКОЕ ОБЩЕСТВО (РАО)]
- ↑ [rao.ru/index.php/pravoobladatelyam/informatsiya/reestry/reestr-proizvedenij-rossijskikh-pravoobladatelej?searchword=&author=%D1%80%D1%8F%D1%88%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%B2&work=%D0%BD%D0%B8%D1%87%D0%B5%D0%BC&search_type=registerofworks&isRAO=1&typereeestr=rao&searchphrase=all РОССИЙСКОЕ АВТОРСКОЕ ОБЩЕСТВО (РАО)]
- ↑ Кожевников, А. Ю. [books.google.ca/books?id=zbskYDKde2oC&printsec=frontcover&source=gbs_atb#v=onepage&q&f=false Крылатые фразы и афоризмы отечественного кино]. — СПб: Нева, 2004. — С. 105. — 831 с. — ISBN 5-7654-2567-4.
Ссылки
- [ruskino.ru/mov/3898 Остров погибших кораблей]
- [pesnifilm.ucoz.ru/load/ostrov_pogibshikh_korablej/22 Видеоотрывки с песнями из фильма]
| ||||||
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Остров погибших кораблей (фильм)
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
