Острогожский слободской казачий полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Острогожский слободской полк
Административно-территориальная единица, Воинское формирование Российской империи 
Страна

Российская империя Российская империя

Адм. центр

Острогожск

Дата образования

1652


Преемственность
← Белгородский разряд Острогожская провинция →

Острогожский слободской (черкасский) казачий полк (также именуемый Рыбинским, или Рыбьянским слободским (черкасским) казачьим полком) — слободской казачий полк, административно-территориальная и военная единица на Слобожанщине. Полковой центр — город Острогожск. Начало полка можно отнести к 1651 или 1652 году, когда на донских притоках Тихой Сосне и Острогоще был основан Острогожск, ставший полковым городом. Туда сразу пришёл в полном составе черкасский Черниговский полк в 1000 человек (численность одних мужчин, без семей), во главе с полковником Иваном Николаевичем Дзиньковским[1], и со всей полковой и сотенной старшиной. По царскому указу, Воронежский воевода Арсеньев начал помогать им обустраивать постоянное местожительство[2]. Острогожскую крепость, под руководством воеводы, казаки строили совместно с московскими служилыми людьми. Частные же строения казаки делали для себя сами.

Исторические судьбы Острогожского полка неотделимы от судеб других слободских казачьих полков. Вместе они составляли Слободское казачье войско, оно же - Слобожанщина. То было несуверенное государство, вассальное по отношению к Русскому царю, но со своим особым законодательством. Слободская (Слобожанская) юридическая система резко отличалась от русской и частично - от правовых систем других казачьих войск. По всей видимости, именно Острогожск сделался первой столицей Слобожанщины[3]. Острогожск был основан не за пределами Белгородской линии, а в её пределах - и по этой причине он, как и весь полк, имел более плотный контакт с центральной властью и российскими городами, нежели другие слободские полки, которые расселились за линией, на настоящем Диком поле, как например Сумской или Харьковский. Связь Москвы со Слободским казачьим войском изначально поддерживалась через Разрядный приказ. С 1669 года - через Посольский приказ. Острогожский казачий полк - один из четырёх полков СЛКВ, просуществовавших непрерывно от начала и до конца.

Конец СЛКВ[4] наступил нежданно-негаданно. 26 июля 1765 года Манифестом «Ея императорского Величества Екатерины Второй» чисто-военное полковое устройство Слобожанщины преобразуется в военно-гражданское, управление территорией реформируется с учётом специфики Слобожанщины: созданные провинции территориально полностью соответствуют полкам. Учреждается Слободско-Украинская губерния, в которую входят территории пяти бывших полков (Острогожского, Сумского, Харьковского, Изюмского и Ахтырского). И - самое главное - казачье звание упраздняется! Из "бывших казаков" полка, пожелавших продолжить службу, формируется регулярное армейское формирование — Острогожский гусарский полк.





Предыстория и ранняя история Острогожского полка

Заселение Острогожских земель переселенцами с территории Украины («черкасами» и русинами) происходило и до Дзиньковского. Ещё в 1648 году вблизи Воронежа образуются такие черкасские поселения, как слобода Черкасская Гвоздёвка[5] и слобода Ендовицы. В течение последующих 5 лет образуются города — крепости Землянск, Оскол и сотенные местечки Талица, Олым, Чернава, Короча, Быстрица, Девица, Стрелица, Ольшаны, Ливны, Усерд, Урыв, Полатов.

Причины массовой волны переселения с Левобережной - а ещё более с Правобережной - Украины на территорию Царства Русского, на границу с Диким полем, заключаются в поражении войск Хмельницкого под Берестечком, в 1651 году. После той злосчастной битвы, Западная часть Украины, по польско-казацкому договору, была закреплена снова за Речью Посполитой. В связи с чем, Гетман Богдан Хмельницкий издал универсал, разрешающий гражданам переселятся на земли Московского государства[6].

После смерти гетмана Богдана Хмельницкого, власть на Украине перешла в руки гетмана Ивана Выговского, коего многие считали настроенным про-польски[7]. Тогда-то и начался долгий период гражданских войн между сторонниками московского и польского курса, так называемая «Руина». Население Украины снова начинает убегать на более спокойные российские территории.

Структура Острогожского полка

Острогожский полк с начала своего появления имел ряд отличий от других слободских полков.

Полковники этого полка с самого начала утверждались на своих должностях центральным правительством, старшина не имела такой автономии, как в других полках[8]. В связи с этим, список полковников данного полка до 1700 года не столь четко подаётся рядом историков. В 1705 году полк был передан в ведение Приказа Адмиралтейских дел в Воронеже. Полковник имел право издавать указы, за своей подписью — они именовались универсалами, как в Гетманщине. Символами полковничьей власти (клейнодами) были шестопёр (пернач, разновидность булавы шестигранной формы), полковая хоругвь, полковничья печать.

Полковая старшина (штаб) состояла из шести человек: полковой обозный, судья, есаул, хорунжий и два писаря.

  • Полковой обозный — первый заместитель полковника. Заведовал артиллерией и крепостной фортификацией. В отсутствии полковника замещал его, но не имел права издавать приказы-универсалы (в отличие от наказного полковника).
  • Судья — заведовал гражданским судом в полковой ратуше.
  • Есаул — помощник полковника по военным делам.
  • Хорунжий — командир «хорунжевых» казаков, охраны полковника и старшины. Заведовал полковой музыкой и отвечал за сохранность хоругви (знамени полка).
  • Писари — секретари в ратуше. Один заведовал военными делами, второй — гражданскими.

Полк делился на сотни.

Сотня — административно-территориальная единица в составе полка. Сотня возглавлялась сотником. Он обладал широкими военными, административными, судебными и финансовыми полномочиями. Назначался полковниками из числа старшины.

Сотенная старшина (штаб) состояла из сотника, сотенного атамана, есаула, писаря и хорунжего. Должности по обязанностям совпадали с полковыми:

  • Сотенный атаман — заместитель сотника. Воплощал в себе обязанности обозного и судьи на сотенном уровне.
  • Есаул — помощник сотника по военным делам.
  • Писарь — секретарь.
  • Хорунжий — заведовал флагом сотни, на котором изображалась эмблема сотни, в основном христианская. Это могли быть крест, ангел, ангел-хранитель, архангел Михаил, солнце (Исус Христос), Дева Мария, а также воинские атрибуты. С 1700-х годов знамёна становятся двухсторонними — на каждой стороне разное изображение. Также на нём обозначались полк и название сотни.

Полковники

Особенность Острогожского полка также в том, что он изначально был готовым воинским формированием, расположившимся на новой территории. Благодаря этому мы знаем и первого полковника и полковую и сотенную старшину.

Список полковников

Полковник Дзиньковский поддерживает мятеж Степана Разина. После подавления мятежа он был казнен. Полковником становится сотник Герасим Карабут (тж. Карабуд), один из представителей пророссийской партии, оставшийся верным правительству.

  • Герасим Карабут (1670)
  • Михаил Гонт (1670)
  • В 1677 году полковник Острогожского полка Фёдор Сербин и полковая старшина послали царю Фёдору Алексеевичу челобитную грамоту.
  • Иван Семёнович Сасов (Сас) (1680—1693), которому с 1689 года велено со 100 человеками своего полка стоять на Самаре в Новобогородицком городе (Екатеринославле). Грамота на имя полковника Ивана Семёновича Саса 1690 года.
  • Фёдор Иванович Куколь, который в 1698 году стоял с полком своим у Савинского броду.
  • Иван Тевяшов (около 1700 года)
  • Иван Иванович Тевяшов (около 1743 года)
  • Степан Иванович Тевяшов
  • Буларт — выходец из Валахии (состоял в свите молдавского господаря Дмитрия Кантемира)
  • Кантемир — выходец из Валахии
  • Бедряга

Сотни

В первой трети XVIII века полк состоял из следующих сотен:

  • Первая Острогожская (Острогожск)
  • Вторая Острогожская (Острогожск)[9]
  • Ливенская (ныне с. Ливенка Красногвардейского района белгородской области).
  • Корочанская (Короча)
  • Белолуцкая (Белолуцк)
  • Старобельская (Старобельск)
  • Закотенская (Закотное)
  • Урывская (Урыв)
  • Богучарская (Богучар)
  • Калитвянская (Старая Калитва)
  • Толучеевская (ныне не существующий населённый пункт Толучеев, в Воронежской области.)
  • Меловская (Старая Меловая)
  • Калачеевская (сотня включала Новомеловую, Воробьёвку, Берёзовку, Никольск, Рудню и Ширяеву с хуторами.)

Палатовская (с. палатово Красногвардейского района).

Население

Население полка разделялось на следующие категории:

  • Выборные казаки
  • Казачьи свойственники
  • Казачьи подпомощники
  • Мещане
  • Священнослужители
  • Инородцы
  • Пидсусидки и захребетники (безземельные батраки)

При этом московские служилые люди находились в ведении воеводы.

Восстания Разина и Булавина

В XVII-XVIII веках донские казаки начинают постепенно терять свои северные территории. Российское правительство раздаёт казачьи юрты в качестве жалованья своим служилым людям - в т. ч. арендаторам и казакам новообразованного Острогожского полка (т. о. "сталкивая казаков лбами").

Это не могло не вызвать недовольства в среде Донского казачьего Войска, а также кочевых калмыков и ногайцев. Русская экспансия вызвала обратную реакцию, в результате чего в 1670 году Дон восстал. Во главе восставших встал походный атаман Степан Разин, родители которого происходили из местных Воронежских казаков. Отвоевывать у царя отцовские земли отправился брат Степана — Фрол Разин. К нему примкнуло всё местное население, в том числе казаки Толучеевской сотни, калмыки и ногайцы. Поддержали мятежных разинцев и казаки Острогожска: полковник Дзиньковский (прежде хорошо знакомый с Разиным) велел открыть ворота крепости и хлебом-солью встретить разинского атамана Колчева (по др. источникам - атамана Ф. Шадру). Активно поддержали разинцев казаки Коротояка, Царёва-Борисова и Чугуева... Однако, вскоре в рядах острогожской старшины созрел заговор, во главе с сотником и наказным атаманом Герасимом Карабутом[10]. Подгадав момент, заговорщики схватили Дзиньковского, его жену и других видных мятежников - а дальше с ними поступили соответственно тогдашним временам, нравам и уложениям... Между тем, казаки Фрола Разина разорили все фактории арендаторов-промысловиков (а также, по некоторым сведениям, скиты монахов Тамбовской епархии), очистив Хопёрско-Донское пространство от пришельцев. Но прорваться к Воронежу восставшим не удалось. У крепости Коротояк и на Дивных горах (около одноимённого монастыря) они потерпели поражения - и ушли на Хопёр.

После подавления восстания Степана Разина, Российское правительство отторгает у Донского Войска земли к югу и юго-востоку от Воронежа. Попытки заселить новые земли успеха не имели. Казаки с калмыками и татарами совершают вторжения, разоряя поселения. В конце XVII века в Средне-Донских степях скапливаются десятки тысяч гонимых староверов, беглых рекрутов и работных людей с Воронежских корабельных верфей. Посланная царём Петром I карательная экспедиция по поимке и возвращению на прежние места жительства всех беглых, вызвала массовое недовольство и послужила поводом восстания, во главе которого встал Кондрат Булавин. Восстание охватило Средний Дон, Хопёр и Северский Донец. В числе селений юга современной Воронежской области к восставшим примкнули жители поселений по Толучеевой, Богучару и Айдару. При этом, в отличие от Разинских времён, казаки слободских полков, в большинстве своём, восставших не поддержали, остались верными правительству.

В составе сводного отряда, Острогожский черкасский казачий полк участвовал в крупном сражении к востоку от Воронежа, на реке Курлак. В двухдневном бою участвовало несколько десятков тысяч человек с обеих сторон. Правительственные войска потеряли только убитыми более 2 тысяч человек. Среди восставших потери были гораздо большими. Булавинцы так и не смогли прорваться к Воронежу - и бросив обоз, артиллерию, казну и знамёна, бежали через Толучеевские степи к низовьям Хопра. Преследуя отступавших, правительственные войска уничтожают все казачьи поселения по Толучеевой, Айдару и Богучару. На Дону, в центре отторгнутых земель Донского войска, сооружается крепость Павловск, в которой размещается большой гарнизон.

На наиболее тревожном юго-восточное направлении, проходящем по Толучеевским степям, было решено поселить украинских казаков Острогожского полка. Толучеевская линия долженствовала прикрыть дальние подступы к Павловской крепости и корабельным верфям на Осереди, Битюге, Икорце.

Возглавлявший Воронежское Адмиралтейство Апраксин Ф. М. предписывает Острогожскому полковнику Куколю переселить на Толучееву, Богучар и Айдар украинских казаков из Землянска, Оскола, Талицка, Чернавска, Корочи, Урыва, Перлёвки, Ендовиц, Гвоздёвки, Олыма и других мест Острогожского полка, которые в силу сложившихся обстоятельств оказались к началу 18 века в глубоком тылу к северу и западу от Воронежа.

Полковая старшина в течение ряда лет не могла начать переселение казаков, по причине незнания ими местности для поселения. Это раздражало адмирала Апраксина Ф. М. и свой указ он дублировал ещё несколько раз. В итоге, первые походные обозы казаков потянулись на Толучееву, Калитву, Богучар и Айдар лишь в 1712—1715 годах. Первоначально поставили на старых казачьих городках донских казаков небольшие остроги. Как правило, это были утёсы на устьях рек. В условиях степи ещё с древних времён эти места использовались для устройства крепостей. По Толучеевой были образованы поселения в близи впадения в Дон (Толучеева), Меловой (Меловая) и Подгорной (Калайчи). Следом за первопоселенцами, на Толучееву потянулись свойственники казаков и их подпомощники. Переселенцы двигались большими колонами с домашним скарбом, скотом, лошадьми, птицей. Вместе с ними следовали походные церкви, обозы с провиантом, фуражом и зерновым хлебом. За три года опустели такие значительные города-крепости как Оскол, Землянск, Талицк и Чернава. Толучеевскую долину населили казаки Землянской сотни. В первый же год, когда началось обустройство Толучеевской линии на переселенцев напали казаки булавинского походного атамана Некрасова и калмыки. Сильный бой произошёл у Меловского городка и Калача. Благодаря смелым и решительным действиям калачеевского сотника Демьяна Варавы, нападавшие были отбиты.

Уйдя на Битюг, калмыки и некрасовцы принялись громить Дворцовую царскую волость. Возвращаясь обратно по Толучеево-Хопёрскому водоразделу, атаман Некрасов направил в Калач своих парламентёров, которые просили подобру-поздорову уйти с Толучеевой. ...А кому земли мало, идите до нас на Кубань. Коли не будет по нашему, мы с тебя, Варава, сдерём плисовый кафтан! - сказал Игнат Некрасов, с присущим ему остроумием. Ногайские же татары заявили, что на Толучеевой когда-то их хан потерял свою красную шапку, за которой они ещё вернутся...[11] В 1718 году в Острогожском полку производился сыск лазутчиков-некрасовцев.

Основание Толучеевой, Меловой и Калачеевой сотен

Поселения казаков по Толучеевой первоначально были включены в состав Павловского уезда. Из поселенцев образуют три административно-территориальных единицы: Толучеевская сотня, Меловская сотня и Калачеевская сотня. Первоначально они подчинялись Павловскому коменданту, но затем территориально и административно вошли в Острогожский казачий полк.

Полковая старшина, заинтересованная в освоении земельных пространств вошедших в состав полка, «накликает» из Малороссийских полков Левобережной и Правобережной Украины новых казаков-переселенцев. Большинство из них поселяется по Айдару, Богучару и Толучеевой.

Интересные факты

  • Три сотни Острогожского полка располагались на левобережье реки Дон.

Расформирование

В 1762 году, с приходом к власти императрицы Екатерины II начинается «рассказачивание» Украины. На тот период основные рычаги власти по югу страны — на Дону, Тереке, Яике, в Гетманской и Слободской Украине[12] — были сосредоточены у атаманов и гетмана, у генеральной и полковой старшины, которые в любой момент могли собрать Войсковую Раду, Войсковой Круг, и поставить вопрос о выходе из состава России. Такая «военная демократия» не устраивала императорское окружение. Было принято решение «реорганизовать» все казачьи полки юга страны. Первый жребий пал на Гетманщину. В 1765 году должность гетмана была упразднена… Второй удар пришёлся на Слободскую Украину. В 1765 году в Харьков (тогдашнюю столицу Слобожанщины) пребывает комиссия, которая начинает расследование якобы многочисленных жалоб казаков на действия полковой старшины. Действительно, были выявлены отдельные факты захвата общественных полковых земель, казнокрадство, продажа должностей за деньги, нарушение делопроизводства и т. п.

Однако на боеготовность полков и общественные нравы это никак не влияло. В целом, смотр слободских полков показал их отменную выучку и слаженность. Тем не менее, правительство принимает решение преобразовать Слободские казачьи полки в гусарские. Что бы не будоражить население, уполномоченные от правительства разъясняют о преимуществах данного решения. Отныне содержать гусарские полки будет центральная власть, а не местное население. Вместо постоянных сборов на лошадей, амуницию, вооружение, фураж, провиант, жалование и т. д. вводился единый подушный налог, поступающий в казну. Казачьи подпомощники (практически всё основное население) освобождалось от батрацких работ у казаков, атаманов, есаулов, сотников и других должностных лиц. Вместо этого сотенная и полковая администрация поступала на довольствие государства и получала жалование из казны. Казаки и подпомощники переводились в сословие войсковых обывателей. Часть льгот данных им правительством Петра I сохранялись, в войсковых селениях разрешалось для местного потребления заниматься винокурением и другими промыслами без уплаты налогов. Войсковые жители и городские мещане, по жребию, обращались на формирование территориальных гусарских полков постоянного состава. Остальные проходили учебные сборы и при начале боевых действий убывали в составе маршевых эскадронов на пополнение гусарских полков.

Казачьи должности переводятся в общероссийские армейские или статские чины, согласно Табели о рангах. Полковая старшина по правам приравнивалась к общеимперскому дворянству. Все полковые и сотенные формы правления упраздняются. На территории Острогожского, Изюмского, Харьковского, Сумского и Ахтырского полков образуются одноимённые провинции. Все провинции образуют Слободско-Украинскую губернию. Впоследствии Острогожская провинция входит в состав Воронежской губернии, а из остальных образуют Харьковскую губернию.

Территории полковых сотен объединяют в комиссарства. Так из Толучеевской, Меловской и Калачеевской сотен образуют Меловское комиссарство с административным центром в слободе Старо-Меловая. При этом Старо-Меловую переименовывают в городок Меловой. В Меловом обустраивается земляная крепость со рвом, валом и частоколом. Тут же устраиваются: комиссарское правление, канцелярия, суд и другие органы местной власти. Территория Меловского комиссарства охватывала весь юго-восток Воронежской губернии (современные Воробьёвский, Калачеевский, Петропавловский и часть Богучарского районов).

Перевод старшинских должностей в табель о рангах (1765)

В связи с переформированием Острогожского слободского казачьего полка в регулярный гусарский полк, казацкой старшине было предложено вступить на службу в формируемый полк или получить отставку. Так как армейские чины присваивались на одну-две ступени ниже, а также из-за того, что разница во власти казачьего старшины и армейского офицера не были равноценна, многие представители старшины вышли в отставку. Средний же и рядовой казачий состав, составили основу вновь формируемого полка.

Все вышедшие в отставку и продолжившие служить получили чины (военные и гражданские) согласно Табели о рангах.

Должность (казачья старшина) Военный чин Гражданский чин Класс
Полковник
Подполковник
Надворный советник
VII
Обозный
Премьер-майор
Коллежский асессор
VIII
Судья
Секунд-майор
Коллежский асессор
VIII
Есаул
Ротмистр
Титулярный советник
IX
Хорунжий
Поручик
Губернский секретарь
XII
Сотник
Поручик
Губернский секретарь
XII
Старший полковой писарь
Губернский секретарь
XII
Младший полковой писарь
Кабинетский регистратор
XIII
Сотенный хорунжий
Вахмистр
ниже табели о рангах
Остальные
Унтер-офицеры, капралы
ниже табели о рангах

Если же представитель старшины не был участником походов, то он получал чин, на ступень ниже установленной. К примеру: Полковой обозный при переводе на общеимперскую систему получал чин премьер-майор, но если он не был участником походов, то мог рассчитывать лишь на чин секунд-майора.

Юридические преемники

Так как Острогожский казачий полк носил дуалистический характер, то его правопреемниками можно назвать и административную единицу Российской империи и воинское формирование Осторожский гусарский полк.

После упразднения Острогожского слободского казачьего полка в 1765 году, его территория, как и территория других четырёх слободских казачих полков, была включена в Слободско-Украинскую губернию.

Из личного состава казачьего полка был набран личный состав для Острогожского гусарского полка. С 26.02.1784 года — Острогожский легкоконный. В 1796 году полк расформирован - и личный состав вошёл во вновь сформированный гусарский генерал-лейтенанта Боура полк (вместе с личным составом расформированного Павлоградского легкоконного полка). С 1801 года - Павлоградский гусарский полк. Существовал до 1918 года

На полковых регалиях осторожские гусары ставили год основания «1651»[13].

Эпилог: преемство духа

Исторический путь Острогожского слободского казачьего полка был насильственно прерван в 1765 году.

При Екатерине II указом 1765 г. казакам нанесен окончательный удар. Были введены налоги, еще увеличившиеся после поземельного кадастра 1848 г.
- писал М. С. Модель в 63-м томе ЭСБЕ (статья «Сябры»). Однако, этнические самобытность и самосознание слободских казаков вообще, и острогожских, в частности, исчезли не вдруг. Вот характерный пример: в 1796 году в слободе Белогоры, Острогожского уезда, был основан скальный Белогорский Вознесенский монастырь. В закладных документах один из основателей оного именуется: «казак Шерстюков»[14]... В 1817 г. Н. А. Полевой засвидетельствовал стойкость казацких традиций у проживавших в Старо-Оскольском уезде потомков острогожских казаков...
Хуторки, по которым я проезжал, все были вольные, населённые т.н. войсковыми обывателями, потомками острогожских казаков и их подпомощников. Весь этот край носил название Рыбьянского, и обитатели хуторов, как и города, как бы в отличие от прочих малоруссов назывались рыбьянами. У них был отличный от других говор и костюм. (...) Рыбьяне жили тогда вообще зажиточно; земли у них было вдоволь, а иные отправляли промыслы и ремёсла.
- писал Н. И. Костомаров в 1837 году.

Когда вспыхнула Крымская война, на юге Воронежской губернии и, преимущественно, на землях бывшего Острогожского полка, были сформированы 235-я и 236-я Острогожские дружины Государственного Подвижного Ополчения, входившие в резерв войск Прибалтийского края вплоть до окончания Крымской войны[15]. С 3 октября 1855 г. по 15 июня 1856 г. 235-й Острогожской дружиной командовал генерал-майор А. А. Айгустов[16]. 236-й Острогожской дружиной командовал подполковник Лохвицкий, вскоре уволенный по болезни. Его заменил подполковник Домашев.

В 1860-х годах состоялась массовая, организованная миграция части казаков из слободы Ендовище и близлежащих хуторов (бывшей Ендовицкой сотни, Острогожского казачьего полка) в земли Астраханской губернии, Черноярского уезда[17]. И до сих пор там проживают в большом количестве потомки Острогожских казаков Ендовицкой сотни[18]. Переселение бывших войсковых обывателей было и в Семиреченскую область, где до сих пор проживают их потомки[19].

Верность рыбьян старо-казацкому духу чётко проявилась в годы Гражданской войны. В 1919 г. жители села Березняги присоединились к Верхне-Донскому восстанию, сформировав пешую (пластунскую) дружину и внеся свою лепту в череду побед над новыми насильниками-большевиками. Но за победами, как известно, последовали жестокие поражения: уже не собственно-березняговцев, не собственно-верхнедонцов, но Белого дела вообще...

Рыбьяне снова взялись за оружие в то время, когда сопредельная и союзная Область Всевеликого Войска Донского, лежала в руинах, оккупированная Красной Армией.

3 ноября 192О г. в придонской слободе Старая Калитва (Острогожский уезд, Воронежской губернии), на почве острого недовольства продразвёрсткой и диких перегибов при её сборе, вспыхнуло крестьянское восстание. Находившиеся в слободе два продотряда (всего 6О чел.), во главе с продагентом Михаилом Колесниковым, были разоружены, а 18 продотрядников (в т.ч. М. П. Колесников), оказавших сопротивление, убиты. В этот же день восставшие создали вооружённый отряд в 3ОО человек при 2-х пулемётах. Во главе его становится сын местного кулака Григорий Колесников - однофамилец убитого продагента.
- пишет историк Владимир Самошкин[20].

Упоминание Колесниковского восстания находим и у Шолохова:

Восстание в Воронежской губернии, за Богучаром. (...) В Монастырщине, в Сухом Донце, в Пасеке, в Старой и Новой Калитве[21].
7.11.192О г. в Старой Калитве состоялись 2 крестьянских схода. На 1-м Г. М. Колесников уже "официально" объявил о начале восстания, на 2-м для руководства восстанием был избран Военный Совет из 5-ти человек, а также "главнокомандующий" - 26-летний уроженец Старой Калитвы Иван Сергеевич Колесников - бывший унтер-офицер старой русской армии и недавний комбат Красной Армии, двоюродный брат убитого продагента. В тот же день И. С. Колесников объявил мобилизацию мужского населения в возрасте от 17 до 5О лет, и уже 8 ноября число вооружённых повстанцев перевалило за 6ОО... Предпринимавшиеся ещё с 5.11.192О г. попытки небольших частей КА и местных коммунистических отрядов силой подавить мятеж успеха не имели. Более того, начатое 14.11 относительно крупное наступление красных на Старую Калитву окончилось полным провалом. А вечером 25.11 колесниковцы сделали налёт на уездный город Богучар и до утра хозяйничали в нём. К 25.11.192О г. восстание[22] охватило уже значительную часть Воронежской губернии к югу от линии Павловск - Калач. Только вооружённых мятежников насчитывалось до 1О тысяч. Наиболее крупными формированиями восставших были:
  • дивизия (5-полкового состава) И. Колесникова (55ОО штыков и 125О сабель при 6 орудиях и 7 пулемётах) и
  • отряд Е. Вараввы (до 1ООО штыков и сабель).

29.11.192О г. советские войска начали новое наступление на мятежников[23]. Однако, первые 3 дня боёв не принесли заметного результата, - и положение стало меняться в пользу красных лишь с прибытием в район боевых действий кавалерийской бригады А. А. Милонова. 3О. 11 на станции Митрофановка начал выгружаться 2-й кавполк бригады под ком. А. С. Галинского, а в ночь на 1.12 - 1-й кавполк Н. М. Дронова. Вечером 1.12 (в этот день Г.К. Жукову исполнилось 24 года) руководивший ликвидацией мятежа б.штабс-капитан И.Н. Полковников перегруппировал свои силы и сосредоточил на ж.д. станциях Евстратовка (ныне Россошь) и Митрофановка 2 ударных отряда: Евстратовский (245О штыков и 443 сабли при 12 пулемётах и 4 орудиях) под ком. воронежского губвоенкома Ф.М. Мордовцева, и Митрофановский в составе резервного пех.полка, арт. батареи и кавбригады 14-й стр. дивизии (всего 1О81 штык и 814 сабель при 2О пулемётах и 4 орудиях), под общим командованием комбрига-14 А.А. Милонова. Оставив в резерве 44О штыков пехоты, при 5 пулемётах, и бронепоезд, Полковников поставил перед отрядами боевые задачи. Евстратовскому отряду надлежало с рассветом 2.12 перейти в наступление на Старую Калитву, выбить оттуда мятежников и гнать их вдоль Дона на юг, к Новой Калитве, навстречу митрофановскому отряду, который д. б. атаковать Н.Калитву с юга и ЮВ - и тем самым замкнуть полукольцо окружения, внутри которого оказалась бы прижатой к Дону почти вся повстанческая дивизия Колесникова. Однако первыми 2 декабря удар нанесли мятежники. Не дожидаясь наступления позднего зимнего рассвета, конница Колесникова атаковала разбросанные ночлегом по хуторам отдельные красноармейские подразделения, в большинстве своём ещё не изготовившиеся к бою. В 6 ч. 3О м. утра колесниковцы выбили резервный пехполк из слободы Криничной, а у расположенного в 2-х км севернее хутора Поддубного с ходу опрокинули и рассеяли эскадрон 2-го кавполка Галинского. (...) Собрав весь полк, Галинский неск.раз водил его в атаку на хутор Поддубный, который стойко обороняла повстанческая пехота, поддерживаемая огнём 2-х 3-дюймовых орудий. Лишь около полудня Галинскому удалось хитростью выманить мятежников в открытое поле и внезапно обрушиться 3-мя эскадронами на их пр.фланг. Пока красные конники рубили побежавшую пехоту мятежников, сам Галинский, вм. с комиссаром полка П.К. Гермоленко и красноармейцем В.И. Божко, устремились к повстанческой полубатарее, одно орудие которой продолжало вести огонь, а другое мятежники готовились увезти в свой тыл. В считанные секунды перерубив всю прислугу у стреляющего орудия, Галинский погнал 2-е орудие (вместе с мятежникамиартиллеристами) на помощь советской пехоте, наступающей на слободу Криничную. Во 2-й половине дня резервный пехполк ценою огромных усилий и больших потерь (погиб или был ранен почти весь комсостав) сумел овладеть Криничной. А эскадрон Г. К. Жукова, выступив в составе своего 1-го кавполка из Валентиновки (в 3 км к ЮВ от станции Митрофановка) весь день дрался в районе сёл Дерезоватое (ныне Первомайское)-Ивановка. Сначала - с наступающими отрядами колесниковцев, идущими на подмогу своим к Поддубному и Криничной, а затем - с отступающими толпами мятежников, пытавшихся покинуть район боёв и уйти в южном и ЮВ направлениях. Командир полка Дронов приказал пленных не брать. Число повстанцев, порубленных однополчанами Жукова, было около 12ОО. В 6-м часу вечера 1-й эскадрон полка Дронова пробился к Новой Калитве - конечной цели всего Митрофановского отряда, но встреченный плотным огнём повстанцев, отошёл назад, поджидая остальную часть полка. Однако Дронов почему-то отложил атаку Н.Калитвы до утра и увёл полк на отдых в Криничную. Очень быстро узнав, что дорогу на юг и ЮВ, к Твердохлебовке и далее к Богучару, красные оставили без прикрытия, - колесниковцы спешно покинули Старую Калитву (которую так яростно обороняли весь день) и через Новую Калитву устремились в образовавшуюся брешь. Сам же Иван Колесников (его заместитель Григорий Колесников погиб ещё 3О ноября) с отрядом в 5ОО всадников отмахал без остановки почти 5О км и с ходу взял Богучар, чем окончательно спутал все планы красных. Однако вскоре выяснилось, что удар, нанесённый 2 декабря красными частями, а особенно кавбригадой Милонова, оказался смертельным для восстания на юге Воронежской губернии. Что же касается эскадрона Жукова, то, судя по сохранившимся архивным документам, ему довелось участвовать во всех крупных боях с повстанческими отрядами Колесникова и Вараввы: 3.12 - под хутором Оробинским и Дерезовкой, 4.12 - под Твердохлебовкой, 7.12 - в хуторе Бычок, 12.12 - под Осиковской, 13.12 - у хуторов Хрипун и Бакоевский и, наконец, 15.12 - в Старой Калитве... В результате боя 13.12 у хутора Бакоевский (в 3О км к ЮВ от станции Кантемировка), красными кавалеристами был полностью уничтожен отряд Вараввы. Лишь самому Емельяну Варавве и ещё шести повстанцам удалось скрыться в ближайшем лесу. А после боя в Ст. Калитве (15.12)из 6ОО колесниковцев в живых осталось только 153, которые утром 16.12 собрались в Сергеевке (3О км к СЗ от Ст. Калитвы). Прибывшие сюда вечером 2 эскадрона кавбригады Милонова узнали, что часть повстанцев, бросив оружие, разошлись по домам, а остальные, разбившись на мелкие группы, ускакали в разных направлениях[24]. Сам же Иван Колесников - как в воду канул. Словно предвидя такой исход дела, руководивший подавлением мятежа И.Н. Полковников ещё вечером 15.12 издал приказ, извещавший войска об успешном завершении "ликвидации повстанческого движения в южных уездах Воронежской губ. А кавбригада Милонова, ставшая с 15.12 именоваться 14-й отдельной кавалерийской бригадой, была отведена на отдых в Павловск (штаб бригады и 2-й кавполк) и в близлежащую слободу Елизаветовку (1-й кавполк)... От своей вдребезги разбитой повстанческой дивизии Колесников сумел собрать вокруг себя не более 15О сорвиголов, с которыми без шума покинул родные места и подался в Харьковскую губернию. В январе 1921 г., достаточно освоившись и окрепнув на Украинской земле, Иван Колесников начинает показывать зубы. Разбойные действия колесниковцев вызвали серьёзное беспокойство у командующего войсками Украины и Крыма М. В. Фрунзе. Но неоднократные попытки одним ударом покончить с Колесниковым оканчивались безрезультатно. Ловко избегая прямых столкновений с красными частями, Колесников чуть что - уходит "за границу", в Донскую область (РСФСР)... 21.2.1921 г. кавполк Дронова отдыхал в только что занятой им антоновской "столице" - селе Каменке, Тамбовского уезда. Здесь и было получено сообщение, что с юга Воронежской губернии на Тамбовщину движется повстанческий отряд И. С. Колесникова (5ОО сабель и 4ОО штыков при 9 пулемётах). 2 февраля Колесников сделал налёт на Богучар, но взять его не смог. (...) Главнокомандующий Вооружёнными силами Республики С. С. Каменев 7.2 отдал приказ о срочном формировании специального кавалерийского соединения из 3-х полков во гл. с б.комбригом И. Н. Михайловым-Березовским. Соединению (свыше 11ОО сабель), получившему первоначальное наименование "Воронежский конный летучий отряд Березовского", была поставлена задача "быстро войти в соприкосновение с бандой Колесникова, разбить её и вести преследование... до полного уничтожения... не считаясь с расстоянием и границами". Но Колесников долго в родных краях не задержался: 8 февраля его отряд снялся с места и довольно кружным путём отправился на мятежную Тамбовщину. в первый же день своего рейда колесниковцы взяли Россошь. Отсюда их зигзагообразный след потянулся на станцию Евдаково (захвачена 11.2). 17 и 18 февраля колесниковцы врывались в город Калач, где подвергли основательному опустошению тамошние склады, а 2О февраля, сделав утром налёт на Новохопёрск, заняли к ночи село Костино-Отделенец, тем самым войдя в пределы Борисоглебского уезда Тамб.губ. В связи с этим полкам 14-й отд. кавбригады приказывалось следовать в район станции Терновка, чтобы вм. с другими частями КА не дать Колесникову прорваться через линию ж.д. Грязи-Поворино и соединиться с 1-й антоновской армией (насчитывавшей 1О полков). Покрутившись 3 дня на границе Новохопёрского и Борисоглебского уездов в поисках безопасного перехода через ж. д. на участке Борисоглебск-Жердевка, где его подстерегали бронепоезд и бронелетучка красных, Колесников 24 февраля проскользнул-таки между ними в лесу у станции Терновка, но тут же был настигнут 2-м кавполком бригады Милонова. Колесникову пришлось резко отвернуть на восток и даже пожертвовать своим арьергардом. Оставив на снегу у села Дубовицкое до 3О человек зарубленными, колесниковцы в наступившей темноте оторвались от преследования и к ночи остановились перевести дух в селе Кабань-Никольское, Борисоглебского уезда (ныне село Шпикулово, Жердевского района, Тамб. обл.). Здесь и произошла встреча колесниковцев с 1О-м Волчье-Карачанским полком антоновцев[25]. С командиром этого полка Кузнецовым Колесников очень быстро нашёл общий язык, и уже 26 февраля новоявленные союзники сделали вполне удачный для них набег на станцию Терновка[26]. А 28 февраля на "пленарном собрании" командного состава 1-й антоновской армии И.С. Колесников неожиданно был избран её командующим (И. М. Кузнецов стал его заместителем, а командир 1-го Каменского повстанческого полка А. В. Богуславский - нач. штаба 1-й армии). 2 марта Колесников вступил в командование "1-й Партизанской Армией Тамбовского края"[20].

В ходе дальнейшей реорганизации повстанческих сил, И. С. Колесников возглавил 3-ю Конно-Партизанскую Армию Тамбовского края...

В январе 1929 г., когда в СССР началась массовая коллективизация, вспыхнуло антикоммунистическое восстание в Острогожском округе ЦЧО. Его подавлением руководил литовец И. М. Варейкис, большевик с дореволюционным стажем.

Напишите отзыв о статье "Острогожский слободской казачий полк"

Примечания

  1. В исторических актах фамилия славного полковника пишется по-разному: Дзиньковский, Дзинковский, Дзиковский, Зеньковский и даже Дзик.
  2. Изначально полковник Дзиньковский просил расселить его земляков вблизи Рыльска и Путивля, - но Алексей Михайлович настоял на пустынных берегах Тихой Сосны и Острогощи. (Н. И. Костомаров)
  3. Об этом пишет «Большая Энциклопедия» (под редакцией С. Н. Южакова), без ссылок на источник
  4. В историографии не имеется общепринятой аббревиатуры Слободского казачьего войска. И поскольку аббревиатура СКВ уже занята (Сибирское казачье войско) - имеет смысл использовать сокращённое обозначение СЛКВ (по аналогии с Семиреченским казачьим войском - СМКВ)
  5. Казаки-черкасы суть давние выходцы с Кавказа (отсюда их прозвище), отчасти укоренившимися на Украине, выше и ниже Днепровских порогов - а также на Дону, Средней и Нижней Волге, в Касимове и по Белгородской черте.
  6. Юркевич В. "Еміґрація на схід і залюднення Слобожанщини за часів Богдана Хмельницького", К, 1932.
  7. В действительности, Выговский был более анти-московски, нежели про-польски настроен. В конце концов, он был казнён поляками.
  8. Если для остальных слободских полков была обычна практика избрания полковника старшиной, с утверждением его царем (императором), то в Острогожском полку старшине такой воли не давалось. Такая же картина наблюдалась и на сотенном уровне. Жесткая привязка к центральной власти (воеводам) - особенность данного полка.
  9. Примечательно, что одно из острогожских предместий вплоть до начала ХХ века сохранило название "Новая Сотня"
  10. Другая транскрипция его фамилии - Карабуд
  11. По материалам походной канцелярии Слободских полков, Провинциальной канцелярии и Комиссарских правлений Острогожского полка Госархива Украины.
  12. Власть гетмана не распространялась на Слободские полки, хоть и укомплектованные на 99 % выходцами из Гетманщины
  13. Интересный факт. Все регулярные гусарские слободские полки получили старшинство «1651». Данная год был взят несколько условно. Ярчайший пример: город Изюм. Город основан в 1688 году, Григорием Ерофеевичем Донец-Захаржевским, полковником Харьковский. Позже Изюмский полк выделяется из Харьковского. В 1765 году реформирован в Изюмский гусарский. На полковых регалиях и памятных наградных знаках же изюмские гусары ставили год основания «1651».
  14. Двое других сооснователей - Тищенко и Васильченко - значатся как "крестьяне"
  15. [www.reenactor.ru/ARH/PDF/Smolin.pdf Н. Н. Смолин Дружины Государственного Подвижного ополчения 1855–1856 гг.]
  16. Алексей Алексеевич Айгустов (1801 г. — после 1877 г.) — дворянин Владимирской губернии. После Крымской войны, выйдя в отставку, поселился с семьёй в Острогожске.
  17. Сейчас эти земли в основном относятся к Заветинскому району, Ростовской области
  18. [selozavetnoe.ru/forum/10-150-1 Казаки Ендовицкой слободы. - Форум]
  19. www.rodmurmana.ru/BronnNad-7.pdf
  20. 1 2 В. Самошкин, "Первый орден маршала Жукова" - "Подъём", № 3/1995 г.
  21. М.А. Шолохов, "Тихий Дон".
  22. Колесниковское.
  23. Колесниковцев.
  24. По старо-казацкому обыкновению.
  25. Данный полк в других источниках фигурирует под именем Волче-Карачаевского. Не исключено, кстати, что именно от него и пошло крылатое выражение «Тамбовский волк тебе товарищ!»
  26. По сведениям историка Н.В. Фатуевой, пришедшие на Тамбовщину колесниковцы именовали себя казаками.

Литература

  • Альбовский Евгений. [slavs.org.ua/ealbovskii-istoriya-kharkovskogo-kazachestva История Харьковского слободского казачьего полка 1650-1765 гг]. — Харьков: Типография губернского правления, 1895. — 218 с. (13МБ).
  • Квитка-Основьяненко Г. Ф. Татарские набеги, собр. соч., т. 6, Киев, Наукова думка, 1981.
  • Срезневский И. И. Историческое изображение гражданского устройства Слободской Украйны. Харьков, 1883.
  • Багалей Д. И. История Слободской Украины. Харьков, «Дельта», 1993.
  • Головинский П. Слободское казачье войско. СПб, 1864.
  • Головинский П. Слободские казачьи полки. СПб, 1865.
  • Веселовский Г. М. Город Острогожск и его уезд. Воронеж, 1867.
  • Устинов И. А. Описательные труды; материалы и источники, касающиеся истории, археологии, этнографии, географии и статистики: Слободской Украйны, Харьковских: наместничества и губернии. (1705—1880 год). Харьковский губернсий статистический комитет. Типография губернского правления 1886 г.
  • Щелков К. П. Историческая хронология Харьковской губернии — Х., Университетская типография, 1882.

См. также

Отрывок, характеризующий Острогожский слободской казачий полк

– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.