Острогожско-Россошанская операция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Острогожско-Россошанская наступательная операция
Основной конфликт: Вторая мировая война
Великая Отечественная война
Дата

1327 января 1943 года

Итог

Победа СССР

Противники
СССР Германия
Италия
Венгрия
Командующие
Голиков Ф. И. Максимилиан фон Вейхс
Силы сторон
Воронежский фронт 2-я венгерская армия ,
часть 8-й итальянской,
24-й танковый корпус,
корпус особого назначения
Потери
33 тыс убитых и раненых [1] 71 тыс пленные,
52 тыс убитых [1]

Острогожско-Россошанская наступательная операция (13 — 27 января 1943 года) — фронтовая наступательная операция на южном участке советско-германского фронта в период с 13 по 27 января 1943 года. Проводилась войсками Воронежского фронта под командованием генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова совместно с 6-й армией Юго-Западного фронта в ходе общего наступления Красной Армии зимой 1942—1943 годов. Часть Воронежско - Харьковской стратегической наступательной операции.

В результате операции были разбиты 2-я венгерская армия и 2-я, 3-я, и 4-я альпийские дивизии 8-й итальянской армии[2]. В немецкой обороне была пробита брешь на стыке между армейской группой Фреттер-Пико на юге и группой армий «Б» на севере. Были созданы предпосылки для наступления на Донбасс и Харьков в феврале 1943 года.





Положение сил

 
Великая Отечественная война

Вторжение в СССР Карелия Заполярье Ленинград Ростов Москва Горький Севастополь Барвенково-Лозовая Демянск Ржев Харьков Воронеж-Ворошиловград Сталинград Кавказ Великие Луки Острогожск-Россошь Воронеж-Касторное Курск Смоленск Донбасс Днепр Правобережная Украина Крым Белоруссия Львов-Сандомир Яссы-Кишинёв Восточные Карпаты Прибалтика Курляндия Бухарест-Арад Болгария Белград Дебрецен Гумбиннен-Гольдап Будапешт Апатин-Капошвар Польша Западные Карпаты Восточная Пруссия Нижняя Силезия Восточная Померания Моравска-Острава Верхняя Силезия Балатон Вена Берлин Прага

В результате операций «Уран» и «Малый Сатурн» фронт немецкой группы армий «B» утратил свою целостность: связь правого фланга с группой армий «Дон» осуществляла только растянутая по фронту армейская группа Фреттер-Пико. У советских войск появилась возможность постепенного сокрушения немецкого фронта путём последовательного обхода открытого фланга. В случае окружения оборонявшихся на Дону альпийских дивизий открывался фланг 2-й венгерской и 2-й немецкой армий к югу от Воронежа, а также освобождалась железная дорога Воронеж — Лиски — Кантемировка — Миллерово. Окружение же группы армий «B» открывало путь для советских войск в тыл группы армий «Центр».

Задачи и планирование операции

Перед Воронежским фронтом ставилась задача разгромить 2-ю венгерскую и часть сил 8-й итальянской армии (22 дивизии), входивших в группу армий «B», оборонявшихся в районе Острогожск — Каменка — Россошь, освободить железнодорожный участок Лиски — Кантемировка (захват этой коммуникации позволял значительно улучшить снабжение действовавших в южном секторе фронта советских армий — эта задача стала основой плана операции) и, таким образом, создать условия для последующего наступления на курском и донбасском направлениях.

Важная роль в наступлении Воронежского фронта отводилась 3-й танковой армии (командующий — П. С. Рыбалко). В течение месяца, предшествовавшего операции, она железнодорожными эшелонами была переправлена из района Калуги (где находилась в резерве Ставки ВГК) на Верхний Дон и сосредоточивалась в районе Кантемировки. Здесь армия была усилена 7-м кавалерийским корпусом с 201-й танковой бригадой, двумя стрелковыми дивизиями и стрелковой бригадой, 8-й артиллерийской дивизией и другими соединениями и частями, также прибывшими из резерва Ставки ВГК. Марши от станций выгрузки в назначенные пункты совершались в условиях сильных морозов, частых снегопадов и сильных метелей[3].

Наиболее сильный удар предполагалось нанести со стороны слабо обеспеченного южного фланга группировки противника силами 3-й танковой армии. 5 января 1943 года командарм П. С. Рыбалко с командирами танковых корпусов, стрелковых дивизий, начальниками родов войск провел рекогносцировку местности. Было решено прорвать оборону противника южнее Новой Калитвы тремя стрелковыми дивизиями и стрелковой бригадой, усиленными танками непосредственной поддержки и артиллерией, а танковые корпуса и кавалерийский корпус использовать для развития успеха. 6 января в штаб 3-й танковой армии прибыли Г. К. Жуков и А. М. Василевский, а также командующий Воронежским фронтом Ф. И. Голиков. Командарм П. С. Рыбалко доложил своё решение на операцию, а командиры соединений — о состоянии войск и ходе их подготовки к наступлению. Оно намечалось на 12 января, но в связи со сложностями перегруппировок войск позже решили перенести начало наступления 3-й танковой, 40-й армий и 18-го отдельного стрелкового корпуса на 14 января.

Жуков и Василевский провели десятки совещаний в штабе Воронежского фронта и на местах, отрабатывая с командным составом детали реализации замысла. Кроме того, по свидетельству A.M. Василевского, он и Жуков ежедневно информировали Сталина о ходе подготовки операции. После завершения подготовки Жуков уехал, а Василевский оставался в войсках Воронежского фронта до 18 февраля.

Соотношение сил

Для проведения операции Воронежский фронт был усилен 3-й танковой армией (командующий — П. С. Рыбалко), а также 4-м танковым корпусом А. Г. Кравченко, 7-м кавалерийским корпусом С. В. Соколова, 111-й, 180-й, 183-й и 322-й стрелковыми дивизиями, 8-й артиллерийской дивизией прорыва, 9-й артиллерийской дивизией ПВО, 4-й дивизией реактивной артиллерии и тремя лыжно-стрелковыми бригадами. Всего Воронежский фронт состоял из 23 стрелковых дивизий (средней укомплектованности 7 тыс. человек) и пяти стрелковых бригад[4].

Воронежскому фронту противостояли 28 соединений противника, преимущественно потрепанных в боях или легких. Венгерские пехотные дивизии по немецкой классификации были легкими, так как состояли из двух пехотных полков. Итальянские дивизии альпийского корпуса также были легкими, двухполковыми[5].

Советскому командованию удалось создать значительное превосходство на направлениях главных ударов (по пехоте в 2,3 — 3,7, по артиллерии 5 — 8, по танкам в 1,3 — 3 раза)[3]. Преимущество советским войскам давала техника в лице почти девяти сотен танков при крайне слабых противотанковых возможностях итальянских и венгерских дивизий[5].

Хроника событий

Наступление главных сил северной группировки началось 13 января, за сутки до намеченного срока, так как разведка боем, проведенная передовыми стрелковыми батальонами, выявила слабость обороны противника[3].

ДАТЫ СОБЫТИЯ
12.01.1943<center>
107-я и 25-я гвардейские стрелковые дивизии на сторожевском плацдарме вклинились в оборону противника на 6-километровом фронте на глубину до 3-3,5 км
<center>13.01.1943<center> На рассвете войска первого эшелона 40-й армии после артиллерийской подготовки перешли в наступление с рубежа, достигнутого 12 января 107-й и 25-й гвардейскими стрелковыми дивизиями.

К исходу дня главная полоса обороны 7-й венгерской пехотной дивизии перед сторожевским плацдармом была прорвана на 10-километровом фронте.

Состоялся танковый бой между советской 150-й танковой бригадой полковника Софронова И. В. и немецким 700-м отдельным танковым отрядом. Бой закончился разгромом немецкого отряда и пленением его командираК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5103 дня].

<center>14.01.1943<center> 6-я армия Юго-Западного фронта перешла в наступление. К исходу дня 40-я армия расширила прорыв до 50 км по фронту и до 17 км в глубину.

12-й и 15-й танковые корпуса прорвали оборону противника на 10-километровом фронте и продвинулись на глубину в 23 км, оторвавшись от пехоты на 6 — 8 км. При этом 15-й танковый корпус разгромил штаб XXIV танкового корпуса. Израсходовав всё горючее и боеприпасы, действуя в труднопроходимой для них местности, танковые корпуса простояли всю ночь на 15 января. Стрелковые соединения Красной армии, используя и закрепляя успех танковых корпусов, в течение дня продвинулись от 2 км на правом до 14 км на левом фланге.

<center>15.01.1943<center> 12-й и 15-й танковые корпуса, пополненные боеприпасами и горючим, развернули преследование отходивших подразделений противника. К исходу дня их главные силы продвинулись на 20 — 35 км. Отрыв танковых корпусов от стрелковых войск в течение дня составил 15 — 25 км. Фронт наступления 3-й танковой армии к исходу дня был расширен до 60 км. Глубина продвижения танковых корпусов увеличилась до 40 — 50 км. Были созданы благоприятные условия для окружения и уничтожения основных сил 8-й итальянской армии во взаимодействии с 40-й армией и 18-м стрелковым корпусом.

Введён в прорыв для образования внешнего фронта окружения 7-й кавалерийский корпус С. В. Соколова.

<center>16 — 19.01.1943<center> Происходит окружение и рассечение вражеских группировок на три части. Первая в составе 19-й и 23-й венгерских пехотных дивизий, трех дивизий итальянского горного корпуса, различные части XXIV корпуса[какие?] и 385-я немецкая пехотная дивизия была блокирована в районе Россоши. 10-я и 13-я венгерские дивизии и части 168-й пехотной дивизии были блокированы в Острогожске. Основные силы 168-й и 26-й пехотных дивизий, 1-й венгерской танковой дивизии были блокированы в коридоре между Иловкой и Алексеевкой.
<center>19 — 27.01.1943<center> Окончательная ликвидация расчлененной на части острогожско-россошанской группировки итальянских и венгерских войск. Бои в Острогожске и в районе северо-восточнее Алексеевки продолжались с 19 по 24 января. Первыми были уничтожены венгерские и отдельные части немецких войск в Острогожске. Город был взят штурмом в течение 19 и 20 января силами 107-й, 340-й, 309-й стрелковых дивизий и 129-й стрелковой бригады. Бо́льшая часть гарнизона была пленена или уничтожена в ходе боёв за город, но незначительной части, основу которой составлял 7-й литовский батальон, удалось пробиться в район Алексеевки.

Последним был ликвидирован котёл площадью около 150 км² в районе Россоши. Пытавшиеся прорваться на запад части противника попадали под удар перегруппировывавшихся к реке Оскол соединений 3-й танковой армии, а также частей 7-го кавалерийского корпуса у Валуек. 27 января остатки 3-й, 4-й и 156-й итальянских дивизий вместе с их штабами капитулировали.

Результаты операции

Советские войска продвинулись на 140 км на запад и разгромили основные силы 2-й венгерской армии и 8-й итальянской армии, 24-й танковый корпус и основные силы немецкого корпуса особого назначения[6] . 15 дивизий были полностью разгромлены, ещё 6 потерпели поражение.[7] Потери венгров и итальянцев составили 71 000 человек пленными и 52 000 человек убитыми. Безвозвратные потери Красной Армии составили всего 4 500 человек.[8]

Был освобождён железнодорожный участок Лиски — Кантемировка, что позволило улучшить снабжение советских войск на южном секторе фронта. Было взято в плен около 86 тыс. солдат и офицеров противника. Овладение станцией Валуйки освободило рокаду Касторное — Ворошиловград. В результате наступления силами 48 гвардейской стрелковой дивизии 16 января 1943 года был также освобожден поселок Ольховатка, расположенный в 20 километрах от Россоши. Преследовавшие врага попали в засаду у поселка Гора. Все они похоронены в братской могиле в центре п. Ольховатка.

Мнение противника

По мнению командующего группы армий «Дон» Э. фон Манштейна, принципиальное значение зимой 1942\43 имело удержание Ростова-на-Дону до отвода с Кубани 1-й танковой армии[9] :

Когда [освобождение из окружения 6 армии Паулюса] оказалось невозможным, перед группой армий во весь рост встала задача любыми средствами предотвратить ещё большую катастрофу, угрожавшую отсечением всего южного крыла Восточного фронта.

Именно для защиты Ростова были задействованы танковые силы группы Холидт и 4-я танковая армия. Участок фронта в большой излучине Дона между Белой Калитвой и Каменском прикрывали только венгерские и итальянские части. По словам Манштейна[9]:

Для ведения боевых действий на новом для нас отрезке фронта по Донцу от Каменска до Ворошиловграда в нашем распоряжении не было никаких войск, кроме отошедших сюда остатков итальянской армии. Нельзя было не видеть, что Донецкий фронт группы армий «Дон» очень скоро может оказаться обойденным противником с запада.

Единственным танковым соединением вермахта в районе среднего Донца была 19-я танковая дивизия, находившаяся у Старобельска. 24 января дивизия под ударами превосходящих сил Красной Армии оставила Старобельск, однако ей удалось избежать окружения и пробиться на запад.
Поражение венгерских и итальянских армий привело к образованию широкой бреши в немецкой обороне в районе Ворошиловграда, однако Ростов немцам удалось удержать. В результате 1-я танковая армия была успешно выведена с Кубани и уже в феврале 1943 приняла участие в отражении советского наступления на Донбасс (См. Третья битва за Харьков).

Память

  • В честь 60-летия победы советских войск в Острогожско-Россошанской операции в г. Россошь на привокзальной площади был установлен памятник.
<center>

См. также

Напишите отзыв о статье "Острогожско-Россошанская операция"

Примечания

  1. 1 2 Н.Шефов. Битвы России. АСТ Москва 2002. с 402
  2. ЦАМО, ф.426, оп.10753, д.397, л.3
  3. 1 2 3 [wwii-soldat.narod.ru/OPER/ARTICLES/020-vor-kharkow.htm Воронежско-Харьковская наступательная операция]
  4. Состав и численность этих соединений в источниках отсутствует
  5. 1 2 Исаев, стр. 335
  6. А. Василевский. «Дело всей жизни». Москва. Издательство политической литературы 1978 с.278
  7. [gatchina3000.ru/great-soviet-encyclopedia/bse/085/534.htm Большая советская энциклопедия/Great Soviet Encyclopedia]
  8. Н.Шефов. Битвы России. АСТ Москва 2002 г. с403
  9. 1 2 [militera.lib.ru/memo/german/manstein/13.html «Утерянные победы», гл. 13]

Литература

  • [istorya.ru/book/roo/08.php Острогожско-Россошанская операция — «Сталинград на верхнем Дону». С. И. Филоненко, А. С. Филоненко.]
  • [militera.lib.ru/h/mellenthin/index.html Фридрих фон Меллентин «Танковые сражения 1939—1945 гг.»]
  • [militera.lib.ru/memo/german/manstein/13.html Эрих фон Манштейн «Утерянные победы» — М.: ACT; 1999. — 896 с.]
  • [militera.lib.ru/h/isaev_av6/12.html А. В. Исаев «Когда внезапности уже не было. История ВОВ, которую мы не знали»]
  • [militera.lib.ru/h/sb_vi_9/index.html Коллектив авторов. Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Выпуск 9 М.: Воениздат, 1953.]

Ссылки

  • [samsv.narod.ru/Oper/Map/ostross.gif Карта Острогожско-Россошанской операции]

Отрывок, характеризующий Острогожско-Россошанская операция

– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.