Остряков, Николай Алексеевич

Николай Алексеевич Остряков
Дата рождения	17 мая 1911(1911-05-17)
Место рождения	Москва, Российская империя
Дата смерти	24 апреля 1942(1942-04-24) (30 лет)
Место смерти	Севастополь, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	авиация ВМФ
Годы службы	1930—1942
Звание
Сражения/войны	Гражданская война в Испании, Великая Отечественная война
Награды и премии

Никола́й Алексе́евич Остряко́в (17 мая 1911, Москва, — 24 апреля 1942, Севастополь) — советский лётчик морской авиации, генерал-майор (с июня 1940 года), в 1941—1942 годах командующий ВВС Черноморского флота, Герой Советского Союза (1942, посмертно).

Биография

Родился в Москве в рабочей семье.

Окончил семилетку, работал в Москве и на строительстве Турксиба (1928—1930).

В 1932 году окончил лётную школу, служил инструктором в лётной школе ГВФ и в Высшей парашютной школе Осоавиахима. С 1934 года — в рядах ВВС военно-морского флота.

Занимался испытанием парашютов новых конструкций. За достижения в парашютизме удостоен звания мастер парашютного спорта СССР (1934, в числе первых — удостоверение № 7), награждён орденом Красной Звезды (1935).

Участвовал в гражданской войне в Испании на стороне республиканских сил. Совершил более 250 боевых вылетов на бомбардировщике СБ, который освоил уже в Испании.

29 мая 1937 года звено из двух СБ под командованием Острякова, базировавшееся на Лос Алькасарес, вылетело в район Балеарских островов с задачей найти и уничтожить «Канариас» — крейсер мятежников. В 18-40 Остряков обнаружил цель стоящей на якоре близ острова Ивиса и точно положил две бомбы ФАБ-100. Первая попала в боковую башню 15-см орудий, создав местный очаг пожара, вторая пробила палубу у дымовой трубы и подожгла внутренние помещения от 94 до 145 шпангоута. Раненый корабль, однако, оказался не «Канариасом», а немецким карманным линкором «Дойчланд». По версии адмирала Н. Г. Кузнецова «с самолётов значительно труднее, чем с судов, правильно оценить обстановку, да и вмешаться в действия самолетов, когда они находятся в воздухе, не всегда возможно. По словам лётчика, их машины над островом Ивиса были обстреляны с линкора. В ответ самолёты сбросили на него бомбы, которые попали в кормовую часть корабля». 31 матрос погиб, 110 были ранены. «Дойчланд» дотянул до Гибралтара, где сдал раненых в британский военно-морской госпиталь. Республиканские власти объявили, что корабль атаковали «испанцы» Ньера и Мендиола (исп. Jos Arcega Njera, Leocadio Mendiola). В отместку немецкий флот подверг Альмерию продолжительному артобстрелу.

По возвращении в СССР Остряков последовательно командовал авиаполком (1937), авиабригадой (апрель 1939 года), ВВС Тихоокеанского флота (сентябрь 1939 года), ВВС Черноморского флота (с октября 1941 года).

В октябре 1941 года — апреле 1942 года совершил 100 боевых вылетов. Погиб на земле, вместе с Ф. Г. Коробковым, во время авианалёта немецких ВВС на ремонтные мастерские флота в Круглой бухте Севастополя.

Похоронен на кладбище Коммунаров в Севастополе.

Звания Героев Коробкову и Острякову присвоены посмертно указом от 14 июня 1942 года.

Награды

• Награждён орденом Ленина (1942), двумя орденами Красного Знамени (1937, 1937), орденом Красной Звезды (1935) и медалями.

Память

• Именем Острякова названы проспекты в Севастополе и Владивостоке, улица в Москве и Симферополе, а также железнодорожная станция Остряково в поселке Гвардейское.
• Имя Н. А. Острякова присвоено школе № 22 города Севастополя.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2967 Остряков, Николай Алексеевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.sevastopol.su/person.php?id=245 Остряков Николай Алексеевич].

Отрывок, характеризующий Остряков, Николай Алексеевич

По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая: