Отакар II (маркграф Штирии)

Отакар II (Оттокар II; нем. Otakar II; умер 28 ноября 1122) — маркграф Штирии в 1088—1122 гг. из династии Траунгау, первый правитель независимой Штирии.

Отакар II был младшим сыном Отакара I, маркграфа Карантанской марки (Штирия), и Виллибирги Эппенштейн. После смерти своего старшего брата Адальберо в 1088 году Отакар II унаследовал престол Штирии. Однако герцог Каринтии Луитпольд, пользуясь своим происхождением от первых графов Карантанской марки из дома Эппенштейнов, фактически отстранил Отакара от власти. Лишь в 1105 году Луитпольд был вынужден возвратить штирийский престол законному наследнику.

Отакар II, при сохранении каринтийского сюзеренитета над Штирией, фактически проводил самостоятельную политику. Он активно занимался основанием монастырей (Гарштейн), присоединял мелкие полунезависимые владения в Верхней Штирии. Важнейшим территориальным приобретением Отакара II стало присоединение Подравской марки, включая такие города, как Марибор и Птуй, в результате чего Штирийское графство к концу правления Отакара II простиралось от Дуная до Дравы. Более того, после смерти последнего герцога Каринтии из рода Эппенштейнов в 1122 году Штирия была выведена из подчинения Каринтии и стала самостоятельным государством. 1122 год считается годом рождения Штирийской государственности. Вместе с независимостью Отакар II получил и бывшие владения Эппенштейнов в долине Муры.

Брак и дети

• (1090) Элизабет, дочь Леопольда II, маркграфа Австрии:

Леопольд (ум. 1129), маркграф Штирии (с 1122)

Кунигунда (ум. 1161), замужем за Бернардом Спанхеймом, графом Марибора

Виллибирга (ум. 1145), замужем за Экбертом II, графом Питтена

Ссылки

• [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/otakare/otakar_2_markgraf_der_steiermark_+_1122.html Отакар II]^нем.яз.

Предшественник: Адальберо II

маркграф Штирии 1088—1122

Преемник: Леопольд

Отрывок, характеризующий Отакар II (маркграф Штирии)

«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.