Ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В книге Дугласа Адамса «Путеводитель для путешествующих автостопом по галактике» ответ на «Главный вопрос жизни, вселенной и всего такого» (англ. The Ultimate Question of Life, the Universe, and Everything) должен был решить все проблемы Вселенной. Этого ответа с нетерпением ждали все разумные расы. Он был получен в результате семи с половиной миллионов лет непрерывных вычислений на специально созданном компьютере — Думателе (Deep Thought). По утверждению компьютера, ответ был несколько раз проверен на правильность, но он может всех огорчить. Оказалось, что ответ на вопрос — «42».

В переносном смысле — ответ, который ничего не даёт. Или даёт, но в пародийном смысле.





Варианты перевода вопроса

В оригинале книги, написанной на английском языке, используется следующее формулирование вопроса: The Ultimate Question of Life, the Universe, and Everything. Существуют разные варианты его перевода на русский язык:

  • Главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого
    — Путеводитель хитч-хайкера по Галактике (перевод Вадима Филиппова, 1995—1997)
  • Основной вопрос жизни, Вселенной и всего остального
    — Автостопом по Галактике (перевод В. Баканова — М.: «АСТ», 1997)
  • Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего-всего
    — Путеводитель «Автостопом по Млечному Пути» (перевод Евгения Щербатюк)
  • Самый Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Вообще
    — Путеводитель вольного путешественника по Галактике (перевод С. М. Печкина, 2004), Так же в фильме «Автостопом по галактике»
  • Жизни, Вселенной и всего на свете
    — Путеводитель по Галактике для автостопщиков (перевод Юрия Ариновича, 25.01.2005)
  • Главный Вопрос о Жизни, Вселенной и Всяком Таком
    — Путеводитель «Автостопом по Галактике» (перевод Марии Спивак)

Поиск окончательного ответа

Согласно Путеводителю для путешествующих по Галактике, сверхразумная раса существ создала компьютер Думатель (Deep Thought) — второй по производительности за всё существование времени и Вселенной, — чтобы найти Окончательный Ответ на величайший вопрос Жизни, Вселенной и Всего Такого. После семи с половиной миллионов лет вычислений Думатель выдал ответ: «Сорок два». Реакция была такой:

— Сорок два! — взвизгнул Лунккуоол. — И это всё, что ты можешь сказать после семи с половиной миллионов лет работы?

— Я всё очень тщательно проверил, — сказал компьютер, — и со всей определённостью заявляю, что это и есть ответ. Мне кажется, если уж быть с вами абсолютно честным, то всё дело в том, что вы сами не знали, в чём вопрос.

— Но это же великий вопрос! Окончательный вопрос жизни, Вселенной и всего такого! — почти завыл Лунккуоол.

— Да, — сказал компьютер голосом страдальца, просвещающего круглого дурака. — И что же это за вопрос?

Поиск Окончательного Вопроса

Думатель предложил создать другой, ещё более великий компьютер, который будет включать в себя живых существ как часть вычислительной системы, чтобы узнать, в чём, собственно, состоит Вопрос. Этот компьютер был назван Земля и был настолько огромен, что некоторыми по ошибке воспринимался как планета. Сами исследователи, которые управляли программами, выглядели как обычные мыши. Когда оставалось около 5 минут до того, чтобы после 10 миллионов лет ожидания узнать, в чём, собственно, состоит Вопрос, Земля была разрушена вогонами из-за того, что мешала строительству гиперпространственного шоссе. Правда, в последующих книгах серии мы узнаём, что вогоны были наняты для уничтожения Земли консорциумом философов и психиатров, которые опасались, что после того, как будет обнаружен Смысл Жизни, их профессии будут, в некотором роде, больше не нужны.

Потеряв возможность узнать, в чём состоит Вопрос, выжившие после разрушения Земли мыши решили, что они сами его придумают!

Сначала они предложили использовать фразу «Что такое — жёлтое и опасное?», которая является известной английской шуткой, и ответом на неё обычно является фраза «shark-infested custard», что можно перевести как «заварной крем с акулами». Но потом решили, что данный вопрос не подходит к ответу. После чего сошлись на том, что вопрос «Сколько путей должен каждый пройти? (How many roads must a man walk down?)», который является первой строчкой из песни Боба Дилана «Blowin' in the Wind», совершенно чудесно соответствует уже имеющемуся цифровому Ответу.

В конце книги «В основном безвредна», которая является заключительной в серии, содержится последнее упоминание числа 42. Когда Артур и Форд (главные герои книги) едут в клуб «Бета», Форд говорит водителю: «Вот тут, дом сорок два… Прямо здесь!». И Земля вскоре после этой фразы была уничтожена вогонами (на этот раз во всех измерениях, а не только в том, в котором она была уже уничтожена в первой книге). Эта фраза могла бы привести к Окончательному Вопросу, гласящему: «Где всё заканчивается?»

Фишки для скрэббла

В конце первого цикла радиопостановок телевизионного сериала и книги «Ресторан на краю Вселенной» Артур Дент, последний человек и часть компьютерной матрицы, покинувший Землю-суперкомпьютер перед тем, как она была уничтожена, и, по всей видимости, носивший в своём мозгу Вопрос или часть Вопроса, пытался заставить своё подсознание выдать Вопрос следующим образом: он вынимал случайным образом из мешка фишки для игры в скрэббл с написанными на них буквами и выкладывал друг за другом. В итоге у него получилась фраза: «ЧТО ПОЛУЧИТСЯ, ЕСЛИ УМНОЖИТЬ ШЕСТЬ НА ДЕВЯТЬ? (WHAT DO YOU GET IF YOU MULTIPLY SIX BY NINE?)». Помимо того, что шестью девять равно пятидесяти четырём, из набора фишек для скрэббла невозможно составить такую фразу, просто потому, что там всего две буквы «Y», а не четыре, как в получившемся предложении. Но фишки, которые Артур использовал в книге, были сделаны им самим по памяти, так что, возможно, его подсознание подсказало ему, какие и сколько букв надо сделать.

— Шестью девять. Сорок два.

— Именно. И это всё.

Предлагались различные варианты объяснения этой ошибки. Причина может быть в том, что Земля как мега-компьютер работала неправильно из-за аварийной посадки голгафринчан, потомки которых заменили коренное население планеты. Это, скорее всего, и привело к ошибке в вычислениях и повлекло за собой неверный Вопрос, который всё время был у Артура в мозгу.

Позже некоторыми читателями было подмечено, что на самом деле арифметическое выражение 6 × 9 = 42 нисколько не ошибочно, если применять тринадцатеричную систему исчисления взамен общепринятой десятичной. Дуглас Адамс позже утверждал, что во время написания книги он и не подозревал об этом, поясняя: «Никто не пишет шуток про тринадцатеричные системы […] Я, может быть, покажусь довольно скучной личностью, но я не использую тринадцатеричную систему в своих шутках».

В русском переводе книги фраза была заменена на правильную с арифметической точки зрения: «чему равно произведение шести и семи» (Перевод В. И. Генкина, С. В. Силаковой). В переводе В. Филиппова сохранён оригинальный вариант. Возможно, изменение перевода — ошибочная редакторская правка (необходим комментарий переводчиков).

Мнение Дугласа Адамса

На всём протяжении карьеры Дугласа Адамса огромное количество раз спрашивали, почему он выбрал именно число 42. Предлагалось много теорий, но все они были отвергнуты. Но однажды, 3 ноября 1993 года, он всё-таки дал свой ответ[1][2] в USENET-конференции alt.fan.douglas-adams:

Ответ на это очень прост. Это была шутка. Это должно было быть число — обычное, небольшое число — и я выбрал это. Двоичное представление, тринадцатеричная система счисления, тибетские монахи — всё это полнейшая бессмыслица. Я сидел за своим столом, уставившись в сад, и подумал: «42 подойдёт». И напечатал его. Вот и вся история.

Упоминания

  • Радиотелескоп Allen Telescope Array, использующийся SETI, состоит ровно из 42 спутниковых антенн-тарелок в качестве отсылки к Дугласу Адамсу[3][2].
  • Текстовый редактор Vim также имеет пасхальное яйцо на тему 42: если в командном режиме ввести «: help 42», на экран будет выведен текст:

What is the meaning of life, the universe and everything? *42* Douglas Adams, the only person who knew what this question really was about is now dead, unfortunately. So now you might wonder what the meaning of death is…


В чём заключён смысл жизни, вселенной и всего такого? *42* Дуглас Адамс, единственный человек, знавший, о чём на самом деле этот вопрос, сейчас мёртв, к сожалению. Теперь вы можете поинтересоваться, в чём же смысл смерти…

  • Если ввести в базе знаний WolframAlpha вопрос «What is the meaning of life» («В чём смысл жизни?») или другую подобную формулировку, то в качестве ответа система выдаёт 42[4].
  • В сервисе «Калькулятор», предоставляемом Google, введена константа «Ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого»[5][6].
  • В сериале «Остаться в Живых» («Lost») — одно из чисел, которое необходимо было набирать на компьютере в бункере, было 42 («4», «8», «15», «16», «23», «42»). Один из режиссёров в интервью подтвердил, что число 42 было выбрано в качестве отсылки к «Автостопом по Галактике»[2][7].
  • В визуальной новелле Steins;Gate один из героев на вопрос «Кто ты?» отвечает «42».

Напишите отзыв о статье "Ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого"

Примечания

  1. [groups-beta.google.com/group/alt.fan.douglas-adams/msg/d1064f7b27808692?dmode=source Douglas Adams «answer» at alt.fan.douglas-adams]
  2. 1 2 3 Jesus Diaz. [io9.com/5659984/today-is-the-ultimate-answer-to-the-ultimate-question-of-life-the-universe-and-everything Today Is 101010: The Ultimate Answer to the Ultimate Question]. [io9.com/about io9.com] (10 октября 2010). [web.archive.org/web/20140111080208/io9.com/5659984/today-is-the-ultimate-answer-to-the-ultimate-question-of-life-the-universe-and-everything Архивировано из первоисточника 11 января 2014].
  3. Jacqui Hayes. [web.archive.org/web/20120331053158/www.cosmosmagazine.com/node/3593/full Silent witness]. Cosmos (апрель 2010). — «Nevertheless, the institute continues with its challenging task, and the first phase of the Allen array - 42 antennas - is already operating. The number was chosen as a salute to Douglas Adams' satirical science fiction novel The Hitchhiker's Guide to the Galaxy, in which the number 42 is the 'answer' to the meaning of life, the universe and everything.»  Проверено 7 декабря 2015.
  4. [www.wolframalpha.com/input/?i=answer+to+life%2C+the+universe%2C+and+everything answer to life, the universe, and everything]. Wolfram|Alpha.
  5. [www.google.ru/search?hl=ru&q=%CE%F2%E2%E5%F2+%ED%E0+%E3%EB%E0%E2%ED%FB%E9+%E2%EE%EF%F0%EE%F1+%E6%E8%E7%ED%E8%2C+%E2%F1%E5%EB%E5%ED%ED%EE%E9+%E8+%E2%F1%E5%E3%EE+%F2%E0%EA%EE%E3%EE+%3D Ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого]
  6. [www.google.com/search?hl=en&q=the+answer+to+life,+the+universe,+and+everything+%3D&btnG=Search the answer to life, the universe, and everything ]

Литература

  • Mathematics in popular culture: essays on appearances in film, fiction, games, television and other media / edited by Jessica K. Sklar and Elizabeth S. Sklar; foreword by Keith Devlin. — 2012. — ISBN 978-0-7864-4978-1.

Ссылки


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого

Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.