Отделение церкви от государства

Отделение церкви от государства — принцип взаимоотношений государства и церкви, предполагающий отказ государства от вмешательства в дела церкви; свободу граждан от принуждения к исповеданию той или иной религии; отсутствие закрепленных за церковью государственных функций.

Варианты определения

Помимо определения, которое приведено в преамбуле статьи и основано на «Большом энциклопедическом словаре», имеются другие варианты определения этого термина.

В частности, согласно определению БСЭ, отделение церкви от государства — «принцип, отвергающий вмешательство государства во внутренние дела церкви, предполагает отказ от участия церкви в государственном управлении и свободу граждан от принуждения к исповеданию той или иной религии».

Согласно «Атеистическому словарю», отделение церкви от государства — «проводимое государством на основе невмешательства во внутрицерковные дела (богослужебные, канонические) отстранение церкви от участия в государственном управлении (изъятие из её ведения актов гражданского состояния, упразднение института военных капелланов и др.), запрещение преподавания религиозных вероучений в школе и отказ государства от принуждения граждан к исповеданию той или иной религии».

История

Франция

Полный текст «Закона о разделении церквей и государства» в переводе с французского на русский язык приведен в работе «Столетие французского закона о разделении церквей и государства». (Указанный полный текст имеет незначительные отличия от перевода, приводимого в данной статье.)

Законом от 9 декабря 1905 года во Франции установлен принцип разделения церквей и государства. «Этот принцип разделения религиозных организаций и государства, не имеющий ничего общего с антирелигиозным поведением, имеет два основных постулата»:

• отказ французского государства от оценки религиозного содержания того или иного движения;
• отсутствие государственной или общеобязательной религии.

Статья 1 Закона о разделении церквей и государства гласит:

Республика обеспечивает свободу совести. Она гарантирует свободное отправление культов с единственными ограничениями, предписанными далее в интересах общественного порядка.

Статья 2 указывает следующее:

Республика не признает, не оплачивает, не субсидирует никакую религию. Следовательно, начиная с 1 января последующего за датой обнародования настоящего Закона года, будут отменены в бюджетах государства, департаментов и коммун все расходы, относящиеся к отправлению культов. Однако в указанные бюджеты могут быть включены расходы на функционирование капелланских служб и на обеспечение свободного исповедания религий в таких государственных учреждениях как лицеи, колледжи, школы, хосписы, приюты и тюрьмы.

Таким образом, «законодательство Франции не препятствует оказанию государством и местными самоуправлениями финансовой помощи религиозным организациям в определенных условиях». (Более того, интересно отметить, что французский закон явно указывает на допустимость финансирования капелланских служб.)

Фактическая ситуация в итоге такова:

директор по учебе Высшей школы социальных наук и директор

по исследованиям Национального центра социальных исследований (CNRS) Эмиль Пуля обосновывает вывод о том, что:

• Республика «признает» (все-таки);
• Республика «субсидирует и оплачивает» (все-таки);
• Республика «финансирует и освобождает от налогов» (все-таки).

— Доктор юридических наук, профессор РАНХиГС И. В. Понкин

Советская Россия и Советский Союз

В Викитеке есть полный текст Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви

В Советской России отделение церкви от государства было провозглашено декретом СНК РСФСР от 23 января (5 февраля) 1918 года, содержание которого, однако, было гораздо шире.

Декрет, провозглашая 1) отделение церкви от государства (статья 1) и 2) свободу «исповедывать любую религию или не исповедывать никакой» (статья 3), в то же самое время 3) запрещал религиозное образование «во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы», 4) лишал религиозные организации каких-либо прав собственности и прав юридического лица (статья 12) и 5) объявлял о переходе «имущества существующих в России церковных и религиозных обществ» в народное достояние (статья 13).

Согласно историку Ричарду Пайпсу, несмотря на декларативные заявления о свободе вероисповедания, «действительный смысл декрета означал смертный приговор церковным учреждениям».

Отметим, что официальные оценки декрета во времена СССР были неизменно положительными.

Современность

Российская Федерация

Статья 14
1. Российская Федерация — светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.
2. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом.

Светский характер государства закреплен в пункте 1 статьи 14 ныне действующей Конституции России, пункт 2 той же статьи предусматривает отделение религиозных объединений от государства.

Связь с другими понятиями

Отделение церкви от государства связано со светским характером государства:

Отделение религиозных объединений от государства и запрет на установление общеобязательной религии являются важнейшими составляющими существенных признаков светскости государства. Но столь же важными составляющими, по нашему мнению, являются и отделение от государства объединений, деятельность которых направлена на распространение идеологии, и запрет на установление общеобязательной идеологии.

— И. В. Понкин

См. также

• Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви
• Клерикализм
• Лаицизм
• Секуляризация (история)
• Секуляризм
• Свобода вероисповедания
• Свобода совести

Литература

• [ateism.academic.ru/23403/ОТДЕЛЕНИЕ_ЦЕРКВИ_ОТ_ГОСУДАРСТВА Отделение церкви от государства] // Атеистический словарь / Абдусамедов А. И., Алейник Р. М., Алиева Б. А. и др.; Под общ. ред. М. П. Новикова. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Политиздат, 1985. — 512 с.

Ссылки

• [www.pravmir.ru/cerkov-otdelena-ot-gosudarstva/ Что значит: «Церковь отделена от государства»] // Православие и мир, 10.12.2009

Отрывок, характеризующий Отделение церкви от государства

– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.