Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД СССР

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: yellow; background-color: #DC143C" colspan="2"> Боевой путь </td></tr>

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: yellow; background-color: #DC143C" colspan="2"> Отдельная мотострелковая бригада особого назначения войск НКВД СССР </td></tr>
Войска:	внутренние войска НКВД
Род войск:	мотострелковые войска
Формирование:	2 октября 1941 года
Расформирование (преобразование):	5 октября 1943 года
Предшественник:	Войска Особой группы при НКВД СССР
Преемник:	ОООН НКГБ СССР
Великая Отечественная война 1941—1942: Битва за Москву 1941—1943: разведывательно-диверсионные операции и партизанская война на оккупированных территориях РСФСР, УССР и БССР

Запрос «ОМСБОН» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Отдельная мотострелковая бригада особого назначения войск НКВД СССР (ОМСБОН) — советское воинское соединение, входившее в состав IV (партизанского) управления НКВД СССР.

История

27 июня 1941 года (по другим данным — 26 июня), в первые дни Великой Отечественной войны, на московском стадионе «Динамо» началось формирование Войск Особой группы при НКВД СССР.

Первоначально Войска Особой группы НКВД были организационно сведены в 5 отрядов приблизительно по 100 человек в каждом, плюс сапёрно-подрывная рота численностью около 90 человек.
Старший комначсостав Войск Особой группы НКВД:

• начальник — комбриг П. М. Богданов;
• военный комиссар — военинженер 1-го ранга (впоследствии — капитан госбезопасности) А. А. Максимов;
• заместитель начальника — полковник М. Ф. Орлов;
• начальник штаба — полковник В. В. Гриднев.

Уже через несколько дней все отряды Войск Особой группы НКВД СССР подверглись переформированию в две мотострелковые бригады особого назначения (батальонного состава):

• 1-я мотострелковая бригада особого назначения (1-я мсбрОН; командир — полковник М. Ф. Орлов) сформирована 6 июля 1941 года в составе четырёх батальонов:
  • 1-й батальон — из личного состава слушателей учебных заведений союзных НКВД и НКГБ;
  • 2-й батальон — из посланцев Коминтерна: эмигрантов-антифашистов (испанцев, болгар, немцев, австрийцев, чехов и др.), костяк которых составляли бывшие бойцы и командиры интернациональных бригад, сражавшихся в Испании с франкистским режимом;
  • 3-й и 4-й батальоны — добровольцы из числа представителей рабочей молодежи, а также спортсменов: преподавателей и студентов Государственного центрального ордена Ленина института физической культуры, и воспитанников всех без исключения добровольных спортивных обществ столицы.
• 2-я мотострелковая бригада особого назначения (2-я мсбрОН; командир — подполковник Н. Е. Рохлин) сформирована 16 июля 1941 года: её костяк составляли сотрудники органов госбезопасности и внутренних дел, в том числе милиции и пожарной охраны, а также в немалом количестве добровольцы из числа студентов московских ВУЗов.

3 октября 1941 года Приказом НКВД № 001435 Особая группа при НКВД СССР была реорганизована во 2-й (зафронтовой — разведка, террор и диверсии в тылу противника) отдел НКВД СССР (начальник — старший майор госбезопасности П. А. Судоплатов).
Войска Особой группы НКВД днём ранее 2 октября 1941 года были сведены в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения войск НКВД СССР (полкового состава), которую напрямую подчинили вышеупомянутому 2-му отделу НКВД СССР (с 18 января 1942 года Приказом НКВД № 00145 — 4-е [диверсионное] управление НКВД СССР).

Первым командиром Отдельной мотострелковой бригады особого назначения войск НКВД (ОМСБОН) стал полковник М. Ф. Орлов, до перевода в Войска Особой группы НКВД занимавший должность начальника Себежского военного училища войск НКВД.
Начальником инженерной службы ОМСБОН в октябре 1941 года был назначен майор М. Н. Шперов (с июля по октябрь 1941 года — начальник инженерной службы 1-й мсбрОН войск Особой группы НКВД), с марта по октябрь 1943 года — заместитель командира ОМСБОН, и. о. командира ОМСБОН.
Соединение находилось в непосредственном подчинении у Л. П. Берии.

5 октября 1943 года Приказом НКГБ СССР № 00282 на основе ОМСБОН был сформирован Отдельный отряд особого назначения НКВД—НКГБ СССР (ОООН), который был передан в оперативное подчинение НКГБ СССР и имел штатную численность в 1650 человек. В его состав входили:

• 1-й парашютно-десантный батальон минёров (бывший 1-й мотострелковый полк ОМСБОН);
• 2-й парашютно-десантный батальон минёров (бывший 2-й мотострелковый полк ОМСБОН).

Командир ОООН — полковник В. В. Гриднев, с ноября 1943 года его сменил полковник М. Ф. Орлов, заместитель командира — майор С. В. Иванов.
Эта войсковая часть была более чётко ориентирована на решение разведывательно-диверсионных задач.

3 октября 1945 года ОООН был расформирован совместным приказом Наркомов Внутренних дел и Госбезопасности.

Состав

В состав ОМСБОН войск НКВД СССР входили:

• Управление (штаб и политотдел);
• 1-й мотострелковый полк (командир — подполковник Н. Е. Рохлин, но вскоре его сменил полковник В. В. Гриднев; создан на базе 1-й мсбрОН войск Особой группы НКВД);
• 2-й мотострелковый полк (командир — майор С. В. Иванов; создан на базе 2-й мсбрОН войск Особой группы НКВД);
• Миномётная батарея;
• Противотанковая батарея;
• Инженерно-сапёрная (в ряде случаев встречается наименование сапёрно-подрывная) рота;
• Рота парашютно-десантной службы;
• Рота связи;
• Автомобильная рота;
• Школа младшего командного и начальствующего состава;
• Подразделения материально-технического обеспечения.

1-й и 2-й мотострелковые полки были четырёх- и трёхбатальонного состава соответственно; мотострелковые батальоны — трёхротного состава; мотострелковые роты имели в своём составе 3 мотострелковых и 1 пулемётный взвод.

Основу личного состава бригады составляли сотрудники НКВД и НКГБ, а также добровольцы-спортсмены: 400 студентов и преподавателей Государственного центрального института физической культуры, члены ЦДКА и общества «Динамо», комсомольцы.

После завершения формирования в состав мотострелковой бригады входило около 25 000 человек, из них две тысячи иностранцев (около 100 болгар, 125 испанцев, немцы, австрийцы, американцы, китайцы, вьетнамцы, поляки, чехи и румыны), являвшихся политическими иммигрантами и проживавшими в СССР.
В состав соединения входили лучшие советские спортсмены (в том числе чемпионы по боксу — С. С. Щербаков и Н. Ф. Королёв, лёгкой — братья Знаменские и тяжёлой атлетике — Н. И. Шатов, лыжному спорту — Л. А. Кулакова, и многие другие), впоследствии они стали основой диверсионных формирований, посылавшихся на фронт и забрасывавшихся в тыл врага.

Иностранцы

• Вьетнамцы. Из шести установлены имена пятерых: Ли Нам Тхань, Ли Тхук Тят, Выонг Тхун Тинь, Ли Ань Тао, Ли Фу Шан. Все они были награждены (некоторые посмертно) советскими боевыми наградами.

Деятельность

Перед бригадой были поставлены следующие задачи: ведение разведопераций против Германии и её сателлитов, организация партизанской войны, создание агентурной сети на территориях, находящихся под немецкой оккупацией, руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой с целью дезинформации противника.

Во время битвы за Москву ОМСБОН в составе 2-й мотострелковой дивизии особого назначения войск НКВД использовалась на передовой, но и в этот период в её составе формировались боевые группы предназначенные к заброске во вражеский тыл.

7 ноября 1941 года сводный батальон ОМСБОН участвовал в легендарном параде на Красной площади в Москве.

В ноябре—декабре 1941 года Сводный (Особый) отряд ОМСБОН НКВД (именовавшийся в приказах Западного фронта — Отряд инженерных войск НКВД) ставил минно-взрывные заграждения и проводил минно-подрывные работы перед наступающим противником на подступах к Москве в полосе вышеупомянутого Западного фронта.

Зимой 1941/1942 годов, мобильные отряды ОМСБОН (отряд № 4/70 «Митя» под командованием Д. Н. Медведева, и др.) провели множество дерзких рейдов и налётов в тылу немцев.

С 1942 года основной задачей бригады стала подготовка отрядов для действий в тылу противника. Уже к началу осени 1942 года в тыл врага было заброшено 58 таких отрядов. Как правило, они превращались затем в крупные партизанские отряды (отряд «Победители» под командованием всё того же Д. Н. Медведева, партизанская бригада «Неуловимые» под командованием М. С. Прудникова, и др.). За время войны было сформировано 212 отрядов и групп общей численностью 7316 человек.

Результаты

В целом, в результате действий бригады было пущено под откос 1415 вражеских эшелонов с живой силой, техникой, боеприпасами, горючим, а также 5 бронепоездов; уничтожено 1232 паровоза; 13 181 вагонов, платформ и цистерн; 2323 автомашины, тягачей, мотоциклов; подорвано 92,2 км рельсовых путей; взорвано 335 железнодорожных и шоссейных мостов. Движение поездов приостанавливалось более 450 раз. Было уничтожено 145 танков и бронемашин, сбит 51 самолёт. Выведено из строя около 700 км кабеля телефонно-телеграфных линий, в том числе до 240 км кабеля, связывавшего командование немецкого Восточного фронта с гитлеровской ставкой. Осуществлено более 400 других диверсионных актов, в результате которых в частности было взорвано и сожжено 344 промышленных предприятия и склада. Также было проведено 1084 боевых столкновения с противником, разгромлено 122 гарнизона, жандармских и полицейских управлений, комендатур и штабов. В открытом бою и в результате диверсионных актов было уничтожено 136 130 солдат и офицеров противника. Было ликвидировано 87 видных представителей гитлеровских оккупантов, 2045 фашистских агентов и пособников врага. В качестве трофеев было захвачено 45 орудий, миномётов и пулемётов; более 850 винтовок и автоматов; 21 танков, самоходных орудий и тягачей; более 100 мотоциклов и велосипедов.

7103 военнослужащих ОМСБОН были награждены орденами и медалями, свыше 20 стали Героями Советского Союза.

Память

• Памятник в районе деревни Хлуднево (Калужская область), на месте боя лыжного отряда из 27 бойцов ОМСБОН с батальоном противника 23 января 1942 года;
• Памятник двадцати двум лыжникам-чекистам в Москве, на улице Гостиничная, у станции метро «Владыкино»;
• Памятник у хутора Пятихатка Клинцовского района Брянской области, на месте боя разведгруппы П. М. Куриленко 12—14 мая 1942 года (установлен в 1975 году);
• В 1975 году в Москве был открыт Музей боевой славы Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД при школе № 37 (Москва, улица Столетова, дом 3);
• В сентябре 1979 года в Брянске был открыт Музей боевой славы Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД (ОМСБОН) при школе № 53.

См. также

• ЧОН
• Партизанский отряд «Победители»

Литература и источники

• Ржевцев Ю. П. [forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=323.msg3953#msg3953 ОМСБОН войск НКВД/ОООН НКГБ СССР]. VIII—Спецслужбы — досье. Форум Поисковых Движений (15 октября 2008). Проверено 1 апреля 2016.
• Давыдов И. Ю. [militera.lib.ru/memo/russian/davydov_iu/index.html Юность уходит в бой]. — М.: Воениздат, 1973.
• Юркин И. Я. У нас особое задание. — М., 1973.
• Динамовцы в боях за Родину / сост. А. Андреев. — М., 1975.
• Зевелев А. И., Курлат Ф. Л., Казицкий А. С. [militera.lib.ru/h/zevelev_ai/index.html Ненависть, спрессованная в тол]. — М.: Мысль, 1991.

Ссылки

• [www.golos-epohi.ru/?ELEMENT_ID=10359 АМНИСТИРОВАННЫЕ ЧЕКИСТЫ 1930-х гг. В ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ]

Отрывок, характеризующий Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД СССР

– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.