Отелло

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Отелло (пьеса)»)
Перейти к: навигация, поиск
Отелло, венецианский мавр
The Tragedy of Othello, The Moor of Venice
Жанр:

трагедия

Автор:

Шекспир, Уильям

Язык оригинала:

Английский

Дата написания:

1604 год

Дата первой публикации:

1622 год

Текст произведения в Викитеке

«Оте́лло, венециа́нский мавр» (англ. The Tragedy of Othello, The Moor of Venice, часто кратко «Отелло» по имени главного героя) — трагедийная пьеса Уильяма Шекспира, написанная около 1604 года. Сюжет пьесы основан на произведении Джиральди Чинтио «Венецианский мавр».





История создания

Уильям Шекспир заимствовал свои сюжеты буквально отовсюду — из старинных хроник, новелл и моряцких рассказов. Отелло был мавром. Ма́врами называли в средневековой Западной Европе мусульманское население Испании и части Северной Африки — арабов и берберов, захвативших эти территории в ходе второй волны арабских завоеваний. Они были хорошими моряками и воинами. Может быть, прототипом литературной трагедии явился итальянец по имени Маурицио Отелло. Он командовал венецианскими войсками на Кипре с 1505 по 1508 год и потерял там свою жену при крайне подозрительных обстоятельствах. Киприоты очень гордятся, что Дездемону душили именно на их острове, и охотно показывают туристам замок Отелло в ФамагустеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2933 дня].

Сюжет

Отелло, мавр, снискал себе славу как великолепный полководец. Он знакомится с Дездемоной, дочерью Брабанцио. Поражённая его рассказами о военных кампаниях, девушка влюбляется в Отелло и тайно с ним венчается. Брабанцио обращается к дожу Венеции, полагая, что мавр влюбил в себя Дездемону посредством колдовства. Однако Отелло удаётся убедить всех, что Дездемона совершенно свободна в своей воле: «Она меня за муки полюбила, а я её за состраданья к ним». Он получает назначение принять командование отдалённым гарнизоном и уезжает туда с молодой женой.

Его помощник Яго и дворянин Родриго, влюблённый в Дездемону и чуть было не покончивший жизнь самоубийством, готовят заговор. Они хотят убрать Отелло и занять его место. Яго убеждает Отелло, что Дездемона — любовница Кассио, молодого подчинённого Отелло. Яго заводит с Кассио разговор о его девушке, прохаживаясь по двору мимо места, где спрятался Отелло. У мавра, который слышит лишь часть фраз, складывается впечатление, что речь идёт о его жене. Он начинает верить Яго и ревновать Дездемону. Для того, чтобы окончательно уверить Отелло в неверности Дездемоны, Яго подкладывает Кассио её платок, подарок мужа. Отелло находит у молодого человека это «доказательство измены». Яго советует Отелло убить Дездемону во сне. А Отелло приказывает Яго убить Кассио. Вынеся приговор неверной заранее, Отелло обвиняет Дездемону. Он не слушает ни её, ни Эмилию, жену Яго, которая пытается уверить ревнивца в том, что жена его — невинней ангела, что она и в мыслях не держала ничего подобного. Яго и Родриго идут к Кассио, и Родриго ранит Кассио в ногу, а потом хитрый Яго убивает наивного Родриго. Приходит охрана, другие люди и забирают Кассио и труп Родриго. Яго говорит, что защищал Кассио, а Родриго он не убивал.

Когда Дездемона легла на кровать, мавр начал говорить ей всё, что, как он полагает, знает. Но жена всё отрицает. Потрясённый «лживостью» и «ранней испорченностью» столь юной девушки (ведь он слышал речи Кассио своими ушами, видел свой подарок в его руках своими глазами!), Отелло душит Дездемону[1] (в некоторых русских переводах, в частности в русском переводе Пастернака, Отелло душит Дездемону, а после, услышав приближение Эмилии, закалывает[2]).

Входят стражники, Яго, жена Яго, Кассио и другие люди, они слышат стон умирающей Дездемоны. Жена Яго говорит всю правду всем, раскрывая планы мужа, и разъярённый Яго закалывает её. А Отелло, не в силах вынести известия о том, что он своими руками убил любящую и верную супругу, разбил своё счастье, выносит сам себе смертный приговор и закалывается. Яго арестован, и все уходят.

А. С. Пушкин писал: «Главная трагедия Отелло не в том, что он ревнив, а в том, что он слишком доверчив!»

Действующие лица

  • Дож Венеции
  • Брабанцио, сенатор
  • Другие сенаторы
  • Грацьяно, брат Брабанцио
  • Отелло, благородный мавр, на службе Венецианской республики
  • Кассио, его лейтенант
  • Яго, его хорунжий
  • Родриго, венецианский дворянин
  • Монтано, предшественник Отелло по управлению Кипром
  • Шут, слуга Отелло
  • Дездемона, дочь Брабанцио и жена Отелло
  • Эмилия, жена Яго
  • Бьянка, куртизанка
  • Моряк, Гонец, Герольд, офицеры, дворяне, музыканты, свита, стража и слуги

Место действия

Переводы на русский язык

  • «Отелло» — пер. М. Лозинский
  • «Отелло, венецианский мавр» — пер. П. Вейнберг
  • «Отелло, венецианский мавр» — пер. Б. Н. Лейтин
  • «Трагедия Отелло, Мавра Венецианского» — пер. В. Рапопорт
  • «Отелло» — пер. О. Сороки
  • «Отелло, венецианский мавр» — пер. М. М. Морозова
  • «Отелло, венецианский мавр» — пер. А. Л. Соколовского
  • «Отэлло» — пер. П. А. Каншина
  • «Отелло» — пер. А. Радловой
  • «Отелло» — перевёл Б. Л. Пастернак.

Постановки

Первая постановка в октябре 1604 в лондонском театре «Глобус» (Отелло — Р. Бёрбедж).

Постановки в России

Последующие постановки в Александринском театре: 1836 (пер. И. И. Панаева; Отелло — В. А. Каратыгин, Яго — Я. Г. Брянский), 1844; 1859; 1882; 1899 (Отелло — М. В. Дальский, Яго — Г. Г. Ге).

Из постановок провинциальных театров:

Из советских постановок:

Экранизации

«Отелло» экранизировался множество раз. Выделены наиболее значимые.

«Отелло» в музыке

«Отелло» в культуре

  • Именами главных персонажей пьесы названы два популярных сорта бузульника — декоративного растения из семейства Астровые: Ligularia dendata ‘Desdemona’ и Ligularia dendata ‘Othello’. У обоих сортов листовая пластина сверху зеленоватая, а снизу — более тёмная, близкая к кроваво-красной; у сорта Othello красные жилки листа на просвет напоминают кровеносные сосуды.
  • В фильме «О бедном гусаре замолвите слово» главный герой знакомится со своею любовью при показе пьесы, где она играет Дездемону, а её отец, игравший Отелло, впоследствии окажется в тюрьме.
  • Фразу «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить» иногда ошибочно приписывают Отелло. На самом деле она из пьесы «Заговор Фиеско в Генуе» (1783) немецкого поэта Иоганна Фридриха Шиллера.
  • Отелло — манга, 2001—2004 годы. Мангака: IKEZAWA Satomi.Количество томов: 7
  • Othello, der Mohr in Wien (ТВ) Германия (ФРГ) (1965) Мюзикл, режиссёр Gandolf Buschbeck, композитор Ferdinand Kringsteiner
  • Отелло-67 — мультфильм, «Союзмультфильм», СССР, 1967 год. Режиссёр — Федор Хитрук.
  • Дездемона - персонаж видеоигры "Fallout 4", руководительница организации "Подземка".

В астрономии

Напишите отзыв о статье "Отелло"

Примечания

  1. [en.wikisource.org/wiki/The_Tragedy_of_Othello,_The_Moor_of_Venice Оригинальный текст <<Отелло>> в Викитеке].
  2. [lib.guru.ua/SHAKESPEARE/shks_othello.txt <<Отелло>> в переводе Пастернака].

Ссылки

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.
  • [lib.ru/SHAKESPEARE/shks_othello6.txt «Отелло»] в Библиотеке Максима Мошкова
  • [lib.o56.ru/koi/SHAKESPEARE/shks_othello9.txt Перевод А.Радловой 1939 г.], раскритикованный в книге Чуковского [www.chukfamily.ru/Kornei/Prosa/Vysokoe/vysokoe.htm Высокое искусство]
  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_184.php Театральная энциклопедия, автор Л. Шн.]
  • [mir-dali.ru/library/teatr-musey-dali-v-figerase67.html Отелло, видящий сон о Венеции]
  • [www.w-shakespeare.ru/ Уильям Шекспир — материалы о жизни и творчестве]
  • [www.rus-shake.ru/translations/Othello/ «Отелло» в русских переводах] в БД «Русский Шекспир»

Отрывок, характеризующий Отелло

– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.