Отказник совести

Отка́зник совести (также отказчик совести, или отказник по мотивам совести, или отказник от военной службы по убеждениям совести, или отказник по совести, или сознательный отказчик) — человек, который считает аморальным убийство людей на войне и отказывается от военной службы по этическим или религиозным соображениям. В русскоязычной версии Международного пакта о гражданских и политических правах соответствующий английский термин («conscientious objector») переводится как «лицо, отказывающееся от военной службы по политическим или религиозно-этическим мотивам».

Не все государства допускают отказ от военной службы по убеждениям, хотя в последние десятилетия статус отказника совести получает все более широкое признание в мире.

Существует несколько типов отказников совести: те, кто отказывается от участия в боевых действиях, те, кто в принципе уклоняется от воинской службы, те, кто отказывается работать в любой сфере, связанной с войной. Хотя к отказникам совести во всех странах мира всегда относились с прохладцей, самым суровым наказанием, от тюремного заключения до смертной казни, подвергались те, кто отказывался от какого бы то ни было участия в военных мероприятиях.

Отказ от воинской службы по убеждениям является формой индивидуального протеста, актом сопротивления моральному злу, который может сопровождаться нарушением закона в тех странах, которые не признают юридического статуса отказников совести. Наиболее радикальные формы протеста не санкционируются даже в самых либеральных странах – например, отказ от уплаты налогов, идущих на военные нужды, или отказ от регистрации на призывных пунктах. Отказ по убеждениям совести, таким образом, разделяет с философией гражданского неповиновения представление о том, что человек имеет моральное право отвергать требования государства.

В 1987 Комиссия ООН по правам человека приняла резолюцию, определяющую отказ от воинской службы по убеждениям как «законное проявление свободы мысли, совести и религии». Это определение было подтверждено в последующих резолюциях, а в 1995 Комиссия призвала все страны-члены ООН «...если они до сих пор этого не сделали, принять законодательство и осуществить меры по освобождению от воинской службы на основе искренних убеждений».

История

Отказы от военной службы по религиозным убеждениям известны еще с первых веков христианства. Сохранились имена некоторых римлян-христиан, казнённых за отказ носить оружие: Максимилиан, Маркелл Танжерский, Кассиан и др.

В Российской империи случаи отказа от военной службы по религиозным убеждениям известны, по крайней мере, со второй половины XVIII века. В основном это были представители крайних толков старообрядчества и духовные христиане: духоборы, молокане и др. В дневнике генерала Н.Муравьева-Карского сохранилась запись о пяти крестьянах Тамбовской губернии, присланных в 1818 г. на Кавказ "для исправления и приучения к воинской дисциплине". Их прислали за отказ служить в солдатах. Несколько раз их наказывали кнутом, прогоняли сквозь строй, но они продолжали говорить: "Все люди равны, не будем убивать на войне людей-братьев. Можете на куски резать нас, мы не сдадимся, не наденем шинели, не будем пайка есть, не будем солдатами...".

Отказничество от военной службы по мотивам совести стало сравнительно широко заметным с 1874 г. с введением всеобщей воинской службы. Отдельные случаи, когда члены религиозных групп отказывались носить оружие, имели место и раньше, но они оставались скорее случайными примерами. Исключение составляли меннониты, которым Екатериной II было даровано право служить в качестве лесничих. Однако духоборы за отказ от военной службы подвергались жестоким преследованиям.

В XIX веке в Пруссии меннонитов освобождали от воинской повинности, если они платили военный налог.

Во время Первой мировой войны во Франции отказников совести расстреливали, в Австро-Венгрии и в Германии их отправляли в тюрьмы или в психиатрические лечебницы.

Первой в мире страной, законодательно признавшей право на отказ от военной службы по пацифистским убеждениям была Великобритания. Второй в 1917 г. стала Дания. В Великобритании отказникам совести давали освобождение от службы в действующей армии с прохождением альтернативной службы в небоевых частях, например, в Санитарной Службе Друзей. Тем, кто на это был не согласен, предлагали взамен обязательную гражданскую службу. Тех же, кто отказывался даже от такой альтернативы, называли «абсолютистами» и отправляли в тюрьмы.

В начале XX века в Российской империи было примерно 10-15 случаев отказа от военной службы в год. Во время Первой мировой войны отказников приговаривали к расстрелу, но, как правило, заменяли его на пожизненные каторжные работы. По неполным официальным данным было осуждено 837 человек, 370 из которых составляли баптисты и евангельские христиане. После Февральской революции Временное правительство амнистировало лиц, осуждённых по таким обвинениям. Результатом переговоров А. Ф. Керенского и В.Г.Черткова стал указ об учреждении альтернативной гражданской службы для всех отказников по религиозным убеждениям, однако в силу он так и не вступил.

В декрете ВЦИК РСФСР от 22 апреля 1918 г. «Об обязательном обучении военному искусству» предписывалось привлекать верующих, отказывающихся по своим религиозным убеждениям от военной службы в процессе обучения только к тем обязанностям, которые не были связаны с употреблением оружия. С октября 1918 г. по распоряжению Л. Д. Троцкого данная категория граждан зачислялись в санитарную армейскую команду. Декрет СНК РСФСР «Об освобождении от военной повинности по религиозным убеждениям» от 4 января 1919 г. декларировал освобождение от военной службы людей, считавших для себя невозможным нести воинскую службу по религиозно-этическим мотивам, с заменой её «санитарной службой преимущественно в заразных госпиталях или иной соответствующей общеполезной работой по выбору самого призывника». При этом народный суд должен был запросить созданный в октябре 1918 года общественный Объединенный совет религиозных общин и групп об экспертизе — действительно ли вероисповедание призывника запрещает ему проходить военную службу. Наркомат юстиции РСФСР в свою очередь (Постановление от 5 июля 1919 года и Циркуляр от 4 августа 1920 года) ввел ответственность Объединенного совета религиозных общин и групп за достоверность сведений об антивоенных взглядах лиц, желающих уклониться от призыва в армию, а также право народного суда отклонить результаты экспертизы этой организации. 21 декабря 1920 года было опубликовано Постановление Совнаркома, которое лишило Объединенный совет религиозных групп и общин права на экспертизу по ходатайствам об освобождении от воинской повинности. Отныне вопрос освобождения решал исключительно народный суд. Однако с ноября 1923 г. закон об альтернативной службе фактически перестал применяться в отношении баптистов, адвентистов и евангельских христиан. Освобождались от военной службы лишь меннониты, духоборы, молокане и нетовцы. Как признал в 1924 г. В. Д. Бонч-Бруевич, «на основе этого декрета получили освобождение от военной службы всего 657 человек за 5 лет». Положение о предоставлении освобождения от воинской обязанности по религиозным убеждениям было вновь включено в закон об обязательной военной службе 1925 г. Освобождённые обязывались принимать участие в «общеполезных работах», в том числе в борьбе с эпидемиями, эпизоотиями, лесными пожарами, выполнять земляные работы. В военное время они должны были направляться в особые команды по обслуживанию тыла и фронта. Но в законе СССР от 1 сентября 1939 г. «О всеобщей воинской повинности» право на освобождение от военной службы по религиозным убеждениям уже не предусматривалось.

Когда в США в 1940 г. был принят Закон об ограниченной воинской службе и военной подготовке, который ввел призыв в вооруженные силы, он предусматривал освобождение лиц от «боевой подготовки и службы в сухопутных и военно-морских силах, если они по причине религиозных убеждений и по соображениям совести отказываются принимать участие в войне в какой-либо форме». Отказникам воинская служба заменялась общественными работами.

Во время Второй мировой войны в нацистской Германии отказников совести (в частности, Свидетелей Иеговы) либо расстреливали без суда, либо отправляли в концлагеря. Австрийский католик Франц Егерштеттер, казненный за отказ от службы в вермахте, был позднее причислен к лику святых.

После Второй мировой войны право отказников совести на альтернативную гражданскую службу было признано как в ФРГ, так и в ГДР. Во Франции это право было признано в 1963 году, в Бельгии — в 1964 г.

В России право на альтернативную гражданскую службу впервые было закреплено в Конституции. принятой в 1993 г. (смотри статью Альтернативная гражданская служба в России).

См. также

• Альтернативная гражданская служба
• Антивоенное движение
• Антимилитаризм
• Международный день отказника от военной службы по убеждениям совести
• Пацифизм
• Толстовство

Отрывок, характеризующий Отказник совести

Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.