Открытое письмо к мировой общественности

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Часть серии статей об

История · Хронология
Турция · Азербайджан
Россия · Грузия

Категории:

История Армении · Армяне

Открытое письмо к мировой общественности — письмо, подписанное 133 учёными и общественными деятелями с обращением к мировой общественности в связи с проводимыми в Азербайджанской ССР анти-армянскими погромами и блокадой. Письмо было опубликовано в газете New York Times на правах рекламы 27 июля 1990 года





История

Открытое письмо к мировой общественности было опубликовано в газете «New York Times» 27 июля 1990 года — спустя полгода после погрома армян в Баку. В письме выражался протест против погромов армян на территории Азербайджанской ССР и требования их немедленного предотвращения, ими же осуждалась блокада Армении со стороны Азербайджана. Обращение являлось совместной инициативой Комитета по соблюдению Хельсинкских договоренностей Франции и ученых Международного философского колледжа (Париж), под открытым письмом поставили подпись 133 известных правозащитника, ученых и общественных деятеля из Европы, Канады и США.[1]

Текст обращения

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

К МИРОВОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ В СВЯЗИ С АНТИАРМЯНСКИМИ ПОГРОМАМИ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ

Вновь наступила эра погромов — эра, которая, как мы полагали, завершилась. Армянское население Азербайджана в нынешнем году вновь стало жертвой преднамеренных зверств и недопустимых погромов.

Мы, ученые, писатели, преподаватели, политики, деятели искусства, хотим прежде всего выразить наше глубокое возмущение подобными варварскими акциями, которые, нам казалось, принадлежат прошлому человечества. Наше обращение следует рассматривать как осуждение творимых злодеяний. Мы ставим своей целью известить мировое общественное мнение о той продолжающейся опасности для будущего человечества, которую представляет подобная разновидность расизма. Нам причиняет боль то обстоятельство, что через полвека после уничтожения евреев в концентрационных лагерях нацистами и спустя сорок лет после принятия Всеобщей Декларации прав человека мы проявляем ту же беспомощность при грубом попирании прав человека.

Было бы непростительно сегодняшним молчанием способствовать увеличению числа жертв и их страданиям. Слишком серьёзным стало положение армян на Кавказе, и молчание становится недопустимым. Поэтому мы считаем своим моральным долгом встать на защиту подвергающегося опасности народа.

Более чем два года назад в Азербайджане начались активные притеснения армян. За резней армян в Сумгаите в феврале 1988 года последовали погромы в Кировабаде и Баку в ноябре 1988 года. Они продолжались в Баку и в других местах Азербайджана вплоть до января 1990 года. То обстоятельство, что погромы повторялись и совершались сходными методами, дают нам основание думать, что эти трагические события не являлись стихийными и непроизвольными. Более того, мы вынуждены полагать, что совершенные в отношении армянского меньшинства преступления стали последовательной практикой, если не официальной политикой в Советском Азербайджане.

По утверждению покойного Андрея Сахарова (New York Times, 26 ноября 1988 г.), эти погромы «представляют реальную угрозу уничтожения для армянского населения Азербайджана и Нагорно-Карабахской автономной области, 80 % населения которой составляют армяне».

Особое наше негодование вызывает то обстоятельство, что угроза направлена против армянского народа, который в 1915 году очень дорого заплатил за право быть самим собой в Османской империи. Там половина армянского населения стала жертвой Геноцида — наихудшего проявления расизма.

Но если погромы последнего времени пробудили в сознании незабываемые кошмары той резни, то нынешняя блокада Армении и Нагорного Карабаха, что продолжается с августа 1989 года, очертила перспективы иного способа геноцида.

Известно, что все грузы, следующие в Нагорный Карабах и 85 % — в Армению, проходят через Азербайджан. Поэтому не будет преувеличением сказать, что подобная блокада равносильна удушению Армении. В республике с колоссальными разрушениями после землетрясения 7 декабря 1988 года блокада дезорганизовала экономику и нанесла сильнейший удар по восстановительным работам (…)

Исходя из понимания нашего долга, мы требуем от советского руководства, а также от мировой общественности решительно осудить армянские погромы и особенно ту расистскую идеологию, которая используется в качестве оправдания со стороны организаторов преступлений.

Мы просим советское руководство и мировую общественность без промедления использовать все имеющиеся возможности для обеспечения защиты и безопасности армянского населения Кавказа и других мест в Советском Союзе. Необходимо окончательно снять блокаду НКАО со стороны Азербайджана. Надо осознать, что насильственная депортация армян из Нагорного Карабаха не может служить решением проблемы, а является преступным нарушением прав человека.

Мировое сообщество государств должно доказать свою приверженность защите прав человека. Равнодушие и молчание в данном случае может стать причиной нового геноцида

Поставившие подпись [2]

Напишите отзыв о статье "Открытое письмо к мировой общественности"

Примечания

  1. Panorama.am //[www.panorama.am/ru/world/2011/01/20/new-york-times/ New York Times. «Молчание может стать причиной нового геноцида…»]
  2. The New York Review of Books // [www.nybooks.com/articles/archives/1990/sep/27/an-open-letter-on-anti-armenian-pogroms-in-the-sov/ An Open Letter on Anti-Armenian Pogroms in the Soviet Union]

Ссылки

  • Скан копия статьи «New York Times» от 27 июля 1990 года [www.panorama.am/upload/file/ou%D5%B0t-NYT2.pdf]

См. также

Отрывок, характеризующий Открытое письмо к мировой общественности



Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.